Стая Белого Волка. Танцующая на лезвии ножа 11

Инга Риис
   Глава 11. Стая Белого Волка.

   Первое сентября. День, который начинается с торжественной линейки. В школу надо прибыть не к восьми часам утра, а на час позже. Но мне ехать, до своей, приходится на трамвае, так, что вставать, все равно, пришлось затемно. Бабушка с дедом, конечно же, суетились рядом, как бы помогая собираться, а на деле – нервничая и переживая. Подойдя к большому, в полный рост, старинному серебряному зеркалу, который дед заказал для бабушки, насобирав серебряных полтинников «с молотобойцем», еще до войны, порадовалась, что сумела настоять на своем видении школьного платья и отбиться от всех кримпленов и гипюров. К темно-синему платью из тонкой шерсти с длинной широкой юбкой очень подходил белый батистовый фартук с крылышками на плечах. Спускающиеся на плечи, локоны модной «мальвинки» дополняли образ прилежной барышни-гимназистки конца девятнадцатого века. Чего, собственно, и добивалась.
- Ну, прямо, «тургеневская барышня»! - всплеснула руками бабушка, поклонница любовной лирики тех лет.
   Дед принес букет осенних цветов, сорванных в нашем палисаднике. В довершение всего, они подарили мне новый портфель – розовый. Образ складывался, прямо-таки, карамельный, но старикам понравился. У самых ворот дед прижал меня к себе и прошептал на ухо:
- Пусть, не оставит тебя удача, Мальвина!
  Это - наше с ним, детское ласковое прозвище, из моей любимой тогда книги «Золотой ключик». Дед мне ее всегда читал, когда я болела или попросту хандрила. И мне всегда становилось лучше, потому, как по ней получалось, будто тебе надо, всего лишь, найти волшебную дверцу, а за ней сразу – счастье.

   На трамвайной остановке я оказалась одна, и трамвай подошел пустой, еду, к счастью, против потока. В обычные дни даже учебник почитать можно. Сидя у окна, с удивлением отметила, что, в свете последних событий, совершенно перестала волноваться по поводу школьных взаимоотношений. Просто - еще одна задача, которую надо успешно разрешить.

 В школу я пришла одной из первых. Остановилась напротив большого зеркала школьного гардероба, пытаясь привести внутреннее состояние в соответствие с внешним обликом. Но тут увидела сзади себя отражение, приближавшегося моего школьного поклонника, и заторопилась по гулкому коридору в сторону нашей классной комнаты. Этот бедняга еще в прошлом году решил, что нашел родственную страдающую, душу, а я, случайно, подогрела его интерес.

   После роли комсомолки-активистки, комсорга класса в предыдущей школе, которая и привела меня в больницу, здесь я решила побыть скромной серой мышкой. Любовь к литературе подвела. Познания у меня широкие – от поэтов-символистов до научной фантастики, много чего прочла. На уроках литературы я отрывалась. А в библиотеке у его родителей весьма дефицитные книги имелись. Сначала на этой почве образовались вполне дружеские отношения, но затем они переросли во что-то большее. С его стороны. Я, поначалу, не заметила, а затем разрывать отношения, со скандалом, не захотела. Мне оставалось надеяться, что за летнюю разлуку он немного поостыл.

   В классе почти никого не было, только пришла одна из живущих поблизости девчонок, у которой родители на завод к семи утра уезжали, а ей младших сестренок в школу собирать приходилось. Она немедленно ко мне и подскочила:
- У тебя тушь с собой есть? Моя пересохла, размочить не могу!

   Многие из нас красились уже по приходу в школу, чтобы не расстраивать консервативных родителей, которые считали, что поход в школу – это не гулянка. Увидев, что поклонник, войдя в класс, немедленно направился к моей парте, я с готовностью предложила Наташке пройти в туалет, чтобы там довести себя «до кондиции». Мой брусочек туши тоже не сразу пришел в рабочее состояние, но мне и надо было протянуть время. Наташка, усердно ширкая кисточкой по туши, передавала мне сплетни о летних романах и осенних перспективах. Слушая ее, вполуха, я пыталась подправить линию бровей, периодически покрикивая подруге, что если она надумает плюнуть, как обычно, в тушь или сломает мне кисточку, то никогда и ничего больше не получит. В итоге, тушь я у нее забрала и вытолкала подругу в коридор.

   К счастью для меня, класс уже заполнялся учениками, пришла даже моя соседка по парте, поклонник беседовал с ней, поглядывая на дверь. Спасли меня звонок и бодрый голос директрисы, призывавший нас выйти в школьный двор на торжественную линейку. Мероприятие это, для выпускного класса, скорее грустное, чем радостное, хотя, все девочки и разоделись в пух и прах, щеголяя новыми, специально сшитыми, форменными платьями модных фасонов, белыми фартуками и бантами. Всем нам хотелось зацепиться за признаки школьного детства, желая перемен, но, в то же время, и оттягивая вступление во взрослую жизнь. У меня ко всему этому было еще более сложное отношение. И школу я, как колыбель счастливого детства, уже не воспринимала, но и о взрослой жизни впечатление неоднозначное складывалось.

   Я выбрала себе самую маленькую первоклашку, которую почти не было видно из-за букета и бантов, и помогла донести ей портфель до класса, а то он по земле тащился, как у меня когда-то. Так я, наверное, выглядела девять лет назад. Я попыталась вспомнить, что чувствовала в тот далекий день – и не смогла. Наверное, у меня тоже было восторженно-радостное отношение, как и у этой малышки, да только, потом все это рассеялось, как дым.
 
