Манюнь

Елена Барткевич
     Сначала – небольшая предыстория. Однажды осенью, в сентябре, мой муж пошёл гулять с собаками. Ушёл с двумя, а вернулся с тремя.  Вместе с двумя таксами, между ними, стояло и тряслось что-то совсем маленькое, лысое и голое.
     – Господи, что ты притащил?
     – Я его из-под машины достал. Ну, как я мог голую собаку оставить на улице осенью?!
     Действительно, как она там оказалась? Не иначе убежала, сейчас много любителей водить по улице декоративных собак без поводков...
    Собачка  оказалась девочкой невиданной нами до сих пор породы. Перерыв весь Интернет, мы выяснили, что это за порода – китайская хохлатая. Оказывается, они бывают очень разными – от полностью лохматых «пуховок», а также «поников», у которых шерсть растёт только на голове, холке, хвосте и лапах – до полностью голых. Вот такая нам и досталась. Совсем лысая, совсем голая, только на кончиках ушей и лапок по три шерстинки. И даже не шерстинки, а волосы – у этих собак совсем нет подшёрстка. Муж, недолго думая и без почтения к иностранной породе, назвал её просто Маней.
     Маня быстро освоилась, спала с нами под одеялом, свернувшись калачиком. И ощущение от прикосновения к голому тельцу было непередаваемым... Словом, мы были очарованы нашей новой жилицей, вот только пробыла она у нас недолго.
     Однажды я вышла с ней гулять,  и вдруг возле нас остановилась машина. Из неё выскочила девушка с криком:
     – Козуля! – и кинулась к нам, схватила собачку в объятия.
     И сказала, что та у них убежала, они всё обыскали, все дворы обшарили – а живут они, оказывается, неподалёку, буквально в двух домах от нашего. Мы подошли к машине, там сидела маленькая девочка, которая тоже с восторгом закричала:
     – Козуля!!!
     Мне было понятно, что они не обманывают, это действительно их собачка, и я вернула нашу Маню, оказавшуюся Козулей, её законным владельцам...
     Вернула... и мы с мужем тут же затосковали по ней. Потому что эта невиданная нами прежде порода буквально за две недели, что собачка прожила в нашем доме, успела совершенно нас покорить. И это несмотря на то, что у нас уже были две собаки. Словом, мы решили поискать – не продаются ли  в городе щенки такой породы?
     И буквально через несколько дней муж позвал меня к компьютеру, показал объявление о продаже щенков китайской хохлатой. И фотографию четырёх очаровашек.
Стоили они очень недорого по сравнению с существующими ценами на эту породу. Ну понятно, что щеночки без родословной – но нам же собака нужна,  а не родословная?
     Проблема была только в том, что увидели мы объявление в промежуток между двумя зарплатами, то есть, денег сейчас на покупку собаки не было совсем. Но что же делать – ждать? Пока прождешь, щенков могут разобрать. И тогда я решила впервые в жизни воспользоваться услугами ломбарда – заложить в него имеющееся у нас золото, а недели через две, получив зарплату, его выкупить. Пусть с небольшими процентами, зато ни у кого в долг просить не надо...
     Как говорится – охота пуще неволи. Я тут же отнесла все свои немногочисленные драгоценности оценить в ломбард. Оказалось, что их хватает с лихвой на нужную сумму, пару украшений мне даже вернули. И уже через час мы позвонили по телефону и договорились, что приедем посмотреть щеночка...
     Нас встретила хозяйка, поздоровалась. Сказала, что они продают щенков по такой невысокой цене не потому, что хотят заниматься разведением. Они решили дать своей собаке родить, чтобы у неё не было серьёзного заболевания, а больше они не планируют её сводить. У них уже осталось только два щенка, одного она нам принесла,  а другого на руках держала в комнате девочка.
     Мы взглянули на щеночка, которого нам принесли. Господи, какой же чудной! Глазёнки выпученные, уши лопухами, на ушах и на голове – чёрная шёрстка, а на хвосте – белая. Сам серенький (Маня-Козуля была светло-песочного цвета), морда вся в складочках, как у какого-нибудь бассета, и ещё на него была надета вязаная кофточка. Чудик, да и только. Но мне так безумно хотелось китайскую хохлатую, и именно, чтобы она была голенькой,  а не пуховкой, что мне было практически всё равно, как она выглядит, и мальчик это, или девочка.
     – А это мальчик или девочка?
