Жизнь без боли II - 9

Ирина Беспалова
                Жизнь без боли II - 9

          Чистить меня или не чистить второй раз, в понедельник решит "Велкая визита" (Большой Визит), а в воскресенье мой небесный хирург Павел Еременко, "имел службу" и еще утром зашел за мной. Я заплакала:
     - Я в клинике ровно вот уже две недели, а Вы обещали мне неделю-десять дней.
     - Все-таки жопу онкологи Вам сожгли, - сказал он как-то уж очень зло, - нам пришлось делать не два разреза, как мы делаем обычно в таких случаях (и он не поленился, и начертил у меня на одеяле две параллельных прямых), нам пришлось удалять куски сожженные, вокруг целого ануса (и он нарисовал круг, который с двух сторон выходил за пределы прямых линий). При чистке мы Вам сняли швы и оставили рану открытой, ее надо вычистить, прежде чем снова зашить. И ничего не остается, как чистить ее руками под проточной водой.  Каждые три часа, начиная от 6.00 утра до 9.00 вечера. Сестричка Вам покажет как. Давайте попробуем?
     - Надолго?
     - На всю следующую неделю, до пятницы, договорились?
     - А у меня есть выбор?
     - Вторая чистка под наркозом.
     - Нет, мой небожитель доктор Павел, - сказала я, - у меня нет выбора.

     Уже в 12.00 самая бойкая из мед.сестер (потому и старшая), поставила меня под душ буквой Г и сильным напором струи минут пять била в эту дыру, в этот бермудский треугольник, и мне не было больно, мне было даже несколько облегчительно:
     - Это еще и массаж, - сказала удовлетворенно, - следующее омовение в 3.00. Это надо с пенкой попробовать пальчиком залезть вовнутрь, и легонько там обойти края. Я помогу.
     - А ко мне в три часа дочь придет, - заныла я, - можно это она мне поможет?
     - А она у Вас в обморок не хлопнется от такой красоты? - в тон мне промяукала сестричка.
     - Она у меня не из слабонервных, - гордо ответила я, вспомнив свою луну на небе.
     - Хорошая девочка, - согласилась сестра.
     И какой бы такой хоть раскакой медсестре я позволила бы лезть в эту дыру, в эту нежелающую умирать старую жопу?! Да я сама себе не смогла бы этого позволить.
     А Наташа, храбрая, как не могу, пальчик в перчатке намылила пенкой, и юркнула туда и провела там, как рыбка хвостиком по двум стенкам, как она выразилась "это было похоже на лайковый кошелечек", а я помянула всех бойцов Красной Армии поименно за какое-то мгновение.
     - На сегодня достаточно, - сказала Наташа, она была вся белая, поэтому с пеленкой я справилась сама. Потом позвонила Маришка и выяснив, как называется "пенка", посмотрела в Интернете, перезвонила и сказала:
     - Даже, если по твоему ощущению, там внутри осталась эта пенка, то это не страшно, оказывает заживляющее и затягивающее раны действие.

     Наташа ушла в четыре, а в пять позвонил Виталик:
     - Вот, я стою перед павильоном "G 3", и куда заходить?
     - Я тебя выйду встретить на крыльцо, - засмеялась я, - Я знаю, что ты не выносишь клиник.
     Он принес букет белых крупных ромашек и килограмм персиков, я все это бросила в палате, и мы пошли на пруд с утками. Предварительно мы договорились, что он будет пить свою "плацку", а я удовольствуюсь кофе "Латте" (совместными усилиями мы выяснили, что мне нельзя только черный кофе, а кофе пополам с молоком - можно) и сигаретами, мы еще до пруда не дошли, я начала голосить:
     - Понимаешь, Виталичка, сложилась революционная ситуация в моем отдельно взятом организме! Нарождающаяся попа смотрит своим доверчивым, младенческим глазом, и в целом, не причиняет мне каких-либо хлопот, а старая не хочет умирать, и бьется за каждую свою пядь насмерть! Они же мне обещали одну попу заменить на другую, а в результате я имею две! И эта старая требует омовений и чисток каждые три часа! Я вот в 6.00 должна снова идти и плескаться, а я уже чувствую себя как утка, и главное, чем больше я плещусь, тем хуже себя чувствую.
     - А как ты вообще туда влезла? Рукой?
     - Не я, Наташка. Ты же знаешь, я трусиха. Да и она выдержала не более пары минут.
     - Да не такая уж ты и трусиха.
     Не знаю, почему, я Виталику могу сказать все, что мне в голову влезет, в любую минуту, и я знаю, что он меня поймет. Мало того, мысль подхватит, и продолжит, и даже доведет  до абсурда, и мне станет смешно, и я засмеюсь, и заохаю:
     - Виталик, мне нельзя смеяться!
     Мы ходим по дорожкам вдоль озерца, торчим в беседке, доходим до мостика над ручьем (там и ручей хрустальный чуть выше), стоим в лучах заходящего солнца, кое-где пробивающего листву совершенно дикого леса за оградой клиники, и я ему выбалтываю все-все-все:
     - Представляешь, Виталичка, звонила, как обычно по воскресениям, маме, мне Али кредит набил на 500 кс, и сказала, что мне уже две недели, как сделали операцию, а я до сих пор в клинике, и плакала, а мама, как обычно, запричитала:
     - И за что судьба-злодейка разлучила нас - поразбросала, по белому свету!
     - Двадцать лет слышу от тебя одну и ту же фразу, - почему-то вспылила я, - ну и разбросала, ну не разлучила же! Я, пока жива, буду звонить тебе каждое воскресенье!
     - Доченька, ну что ты такое говоришь?! - мама была в ужасе.
     - Да шучу, я, шучу, мне, главное, мамочка, чтоб ты мне трубку поднимала и бодрым голосом произносила "Алле?", а не чтоб ты расстраивалась и плакала, я лучше сама плакать буду.
     - Нет, доченька, ты тоже должна бороться и не сдаваться, - сказала мама.

     - А ты не так уж и плохо выглядишь, даже можно сказать, хорошо, - сказал Виталик, - ну похудела, но тебе это идет.

     В результате я пропустила омовение на 6.00.  Я вернулась только в половину восьмого ( клиника закрывается в 8.00), и меня тут же поймала сестричка на входе:
     - Вы пропустили процедуру на 6.00.
     - Я и так уже чувствую себя как утка, - буркнула я, но потом извинилась, - я на 9.00 пойду, а сейчас устала, два с половиной часа на ногах.
     - Отдыхайте, - смилостивилась сестра.