   У меня, самой, первый же урок превратился в настоящее испытание. Надежды на то, что поклонник ко мне за лето охладел, не оправдались. Он не только пересел на первую парту, прямо передо мной, но и сидел там вполоборота, пока его не развернул наш историк. Всю перемену я провела, зажатая на парте между ним и соседкой, выслушивая мешанину из их воспоминаний о летних каникулах. Какое счастье, что я живу в другом районе, да еще, и в частном секторе, хотя бы, избавлена от того, что меня караулят у квартиры с предложением «погулять» вечером. Следующие два урока алгебры и геометрии, на некоторое время, избавили меня от назойливого внимания.

   Дальше, на литературе, которую у нас вела сама директриса, тоже не забалуешься. Она требовала абсолютного внимания, как к своей громогласной декламации лирических стихов Есенина, так и к вольному изложению пикантных обстоятельств из его жизни. Я, аж, заскучать  успела, из поэзии мне ближе ранний Блок и Бальмонт, а сальные подробности меня, и вовсе, не интересуют. Но теперь я предпочитала держать свое мнение при себе, пусть идет, как идет.

   А то одной из причин, для смены школы, была еще и история с нашим, тамошним, учителем литературы. Занятный был молодой человек. Он пришел к нам в школу сразу после окончания местного университета, а до этого отслужил в армии, в десантных войсках, благо, к тому времени уже был мастером спорта по самбо. В школьное преподавание литературы этот идеалист хотел привнести новую струю, пытаясь привить подросткам любовь к поэзии, особенно к той, что не проходили в обязательной программе. На свои факультативные занятия он приносил дореволюционные сборники «символистов» и других поэтов «серебряного века» и читал их в сопровождении классической музыки. А еще сборники научной фантастики, для затравки. Но кончилось все очень плохо. Сначала завистники, из старой гвардии, которым проще было задавать прочесть параграф в учебнике и заставлять пересказывать его, возможно ближе к тексту, попытались припаять ему распространение «чуждой идеологии», а заодно – совращение малолетних. И это при том, что все в школе прекрасно знали, как он любит свою жену и маленькую дочку. Вот, и неси в этот мир прекрасное.

   От комсомольской организации потребовали высказать публичное осуждение и порицание, а я высказала то, что думаю. За что и получила строгий выговор. А наш литератор заработал себе инфаркт, в свои неполные тридцать лет, после чего бросил преподавание литературы и ушел в другую школу - учителем физкультуры. Я тоже решила в выпускном классе завязать с собственным мнением и излагать все исключительно по учебнику. Дословно, чтобы никто и не придрался.

    Едва заслышав звонок, я, одним махом, сгребла в портфель учебники и ринулась к выходу. Весь класс собирался идти гулять на набережную, а я намеревалась улизнуть, под шумок. Уже выходя со школьного двора, я услышала-таки за собой быстрые шаги и, со всех ног, припустила на трамвайную остановку. Впрыгнув в подошедший трамвай, я осознала, что оторваться не удалось – поклонник заскочил-таки в отходящий вагон. Все время, пока трамвай ехал до моей остановки, я пыталась отбиться от его вопросов, почему я не пошла на набережную вместе с классом и предложений - погулять там именно с ним.   
  Подъезжая к своей остановке, я пришла в состояние, настолько близкое к бешенству, что всерьез подумывала натравить на него пса, если приставала надумает проводить меня до ворот. Парнишка же отступать не собирался, вероятно, мои отказы посчитал девичьим кокетством, или ему посоветовал кто-то взять крепость осадой, если не вышло с наскоку.

   Выскочив из вагона, я ринулась через дорогу и тут узрела нежданную помощь небес. Меня поджидали. На другой стороне улицы, облокотившись о невесть зачем поставленный на углу невысокий чугунный столбик с выбитым на нем каким-то номером, стоял Барон, собственной персоной. Он весьма впечатляюще выглядел в своем светло-сером костюме и голубом шарфике в вырезе рубашки вместо галстука. Дорогой кожаный «дипломат» небрежно брошен у ног. Не знаю, что Вольф прочел у меня на лице, но, сделав шаг навстречу, подхватил сначала портфель, а затем и меня, на руки. 
- Я тебе очень благодарна за избавление от назойливого поклонника, но что ты тут делаешь? – быстро прошептала я ему на ухо.
- Тебя жду! - отвечает он во весь голос, с улыбкой глядя мне за спину.

   Встав на ноги и обернувшись, я успела увидеть пунцовую физиономию моего обожателя, прежде чем он, со словами «увидимся в школе», кинулся к подъехавшему трамваю. Ростом эти ребята различались больше, чем на голову, а выражение лица Барона не оставляло сомнений в том, как он отнесется к попытке моего поклонника предъявить свои претензии.
- Ну вот, совсем не интересно, ни поговорить, ни по физиономии съездить не удалось! - веселится Барон, глядя вслед уходящему трамваю и картинно пожимая широкими плечами.
- Надеюсь, этого хватит, чтобы он обиделся и отстал от меня, хотя бы, на некоторое время! И все-таки, зачем ты здесь? - я продолжаю настаивать на своем.