     – Мальчик. Мы назвали его Чак.
     – Подходящее имя для китайской собаки!
     – Просто фильм есть про куклу Чак, он на неё похож.
     – А можно второго посмотреть? – спросил мой муж.
     И тут я взглянула на девочку,  держащую в руках второго щенка. Тот был светленький, с белой шёрсткой на голове, явно,  кажется, посимпатичней «нашего». Но эта девочка прижала его к себе, и в глазах у неё было такое отчаяние, что я поняла – им безумно жаль его отдавать, и, может быть, они второго щеночка вообще оставят себе... Я решила не причинять боль ребёнку, сказала:
     – Да ладно, мы возьмём этого!
     – Тут у него на ушках остатки пластыря, – объяснила хозяйка, – это мы ему ушки ставили, только вчера пластырь сняли...
     Ого, оказывается, китайским хохлатым тоже надо ставить ушки? Как боксёрам, доберманам... не знала.
     Я взяла щенка на руки. Он принялся отчаянно вырываться... лапочка! Хозяйка принесла шарфик, помогла завернуть в него кутёнка  и запихнуть его за пазуху, застегнуть молнию. Ведь на улице стояла зима.
     Мы отдали деньги.
     – Только, если можно, – попросила она, – попозже можно будет приехать на него посмотреть? Хочется увидеть, каким он вырастет... Мы очень к нему привязались!
     – Да, конечно, можно...
     (Один раз они потом позвонили, но приехать – так и не приехали).
     А мы попрощались и повезли своё «приобретение» домой. Дорогой щенок продолжал вырываться, выкручиваться и явно хотел от меня сбежать.
    – Да сиди ты спокойно, Чак!
     И вот мы дома. Разворачиваем щенка, опускаем на пол. Обе наши таксы – Герда и Тоша – лезут с ним здороваться. Забираем его на кровать, сажаем на покрывало. Не пускать собак на кровать – это не про нас, неправильные мы хозяева... В комнате жарко, и мы решаем снять с пёсика свитерок, заодно заценить его во всей красе. Снимаем... и я просто обалдеваю. Голова, шея, уши у щенка серые. А лапы и живот – то ли белые в серых пятнах, то ли серые в белых пятнах. Шерсть на ушах и «ирокез» на голове, смешно стоящий торчком – чёрные. А шерсть на кисточке хвоста и на кончиках лапок – белая. А так он весь голый, как коленка. Глазёнки выпученные, уши как у ослика, длинные и торчат в разные стороны. Мордяшка в складочку, как будто забыли разгладить. Ну и чудик! Маня-Козуля была хоть и почти совсем голенькая, но аккуратненькая такая, светленькая. А этот пегий весь, пёстренький... Да уж, Чак ты и есть Чак.
     – Серёга, а идёт ему кличка Чак, верно? Настоящее китайское имя...
     – Нет, – неожиданно заявил муж. – Мне не нравится Чак. Пусть тоже будет Маня.
     – Какая Маня? – обалдела я. – Это же мальчик!
     – Ну и что?
     – Ну как можно мальчика звать Маня?!
     – Пусть будет Маня, – упрямо сказал муж. –  Мне нравится Маня!
     – Слушай, ну давай хотя бы... Мануэль тогда, а? – предложила я компромиссный вариант. – Сокращённо будем звать – Мани. Это почти что Маня, идёт?
     – Ладно, – согласился он великодушно.
     Так у нас появился Мануэль-Мани-Маня-Манька. Короче, Манюнь.
      
                . . .

        За самое короткое время  Манюнь успел задать нам жару. Ушки мы ему смогли поставить хорошо, хотя когда они у него поднялись – он стал ещё чуднее. Торчат длиннющие, как у кролика или  у летучей мыши. Стоит – не поймёшь: то ли ослик, то ли зайчик, то ли маленькая лошадка...
     Очень скоро выяснилось, что пища ему подходит далеко не вся – чуть что – и тонкая его кожица покрывалась угрями и прыщами, так что постоянно приходилось брать ему корм для собак, склонных к дерматитам. И дорогущие мази, чтобы эти прыщи и угри лечить. Пробовали черпать информацию по уходу за такой кожей в Интернете, но там давали взаимоисключающие советы – выдавливать угри и смазывать спиртом, купать щенка почаще, или же наоборот – ни в коем случае не трогать прыщей. То же и по поводу корма – на одних сайтах советовали любые фрукты для добавления в пищу, на других говорили,  к примеру, что бананы – китайской хохлатой породе противопоказаны.