- Мне Волк велел сопроводить тебя на встречу, сам он сразу на место приедет. Времени не так много, но домой заскочить успеешь, - он подхватывает свой «дипломат» и мой портфель, а затем быстрым шагом направляется в сторону моего дома.
- А форма одежды - какая? - я пытаюсь решить для себя этот вопрос, разглядывая его шикарный импортный костюм.
- Я думаю - свободная, но из этого образа тебе лучше переодеться, а то, и я тебя не сразу узнал, - говорит он, покосившись на меня. – Я так понял, тебя официальное представление ожидает, ведущие других групп соберутся. А ты такой «тургеневской  барышней» выглядишь, что ненужных вопросов не оберешься, - ухмыляется он, окидывая меня взглядом.

   Вот значит как! Волк сделал свой выбор, не поставив нас в известность. А, может, не хотел испортить 1 сентября и расстраивать остальных. Хотя, в свете последних событий, этот выбор напрашивался сам по себе. Оставив Вольфа на углу улицы, я бегом влетела в дом.
- Я тороплюсь! На набережную с ребятами собираемся! - озвучиваю версию, к которой 1 сентября никто не придерется.
 
  Кинуть в угол портфель и повесить «тургеневскую барышню» в шкаф - много времени не заняло. Сложнее оказалось влезть в джинсы, не то поправилась за прошедший месяц, не то мышцы подкачала, а может, просто, постирала зря вчера. В правильные джинсы «в облип», под ребра, и так-то влезть не просто; сначала натягиваешь на верхнюю часть ног как колготки, в натяг, затем надо выдохнуть и изо всех сил втянуть живот, застегнуть пуговицу и лишь потом удается поднять молнию. Не должно остаться ни одной морщинки. Некоторым девчонкам такое удается только лежа и с помощью подруги, которая давит коленом на живот. Зато, и фигуру толстая и плотная джинсовая ткань выправляет не хуже корсета. Рубашка тоже должна быть ушита «до нельзя».

- Куда ж ты так! А платье где? - всплеснула руками расстроенная бабушка.
- Пусть, лучше так, чем никак! - выносит решение дед, но смотрит столь же неодобрительно.
   В эпоху наших родителей такая замена была бы, просто, немыслимой. Но он признает влияние времени, не одобряет, но и не навязывает своих решений. Мудрость – она в понимании. До ворот, все же, меня проводил, но увидев Вольфа, в костюме, на углу – успокоился, вместе нас уже не раз видел, и бабушку его у нас в районе очень уважают. По мнению деда, это - подходящая компания. Вот, что делает внешний антураж.

  Меня, меж тем, немного потряхивает, назначение, конечно, целиком и полностью в компетенции Волка, но мнение других мне, тем не менее, не безразлично. Всю дорогу, до указанного адреса, мы с Бароном перебрасывались малозначимыми замечаниями о начале учебного года, мысли у нас, обоих, витали далеко. И только остановившись у входа в подъезд дома, я задала вполне очевидный вопрос, который как-то упускала из виду:
- А тебя-то он, почему со мной послал?
- Ну, раз, тебя ведущей выдвинули, видимо, я теперь - твой адъютант. Стандартная процедура, всегда сразу парой назначают, если у дамы нет принципиальных возражений. Или ты - против? - поясняет он, удивленно приподняв бровь.

   Я, просто, пожала плечами. Назначение, конечно, не обсуждают, и легенда, в общем, неплоха – танцуем мы в паре, но тут есть о чем подумать, в группе-то и более опытные парни есть. Но, раз, Волк так решил – ему виднее, он наш направляющий, в конце концов. Сделав глубокий вдох, ныряю в неизвестность.

   На звонок дверь открыл сам Волк. По тому, как он ухмыльнулся, окинув нас взглядом, внешний вид его вполне устроил. Пройдя за ним в открытые двери большой комнаты, я поняла, что вся компания уже в сборе, ждали только нас.
- Прошу любить и жаловать, ведущая новой группы – Рысь, ее адъютант – Барон, - Волк жестом предложил нам занять места в стоящих рядом с входом креслах.
  Сам он пристроился на подлокотнике моего кресла и, непринужденно облокотившись на спинку, сказал:
- Ну, результаты их работы мы уже обсудили, группа еще немного сыровата, но потенциал неплохой. Я, как направляющий, буду продолжать осуществлять общее руководство и нести ответственность, на ближайшее время. У кого есть вопросы – задавайте, представитесь, заодно.

   Я медленно обвела взглядом лица присутствующих. В глаза бросилось то, что сидят они, все, разбившись на пары, парень с девушкой, в основном, и только в дальнем конце углового дивана - ободряюще улыбающийся мне Артур и абсолютно серьезный Док. Рядом с ними высокая, коротко стриженая, платиновая блондинка, постарше Волка, пожалуй.
  Ее можно было бы назвать красивой, но все портило неприятное выражение лица. Как будто она съела что-то кислое и теперь еще должна выслушивать что-то донельзя скучное. Хорошо сидящий, импортный джинсовый костюм выгодно подчеркивал ее спортивное телосложение, джинсовка, скроенная на манер рубашки, обтягивала широкие плечи и подчеркивала узкую талию, а трикотажная блузка глубоко открывала грудь. Темноволосый массивный парень в тенниске, сидящий рядом с ней, оценивающе разглядывал нас с Бароном, поигрывая бицепсами. Не очень приятная пара.

  Поймав мой взгляд, блондинка недобро прищурилась и задала первый вопрос:
- У вас уже есть имя для группы или как?
  Вопрос немного озадачил, референдума мы не проводили, но я сказала то, что неоднократно мелькало в разговорах: «Стая». С ехидной улыбкой блондинка перевела взгляд на Волка:
- Ну, какой же волк без стаи!
- Белый! - донеслось у меня из-за плеча. – А эта милая дама – Инесс, центральная группа.
  Судя по обмену любезностями, отношения между ними - не ахти какие, стоит запомнить.
 
- А почему ты – Рысь? - вопрос задала худая невысокая девчонка с торчащей вихрами, короткой, русой шевелюрой, по виду, немногим меня старше.   
- Увидишь, как она по заборам прыгает – поймешь! - опять ответил Волк.
- Ха! Ну, тогда - точно сработаемся! Меня Лаской за прыжки по крышам прозвали. А это – Хан, мой адъютант, - она толкнула локтем в бок, сидящего рядом с ней, узкоглазого черноволосого великана.
  Рядом с ним Балу бы медвежонком показался.
- А наша команда, конечно, Орда. Добро пожаловать в семью! - ее открытая улыбка помогла мне немного расслабиться.
- У меня, собственно, тоже особых вопросов нет, я их команду уже в деле проверила, -  вступает в разговор еще одна ведущая, Рэт, с ее группой мы, действительно, достаточно поработали.

   Так, значит, двое – за, одна – против. Я перевела глаза на последнюю пару, что до сих пор, молча, сидели в другом углу. Те, двое, были похожи, почти как брат и сестра: худые, смуглые, с вьющимися черными волосами. И непременные импортные джинсы дополнены такими же жилетами и слишком яркими шелковыми рубашками. Или они – цыгане, или я ничего не понимаю в людях. А если это так, то я точно знаю, из какого они района. Хотя, я не предполагала, что, и там, у Структуры свои люди есть. Цыгане всегда особняком держатся.
 
  Поняв, что все смотрят на них, чернявая девица процедила сквозь зубы:
- В своем районе мы, и сами, справляемся, и, вряд ли, подкреплений просить будем. Чужих у нас не любят больше, чем где-либо, поэтому, вам лучше ставить нас в известность заранее, если в гости надумаете.
  Вот, это меня уже, вовсе, разозлило:
- А я-то всегда думала, что город у нас для всех, кто в нем живет, вне зависимости от района – общий! И на ваших задворках нам искать особо нечего, но если вдруг чего, то и без разрешения обойдемся!
- Спокойней, дамы! - подал голос из угла Артур.
- Тем более, что новая ведущая права, - а это уже Док вступил в дискуссию. –  Вам, Лючия, вместе с вашими баронами, не стоит забывать, что бизнес ваш исключительно при попустительстве официальной власти процветает, и привлекать к себе внимание правоохранительных органов и одновременно ссориться с нашей Структурой, по меньшей мере, глупо.
  Лючия заерзала, сообразив, что перегнула палку. Оглянувшись на своего партнера, с недовольным видом сидящего рядом, она попыталась сохранить хорошую мину при плохой игре:
- Так я же в интересах общей безопасности только и предложила, а вы сразу милицией грозите!

   Артур же, решив уладить дело миром, извлек из бара бутылку французского коньяка и предложил выпить за взаимопонимание. Выпили, конечно, и даже встали, чтобы чокнуться. Но вот, взаимопонимания как-то не возникло. Лю с адъютантом вскоре ушли и даже руки на прощание не пожали.

   Инесс утащила Артура, вместе с Доком, в соседнюю комнату, где они что-то вполголоса обсуждали. Волк тоже перешел туда, а Ласка и Рэт, подсев поближе, принялись выяснять ситуацию в моем районе.
- Да уж, у тебя ситуация похуже, чем у нас с «фурагами», но если что – зови, поможем, - Ласка демонстрирует непоколебимый оптимизм.

   Мне бы, сначала, самой проблему до конца осознать, и рамки своих полномочий – заодно. Барон, тем временем, лихо подливал дамам коньяк и отвешивал комплименты, направо и налево, словно это была обычная вечеринка. Дамы цвели и пахли. Он был на своем месте и прекрасно разряжал атмосферу. Вот, тут я и оценила выбор Волка. У других ведущих адъютанты были, скорей, охраной, и восседали в креслах, на манер массивных египетских статуй, а Вольф быстро оценил обстановку и, как мог, исправлял ситуацию.

   Я поглядывала на двери соседней комнаты и потихоньку потягивала коньяк. Довольно скоро оттуда появилась Инесс и, кивнув адъютанту, потопала на выход, прихватив и Дока, заодно. Артур и Алекс присоединились к нам. Появилась новая бутылка коньяка, и заиграл магнитофон. Артур подхватил подвижную, как угорь, Ласку, а Вольф самоотверженно пригласил Рэт. Не знаю, в честь чего она получила свое прозвище, но музыкальным слухом и ловкостью в танцах она не отличалась. Я опять должна быть ему благодарна, хоть в танце, с Волком поговорить удалось:
- Я не оправдала твоих надежд и снова все испортила?
  Он тихо рассмеялся и прошептал на ухо:
- А кто бы тебе дал испортить-то? Ты очень предсказуема в своих реакциях, и взорвалась, как раз там, где и полагалось по сценарию. Твою конфронтацию с Лю можно было воспринять или как глупость, или как уверенность в своих силах. А так как тут все люди осторожные, то решат поостеречься и на рожон не лезть. Да, и старших товарищей злить не захотят. А цыгане становятся проблемой, так что ты попала в струю.
- А чего Инесс, так сразу, взъелась? - это был второй, взволновавший меня момент.