     Прививки здесь тоже требовались особые; геркулес, который мы часто варили своим собакам, зачастую вызывал у Манюня расстройство желудка, так что из круп наш знакомый ветеринар посоветовала нам варить ему только рис. Но эти беспрерывные аллергии на всё, тем не менее, преследовали нас постоянно.
     Помимо этого, за кратчайший срок Манюнь успел нам буквально по косточкам разнести всю квартиру. Собаки у нас были всегда, мы привыкли к тому, что они, бывает, грызут обувь, когда у них меняются и чешутся зубы, или кожаные перчатки. Были у нас ещё собаки, неравнодушные к книгам. Манюнь же был неприхотлив в выборе – он раздирал всё, что ему на глаза попадалось, а мы забывали убрать. Увидит газету – раздерёт в клочья газету, книгу – значит, книгу, тапок – значит, тапок. Драл он и обои, изгрыз все углы у мебели. Вы скажете – нужно было покупать ему собачьи игрушки?
Мы пробовали, но тогда наши собаки начинали драться за эти игрушки, отбирать друг у друга. А однажды мы вошли в зал и онемели. Манюнь победоносно стоял на диване, в котором он раскопал дырку, по всему дивану был расшвырян поролон, и кусочки поролона красовались в ирокезе Манюня. (Да, когда мы оформляли ему паспорт – масть его там так и описывалась: «серо-голубой с чёрным ирокезом»).
     Он носился по квартире с лёгкостью и грацией кошки, с той же лёгкостью вспрыгивал на подлокотники и спинки кресел и дивана.
     – Манюнь, ты собака, или кошка, наконец? – кричала я.
     Особенно хорошо ему удавался следующий трюк – одним длинным прыжком он вспрыгивал на диван, отталкивался задними лапами от его спинки, и спрыгивал на пол. Одно касание пола – и вот он уже взлетает на стоящее напротив дивана кресло и повторяет трюк, отталкиваясь задними лапами от спинки. И так он мог носиться между диваном и креслом очень долго, видимо, сам ловя кайф от этого «упражнения». Думаю, если бы у нас в зале стены  были расположены  ближе друг к другу – он запросто мог бы бегать и по стенам, как мотоциклисты ездят по стенам в цирке шапито...
     Я не могла им налюбоваться. Настоящий оленёнок – длинноногий, длинношеий, ни грамма жира, с длинными ушами и тёмными выпученными глазами. Потрясающе грациозный и удивительно ласковый.
     Манюнь безумно любил, когда его гладили – вот тут он становился настоящим упрямым эгоистом – он мог стоять сколько угодно долго, опустив голову и моргая глазёнками – если кто-то из нас принимался гладить и чесать его голенькие бока. Манюнь явно наслаждался, и как только делалась попытка убрать руку – он тут же настойчиво начинал бодаться, подсовывая голову под кисть – мол, не расслабляйся, давай гладь дальше!
     Стоит ли говорить, что мы его просто обожали? Наперекор всем правилам, которые  предписывают собаководам-любителям, мы позволяли ему спать с нами – Манюнь часто мёрз и любил закутываться в одеяло. А каким ни с чем не сравнимым удовольствием было  прижимать к себе перед сном его голое тельце – словно обнимаешь новорождённого ребёночка. Перед сном он тоже очень любил понежничать – прижимался ко мне, и я принималась его гладить и целовать, не в силах удержаться – я так любила эти глазки, эти ушки, этот залихвастский ирокез на голове! И снова, как только моя рука замирала – Манюнь начинал вертеться, вытягиваться во всю длину, подставляя навстречу руке животик, лапки, то один бочок, то другой. Я без этого просто не могла уснуть.
     Мы так его любили, что просто физически не могли сердиться на все проказы, которые он творил, пока рос – прощая ему всё – и погрызенные тапки, и обмоченные обои, и съеденные носки...
     Гулять с Манюнем тоже было чистой воды мучением – даже побегав по сухой скошенной траве, он возвращался домой, весь исцарапанный.
     – Мань, и вот где с тобой гулять? Разве что по красной дорожке на подиуме, – сокрушалась я, обрабатывая его царапины фукорцином...
     Что меня ещё покоряло в этой собаке – это полнейшая безагрессивность и неумение даже кусаться. Если его ругали – он прижимал уши и скалил зубы, но тут же отшатывался, отскакивал. С оскаленными зубами он становился ещё забавнее – попытаться кого-то укусить ему даже в голову не приходило.