  Алекс заметно помрачнел:
- Не бери в голову, она во всех привыкла видеть конкурентов, но ваши сферы влияния почти не пересекаются. Пофырчит и успокоится, работать-то все равно вместе придется, обстановка в городе, едва ли не каждый день, все хуже становится. Да, и по уставу Структуры, конфликты между группами запрещены. Вопросы уже кончились или как?
- Почти, на сегодня - последний остался. Волк, почему ты – Белый? - я вспомнила их пикировку с Инесс. 
- Только Белый Волк, не такой, как все, может уйти из стаи и жить один. Меня так прозвали, когда я из группы Инесс ушел и молодыми кадрами занялся. Это сейчас они – центр, а тогда «волками» звались, - объясняет Алекс, продолжая кружить меня в вальсе. – По-поводу кандидатуры адъютанта, вопросов не возникает? Он теперь - твоя тень и твое второе я, подчиняется исключительно твоим приказам, в отличие от группы, где указания к серьезным действиям, на первых порах, со мной согласовываешь. Хотя, в тактических вопросах они полностью тебе подчиняться будут. Ответственность не пугает?
- Да, если бы она могла меня, в принципе, испугать, ты не меня бы на это место назначил, - отвечаю я, с улыбкой пролетая мимо, перетаптывающихся на одном месте, Рэт и Барона. – А вот, для большей эффективности в управлении, информации надо бы побольше. И о функционировании Структуры, в целом, и о конкретных людях, в частности.
  Волк только усмехнулся моему напору:
- Всему свое место и время!

   Промеж текущих дел, время для объяснений Алекс, все же, находил, и ситуация, мало-помалу, прояснялась. Хотя, на некоторые вопросы, иногда и отвечал, мол, меньше знаешь – крепче спишь. Приходилось самой собирать информацию по крупицам, из разных источников, не привлекая особого внимания. Но, в целом, система становилась понятной.

   Цыгане, действительно, становились проблемой, и не только в нашем городе, но и в стране в целом. Меня удивляло, что партия и государство, которые уделяли большое внимание национальным вопросам в Среднеазиатских республиках, например, в плане приближения их образа жизни к среднеевропейским стандартам, совсем не влияли на образ жизни цыганского народа. Цыгане продолжали селиться изолированными сообществами, либо кочевали по стране, всеми силами избегали служить в армии, а также предпочитали не работать, а промышлять разного рода незаконными вещами. Даже школьное образование у своих детей они, по- всякому, ограничивали, несмотря на строгий государственный контроль и установку на обязательное среднее образование.

   У меня свой личный пример имелся. В одном классе со мной девочка-цыганка училась, по восьмой класс, включительно. Учиться ей нравилось, и по физике с математикой оценки очень хорошие она получала. На олимпиады тоже вместе ездили. Мы все считали, что ей прямая дорога – в вуз. Но в конце восьмого класса она заплаканная в школу пришла, говорила, что ей запретили дальше учиться. К ее родителям даже учительница математики ходила, просила талант в землю не зарывать, на что ей ответили, что они, сами, знают, где для женщины самое верное место. Девочку даже на выпускные экзамены не пустили.

  В школе ей, все же, аттестат за восемь классов выдали, по текущим результатам, но в школу девочка больше не явилась. А осенью, когда я ее встретила, она уже на большом сроке беременности была. Это у них, в таборе, такие порядки заведены, по ее словам. Куда девчонке с дитем податься-то? А новорожденных детей, документально, по тем парням распределяли, кому вскоре в армию идти. С двумя детьми в армию тогда не брали, вся молодежь в таборе и оставалась, и все при деле. Девчонок на улицу отправляли:  кого – гадать, кого – торговать, а кого и просто попрошайничать. Беременность тут только на руку, жалеют больше. Парни же их охраняют. И из этого замкнутого круга вырваться могут очень немногие, большинство так и пашут, всю жизнь, на кошелек барона. Я до сих пор не могу забыть боль и отчаяние в глазах той девочки.

   А более-менее представляя взаимоотношения внутри табора, я вполне могла оценить иронию, если не издевку, в том, что цыган в совете групп представляет женщина, пусть даже и дочь барона. Всегда оставалась возможность отхода, при условии, что слово женщины там ничего не значит. В напарниках у нее был, действительно, брат. Неясно, правда, по отцу или по матери. Волк такие сведения посчитал интересными и весьма ценными.

   Кое-что мне удалось разузнать и про группу Инесс. Волками их звали в честь предыдущего предводителя, у которого Инесс была не только подругой, но и первым заместителем. Она же его и на тот свет отправила, а затем сумела занять его место. Волчицей ее не зря прозвали. И парней в ее группе сначала было гораздо больше. Ну, что ж, выживают сильнейшие.

   Волк, тем временем, всю нашу команду  продолжал держать под неусыпным надзором, не позволяя халявничать ни в новой работе, ни в учебе. Алекс безапелляционно потребовал, чтобы все члены группы поступили в вузы, сразу же после школы, резонно заявляя, что, и так, затрачивает слишком много времени на подготовку группы, чтобы отдавать потом ребят в армию. А девчонки, что – хуже? Или у нас мозги куриные, как говорят цыгане?

   Поэтому школьные занятия у меня были на первом месте, а результаты - на должной высоте, что деда очень радовало. Хотя, если внимательно слушать на уроках и не терять времени на переменах и в транспорте, то дома, особо-то, и делать нечего. У Вольфа имелся собственный мотоцикл, и он заезжал за мной домой после обеда, отвозя в спортзал или на базу. Даже для танцев удавалось выкраивать время.

   Мне доставляло неизменное удовольствие танцевать как с ним, так и с Артуром. И даже на публике. А вот, с дамской половиной нашего танцевального клуба отношения у меня так и не сложились, хотя, Вольф с Артуром и не были единственными кавалерами. Несколько упрощало ситуацию то, что для переодевания я использовала не общую девчоночью раздевалку, а кабинет Артура и Софии, а то не избежать бы мне испорченных туфель и порванных юбок. И много там почерпнула из услышанных телефонных разговоров.

  Пытаясь же, хоть как-нибудь, отомстить мне за то, явное, предпочтение, которое оказывали мне руководители клуба, девицы вовсю вешались на Барона. А он и не отказывался.  Ни от кого, и ни от чего. Девицы, правда, потом недоумевали, почему это никак не влияет на наши с Вольфом отношения. Ну, не разъяснять же им, что к чему. А мне так тоже было проще. После памятного обоим вечера у Волка в наших  отношениях пролегла некая черта, переступать которую никто из нас не хотел.

   Застав однажды в темном закоулке старого здания, где базировался танцевальный клуб, Вольфа с какой-то по счету девицей, юбки которой были в явном беспорядке, я поинтересовалась, как он со всеми, ними, будет потом разбираться. На что Барон со смехом поинтересовался:
- А ты помнишь, теорию «стакана воды», популярную среди революционной молодежи нашей страны в двадцатые годы? О том, что секс – это такая же естественная потребность организма, как еда или питье. И удовлетворяться она должна так же естественно. Так для меня это - как стакан холодной газировки в жаркий день!
  На что я ответила, как по мне-то, лучше потерпеть, но не пить из грязной лужи. На том мы эту тему и закрыли.


   За прошедший, со дня назначения, месяц во всех сферах положение, более- менее, устаканилось. И даже мой школьный поклонник подзабыл свою обиду и вновь начал осаждать меня своими ухаживаниями. Поэтому в эту субботу я снова стремглав выскакивала из школы, под холодным моросящим дождем, на ходу натягивая болоньевый плащик с капюшоном. И опять, как и в прошлый раз, оторваться мне не удавалось. А, быть может, идея насчет собаки была вовсе не так плоха?

   И вновь, провидение пришло мне на помощь. Почти напротив школьных ворот я увидела Че на мотоцикле. Это означало что-то очень срочное, ведь, у меня имелись свои средства доставки в виде мотоцикла Вольфа. И я, не раздумывая, помахала рукой и  поспешила к нему. Одноклассник же застрял, в нерешительности, в школьных воротах. По виду Че было понятно, что это - фигура из другой весовой категории, чем даже Барон. Американские джинсы и кожаные мотоциклетные куртки для посещения школы абсолютно противопоказаны. Да, и против длинных, до плеч, волос педагоги тоже ведут непримиримую борьбу. Это студентам такие вольности позволены. Пока занятия на военной кафедре не начались, конечно.

- Где пожар, Че? - спросила я, подбегая.
- У Ласки аврал, группа уже там. Я тебя посреди уроков срывать не стал, и так успеем, если напрямик, - ответил Че, нетерпеливо постукивая окованным ботинком по бордюру.
- А что я там в таком виде делать буду? - возмутилась я.
  Че добродушно усмехнулся, окинув меня взглядом:
- Ты права, та еще маскировка! Не переживай, у Лас чего-нибудь одолжишь!
  Я только пожала плечами и, подвернув повыше юбку, уселась на заднее сидение мотоцикла. Оглянувшись назад с рванувшего вперед мотоцикла, я успела увидеть круглые глаза моего поклонника и соседки по парте. Придется как-то оправдываться, чтобы не разрушать школьную легенду.

   Группа Ласки базировалась в районе сталинской застройки, населенной, в основном, рабочими оборонных заводов. В послевоенные годы обожали строить массивные здания сложных форм, украшенные всякими архитектурными излишествами. Даже я знала, что в этих местах процветало молодежное течение, практиковавшее лазание и прыжки по этим шедеврам архитектуры, Ласка пользовалась среди них большой известностью. Она, как паук, могла залезть на любую стену и не боялась перелетать с одного крыла дома на другое с помощью веревок и других нехитрых приспособлений. Не все, однако, были так удачливы, как она, несчастные случаи не были редкостью, поэтому милиция не очень привечала любителей подобных развлечений, стабильно отлавливая их и занося «приводы» в личное дело.

   Структура дала ей определенную защиту, наложив соответствующие обязанности. Сколотить команду единомышленников в своем районе не составило для Ласки большого труда, особенно, при выделенном помещении. Квартиры "сталинок", в том районе, представляли собой скопище переполненных коммуналок, и мои ровесники отчаянно нуждались в независимом пристанище.

   К одному из таких домов Че и подкатил. Швырнув в окно на первом этаже гайку, он сопроводил меня в квартиру. Я была очень благодарна Ласке, за то, что она, едва открыв дверь и увидев меня в платье, немедленно потащила переодеваться.
- Я уже подзабыла, каково это – таскать на себе школьную форму! На, эти - уже вытертые и размер, по-моему, твой, - сказала она, протягивая мне свои джинсы.

   Сама Ласка, несмотря на субтильную внешность, второй год училась в техникуме, расположенном в ее же заводском районе. Там правила помягче, чем в школе, где брюки, даже в самую лютую зиму, можно было надеть только под платье. И вместо того, чтобы выглядеть «прилично», расхаживающие по стылому зданию школы девочки, у которых из-под платья и фартука выглядывали теплые брюки или спортивные штаны, заправленные в валенки, выглядели, по меньшей мере, глупо.