     Когда он бедокурил, муж его оправдывал:
     – Ну что ты от него хочешь? Головка маленькая, ума мало... Ну, выдерни ему волосинку из хвоста!
     Но вот наш Манюнь подрос, возмужал, и в нём властно заговорил голос пола. Свой влюблённый взор он обратил, естественно, на самый ближайший к нему объект – нашу таксу Герду. Второй её «кавалер» – Тоша – был уже очень пожилым и слишком толстеньким, у него с Гердой никогда ничего не получалось. По поводу же взаимоотношений Герды с Манюнем мы долгое время тоже питали наивные иллюзии, что у них ничего не выйдет. Они слишком разные по росту – коротконожка Герда свободно прошла бы под животом нашего длинноногого китайца, и все его попытки пристроиться к ней, правда, пресекаемые нами – оканчивались неудачей.
     Но однажды эти два обормота, не иначе, как подсмотрев где-то позы из Кама-сутры – каким-то образом всё же сцепились, лёжа на диване. Мы поняли это, услышав не то отчаянный, не то ликующий вопль Герды. Когда мы подлетели к дивану, было уже поздно, они стояли «в замке».
     – Что же теперь будет-то? – чесал голову муж.
     – Может, с одного раза ничего и не будет?
     Что с одного раза может и не получиться никаких серьёзных последствий, подтвердила и наш знакомый ветеринар. Но Манюнь, распробовав «сладкого», явно вошёл во вкус, и за ближайшие полторы недели они сцеплялись с Гердой ещё раз шесть. Мы уже и не пытались препятствовать, всё равно «пить боржоми» было уже поздно...
     Герда понесла. Мы были в шорохе.
     – Серёга, представляешь, какие у неё будут щенки? – ужасалась я.
     – А что, голые таксы, прикольно...
     – И куда же мы таких монстров денем?
     – Ой, да подожди ты, пусть она сначала родит...
    Ну а что нам ещё оставалось? Только ждать... Герда всё более округлялась, Манюнь хлопал глазами и делал вид, что он тут не при чём. Неделя проходила за неделей, был уже определён срок родов.
     Но срок подошёл и прошёл. Герда не ощенилась. Мы обратились к ветеринару, та осмотрела её и сказала, что роды будут сегодня вечером или ночью.
     Мы стали ждать, но и встав на утро, щенков не обнаружили. Такса наша лежала в кресле, скорчившись, но роды не наступали. Меня охватила глухая тревога и я, уходя на работу, попросила Серёгу в случае чего, звонить в ветклинику.
     Днём он мне позвонил и сказал, что сейчас повезёт Герду кесарить – он узнавал в ветеринарной клинике, там сказали, что ждать больше нельзя.
     И мне опять оставалось только волноваться и ждать, чем всё закончится.
   
     ...Через несколько часов муж мне позвонил снова и сказал, что всё в порядке. Они уже дома – Герда и четыре щенка.
     – Мне сказали в клинике, – объяснил муж, что у неё было пять щенков, но пятый плод недоразвился. Он шёл первым и загородил проход...
     Наверное, если бы мы промедлили ещё немного, дожидаясь, пока Герда разрешится от бремени сама – мы бы потеряли их всех.
     – Ну, как она там? И какие щенки? – нетерпеливо расспрашивала я.
     – Герда ещё спит после наркоза. А щенки – двое в шерсти, двое – голые. Оба голые – мальчики, а из «шерстяных» – одна девочка. Только мне сказали, что она очень слабенькая и может быть, не выживет...
     Что ж, после работы  я поспешила домой. Зрелище, которое я увидела в комнате, было, по правде говоря, такое, что сердце сжималось. Герда в послеродовом корсете лежала в коробке по-прежнему сонная, и совсем холодная. Щенки, тоже холодные, слабо попискивали и возились рядом. Их мать никак не могла отойти от наркоза, и мы не знали, что делать. Чтобы щенки могли сосать её, врачи перед отправкой домой посоветовали моему мужу сделать в корсете отверстие в районе живота, чем я сразу же и занялась. А потом мы весь вечер пытались помочь Герде накормить щенков, потому что сама она была не в состоянии, а они очень хотели есть. Как ни странно, моему мужу это удалось лучше – как-то ловко ухитрялся он прицеплять щенков к соскам, разевая им ротики. Чтобы согреть Герду и мёрзнущих щенков, мы налили в пластиковые бутылки тёплую воду, завернули бутылки в ткань и положили в коробку.
       Муж рассказал, что ассистировал при родах – ему приносили щенков, укладывали их на какую-то тёплую подставку и велели шевелить, чтобы они двигались. А единственная девочка родилась последней, была самой маленькой и слабой, потому про неё и сказали, что она, скорее всего, не выживет...
     Итак,  у нас было четыре щенка – плод жгучей собачьей любви голого Манюня и таксы Герды. Щенки были похожи на мышей – двое лысых, и двое лохматых. Немного позже их мать оклемалась и смогла вернуться к своим обязанностям материнства, отойдя от наркоза.
     ...Щенки быстро росли, скоро они уже открыли глазки и научились вылезать из коробки. Манюнь, увидев детей, сам первое время шарахался от них. Маленькая слабая девочка на самом деле оказалась очень ушлой – не в силах соперничать с братьями за ближайший материнский сосок – она просто подлезала под них и прицеплялась к нижнему.
     А меня уже сейчас беспокоила их дальнейшая судьба – что же мы будем с ними делать? Были бы они таксами, проблем бы не возникло, а когда получилась такая вот «смесь бульдога с носорогом»? Впрочем, одного из них – самого крупного лохматого мальчика, почти сразу присмотрела себе одна наша знакомая и сказала, что заберёт его. Оставалась неизвестной судьба оставшихся троих. Особенно я переживала за голых.
     – Серёга, представляешь, какими они вырастут? Длинные, как таксы, и голые. Ну, кто на таких крокодильчиков польстится? – сокрушалась я.
     А муж мне возражал – что, как сказала ему знакомая ветеринар – наоборот, чем экзотичней выглядит щенок, тем охотней его возьмут. К ним в клинику приводили раз голого бульдога с хохолком на голове – так он очаровал всех.
     Да, действительно, подрастая, наши  голые щенки превращались в таких забавных голубовато-серых бегемотиков с лёгким признаком растительности на голове.
     – Эх, Манюнь, Манюнь. Натворил ты дел...
     Кстати, Герду нам стерилизовали в клинике сразу после кесарева сечения. У нас просто не оставалось другого выхода.
     Первого щенка, самого крупного лохматого, у нас вскоре забрали, как и пообещали. А голых и девочку мы решили попробовать пристроить через сайт Avito.ru. Я сфотографировала щенков – троих вместе, потом голых отдельно, девочку отдельно. Написала объявление. И мы принялись ждать.
     Ждать, однако, пришлось недолго. Не прошло и часа, как раздался звонок из Тулы, областного центра. Женщина сказала, что заберёт обоих голых щенков, завтра же приедет за ними. Мы, конечно же, согласились, а она чуть позже перезвонила и попросила нас убрать объявление, чтобы ещё кто-нибудь не увидел.
     – Я обязательно заберу их, пожалуйста, никому не отдавайте!
     – Но  мы не можем пока убрать объявление. Во-первых, вы ещё не забрали их, а во-вторых, у нас же там ещё один щенок сфотографирован, а ему мы хозяина пока не нашли.
     Мы так удивлялись – ну надо же, из Тулы человек поедет за нашими щенками!
     Женщина действительно приехала на следующий день и забрала наших лысых «бегемотиков». Сказала, что одного берёт себе, а другого – подруге. Увидев наших собак, она поняла, что это голый «китаец» повязался с таксой. Словом, уехали наши голыши в Тулу.
     Оставалась последняя девочка, она росла лохматой очаровашкой, и чем дальше, тем больше я убеждалась в том, что муж мой просто не в силах с ней расстаться. Ведь он видел её с момента рождения, слышал предсказание, которое, к счастью, не сбылось – он сделал всё, чтобы она не погибла, а выжила.
     Помня о том, что объявление на сайте всё ещё выложено, он упрашивал меня, не в силах спустить щенка с рук:
    – Давай не будем её пока отдавать, она ещё маленькая!
    Я возражала, сердилась, говорила, что хватит нам троих собак! Но в конце концов и моё сердце не выдержало. Я сказала ему: «Ладно, оставляем!» – и убрала объявление с Avito.
Так что теперь у нас живёт полноценная собачья семья. Мать – Герда. Отец – Манюнь. И их лохматая доча, которую мы назвали Мэри...
   
                Май 2016г.