   Совершенно новые, на вид, джинсы, действительно, оказались линяло-голубого цвета, что говорило о том, что Ласка не один раз окунула их в ванну с кипятком. Ну, кто же носит темно-синие! И зачем их такие продают? Чтобы джинсы были готовы к носке и приобрели благородно-вытертый вид, их приходилось сначала стирать, а затем еще и тереть щеткой колени, задние карманы и швы. Некоторые любители, чтобы добиться максимальной иллюзии поношенности, даже размахривали низ штанин. Я предпочитала идти по другому пути и обшивала низ металлической «молнией», что гораздо больше гармонировало с ошейником на поясе. Рубашка, предложенная Лас, также пришлась почти впору. А вот, в ботинки надо было ваты натолкать. За это время я и разузнать успела – что к чему.

   В центре событий, конечно же, опять оказались цыгане. Особенностью советской системы торговли было то, что все магазины были забиты удивительно простой и однообразной, хотя, прочной и дешевой, одеждой и обувью. Возможно, это было правильным решением в послевоенные годы, мой отец на первый курс института ходил в старом лыжном костюме, а многие преподаватели донашивали фронтовые шинели. Но в настоящее время молодежь уже хотела одеваться во что-то более современное, например, как в фильмах из-за границы. И добро бы, если бы эти яркие шмотки оставались лишь на экранах в кинотеатрах, в некоторых странах люди набедренные повязки или паранджу носят, но мы-то знали, что в московских магазинах такое «выбрасывают». Да, и в местных «Березках» - тоже, где отоваривались те счастливчики, которым удалось поработать за границей и получить на руки некоторое количество валюты или «чеков». Но эта радость – не для всех.

   Для простых же людей остается одна возможность одеться в соответствии с модой – «толкучка» и «фарцовщики». К этим ловким ребятам каким-то образом попадала часть дефицитных товаров, и они ее реализовывали страждущему населению, по весьма высоким ценам. Джинсы стоили как две хорошие зарплаты, а импортные трусики – половину стипендии.

   Один из таких стихийных рынков и собирался, вечером или по выходным, у Ласки в районе. Присматривать там за порядком также входило в ее задачу, потому как «фураги» не любили «фарцовщиков» даже больше, чем студентов. В своем отрицании западной культуры эти ребята доходили, просто, до абсурда. Могли, например, надеть «олимпийку» под дорогой брючный костюм или дополнить его сапогами. Наивысшим шиком считалось носить большую фуражку, вручную связанную из «королевского» мохера. Получался этакий пушистый «муходром», как обзывали его идеологические противники.

   Если же в своей вотчине фураги обнаруживали молодого человека, одетого в импортные джинсы и модную куртку «бомбер», то он рисковал тем, что джинсы с него снимут и вернут разорванными на две половины, а куртки порежут рисунком «в клеточку», похожим на их знаменитые фуфайки. Одетую неподобающим образом, на их взгляд, девчонку вполне могли обляпать масляной краской, хотя, на мой взгляд, их девушки, одетые в ушитые «донельзя» спортивные трико, выглядели более вызывающе, чем я в джинсах «в облип». Что уж говорить об отношении к тем, кто распространяет этот «буржуазный прикид»! За спекулянтами фураги охотились еще более рьяно, чем милиция, нападая на места их сбора большими стаями. Правда, после нескольких рейдов команды Ласки, поддерживаемой милицией, фураги, временно, притихли и расползлись по подворотням.

   Цыгане, в том районе, тоже временами появлялись в местах «толкучек», но приторговывали, в основном, мелочевкой. Помада, солнечные очки, дешевые импортные электронные часы, заколки для волос, и все в таком же духе. Но в последнее время у них на руках не только появился крупный товар, но они даже начали силой вытеснять с насиженных мест здешних «фарцовщиков». Завязывались драки, привлекалось внимание милиции. А это – непорядок. И нам было велено с этим разобраться.
    
   Когда я, преобразовав свой внешний вид из школьного - в рабочий, выбралась в общую комнату, то увидела там, кроме команды Ласки, не только свою группу и Волка, но и Артура, заодно. У него-то, здесь, какой интерес? Впрочем, выяснить мне это не дали, так как велено было выдвигаться в обозначенный район. Там работала та же схема, что и при разгоне «фураг»: скрытно дождаться появления чужаков, а потом объяснить, что здесь им не рады. Некоторых следовало отловить, чтобы выяснить, какой клан, так нагло, нарушает территориальное соглашение. Народу нашего собралось довольно много, так что шансов у цыган не было никаких. Меня несколько смутило, что во время разборки сбежалось довольно много желающих просто поглазеть, а у меня в этом районе было полно знакомых. Лишние разговоры мне были абсолютно ни к чему.

   Ласка заметила, что я постоянно оглядываюсь и чем-то расстроена, и принялась расспрашивать. Выяснив, что к чему, она посоветовала не переживать, а попросить Арти добавить к моему рабочему костюму парик и большие очки. Когда же я попыталась вернуть ей джинсы, Ласка объяснила, что у нее этого добра - навалом, и она не понимает, почему я сама не тряхну, на этот счет, Артура. Намекая на то, что я, до сих пор, ходила в собственноручно ушитых, дешевых, индийских джинсах, а не в крутом импорте, как вся ее группа.
 - И к тому же, эти «501» - смерть ногтям! А вообще, пускай Арти раскошеливается как следует, в его же интересах работаем! - посоветовала она.
  Еще один кусок мозаики встал на свое место.

   Наверное, это всегда присутствовавшая  во мне двойственность – сорванец-мальчишка и кисейная барышня, позволила мне так гармонично вписаться в новый стиль жизни. Мне, вполне успешно, удавалось совмещать свои обязанности в группе с ролью отличницы в выпускном классе. За то, что я оказалась единственной надеждой моей новой школы, получить золотую медаль, мне здесь многое прощали. Например, не очень регулярное посещение занятий. Лишь бы, справка была, и результаты не снижались. А за призовые места на городских и областных олимпиадах закрывали глаза даже на то, что меня довольно часто увозили от школы на мотоцикле. Одноклассниц ужасно заинтересовало то, что приезжали за мной разные парни, но так как я наотрез отказалась отвечать на их вопросы, то они и отстали, постепенно. Классной руководительнице я сказала, что это – ребята из моего спортивного клуба. Пришлось выкраивать время, чтобы бегать за школу на районных соревнованиях. Зато нормы ГТО сдавать не надо. А вот, к поступлению в вуз дополнительно готовиться пришлось, на курсы походить.

   Волку мое отношение к учебе нравилось, он меня остальным в пример ставил, но они, по правде сказать, тоже старались. В меру своих сил, конечно. Пони к «меду» Князь готовил. А остальных, как могли, мы с Алексом подтягивали. Он-то уже на последнем курсе «политеха» учился, и требования, предъявляемые на экзаменах в технический вуз, хорошо представлял. Постепенно ребята втянулись и все успевали. И не только по учебе друг другу помогали. Если надо воды, для стирки, из колонки натаскать или снег от ворот откинуть – никто из парней не отказывался, а если кто-то из девчат в магазин бежал, то хлеб и молоко на всех брали. В районе, и в самом деле, поспокойней стало. Хотя, разобраться в том, по какому принципу уничтожались или оставлялись притоны, мне не совсем удалось.

   Близкие контакты с Артуром и Софи, кроме постоянного притока шмоток и косметики, имели и еще одну интересную сторону. Софи научила-таки меня, как быстро преобразовывать себя из деточки в дамочку, а Арти осознал, что я в длинном театральном платье и туфлях на «шпильках» чувствую себя так же естественно, как и в джинсах. И светскую беседу вести - тоже умею. И начал таскать меня с собой на разные, закрытые, мероприятия. В капиталистическом обществе это называлось бы правящей верхушкой, а у нас – партийно-хозяйственным активом.

   Алекс, обычно, составлял мне компанию. По-моему, он там развлекался, глядя, как я ставлю своими знаниями и «политесом» в неловкое положение очередного партийного босса, купившегося на мой юный облик. А попутно решал деловые вопросы.     Удивительно, как много точек соприкосновения оказалось у нашей Структуры с верхами. У одних в руках была власть, у других – материальные ресурсы, а у третьих – возможность незаметно соединить все это, к всеобщей выгоде. У Артура, например. Он мог достать любую вещь, включая импортный автомобиль, и придать этому легальный вид. А то негоже «слугам народа» слишком откровенно обогащаться, используя служебное положение.

   Самого Арти интересовали, в основном, бриллианты в старинном обрамлении. Ими он обвешивал Софи, как новогоднюю елку. Она же более всего мечтала о ребенке, но не могла добиться согласия Артура. Я тогда не очень понимала – почему. Лично меня распределение материальных благ не очень интересовало, разве что билетов в театр, на громкую премьеру. На всех этих сборищах, практически непременно, присутствовал и Док. Его роль мне была не очень понятна. Что во всем этом круговороте, на самом деле, интересовало Алекса, для меня  тоже оставалось загадкой. Складывалось ощущение, что жизнь течет мимо него, не затрагивая всерьез его душу.

   Совершенно незаметно подкрались май и июнь с выпускными экзаменами. Сдавала я их легко, но вот, медаль обломилась. На городском уровне. Постановили, что в сочинении «Комсомол – помощник партии на стройках коммунизма» слишком много стихов Евтушенко и недостаточно цитат из идейных источников, хотя, положенные шесть цитат, из материалов партийных съездов, я вставила, и даже к месту. А нечего было, в старой школе, ссориться с классной дамой и, по совместительству, заслуженным учителем и членом горкома партии. Всё в мире нашем взаимосвязано. Правда, новая директриса расстроилась по этому поводу гораздо больше моего. На поступление в вуз это событие не очень влияло. Получаешь свои 4,5 балла в аттестате и сдаешь два вступительных экзамена из четырех. Если получаешь не меньше 9 баллов, то идешь вне конкурса.

   Этот рубеж взяли все в нашей группе. В итоге, даже Пони в «мед» поступила, без всякого «блата». А Светка, вместе с Балу и братьями Гримм, прошли в «политех», где уже учились Дин и Че. Барон, же, решил изучать романо-германскую литературу в университете, ему это ближе показалось. Соболь и Барсук строительный посещали, не первый год. Честно говоря, держались они там, в основном, из-за своих спортивных достижений. Мой выбор серьезного технического вуза вызвал некоторое недоумение, но все решили, что каждый прыгает на ту высоту, на которую хочет. Важно ведь, не только взять рекордный вес, но и суметь его нести. Но из-за этого мой авторитет в стае еще подрос.