СИРОТА
Смиренно затихает душа и прислушивается к чему-то. К чему?
Только весь оттуда, свыше приимет. Сегодня видела во сне крестную мать свою Марию. Будто была она молодая, стройная, в ярких босоножках на высоких каблуках. На каком-то песчаном пляже, на курорте, где она сроду не бывала, встретила я ее. Сильно обрадовалась она мне.
На молодых крутых щеках ее играл румянец, а бледно-голубые глаза необычно светились, только головка была седая и гладко причесанная. На затылке маленький узелочек волос, заколотых железной шпилькой. И одета крестная была скромно, как всегда. Какой-то серый, чуть не мужнин потрепанный пиджачишко. И румянец на лице, улыбка на розовых губах, светящиеся глаза, ладная фигурка никак не вязались с этим сереньким узковатым пиджачишком, с ее седенькой головкой и жиденьким пучком волос.
Взявшись за руки, мы весело пошли искать вторую мою тетю и крестнину сестру Евдокию. И тоже вроде нашли на том же самом пляже – белокурую, загорелую, странным белым пятном выделялся круглый животик с торчащим наподобие соска пупком. Такой молодой, радостной видела я ее в своей жизни только в детстве, когда, погруженная в счастливое состояние беременности, с большим уже животом приезжала она к нам на Первомайскую, в старый наш дом со своим недолговечным мужем Сашей.
Упал он, электрик, с высокого столба и разбился насмерть еще до того, как родилась их дочка. И горю ее не было дна. Один раз в жизни побыла счастливой, мужниной женой, о которой заботится, которую любит и холит мужчина. Если и было промеж них не то, оно тонуло в море ласки и любви – будто знал, что не будет его скоро, и жарко любил ее, ни от кого не скрывая, душу свою ей отдавал. Благодарен ей был Саша – по случайному письму из тюрьмы познакомились, - где уж он взял ее адрес, не знаю. Многие русские одинокие женщины устраивали так свою жизнь. Арестантов брали в мужья.
Это слово сейчас будто утратило свой жалостливый смысл. Арестант в основном ненавидим и презираем, в лучшем случае равнодушно слышат это слово люди. Душа устала любить и жалеть.
А раньше жалели, не разбираясь, виновен или невиновен. Спасали, укрывали беглецов, хлебушка и рубаху чистую, а то и валенки и шубу с собой давали, уж не говоря о жертвованиях на тюрьмы да остроги. Да и где их нынче взять, деньги на пожертвования? Нынче, вон, навестил Путин «Кресты», и все диву даются. А великая княгиня в камеру к убийце мужа своего великого князя Сергея Александровича ходила не раз и не только простила убийцу, но прощения у него просила. За что? Быть может, за грех неравенства перед Господом. Повстречалась я с крестной во сне и сильно о второй своей тете забеспокоилась – из сестер по маминой родне одна она осталась.
Но нет, слава Богу, жива она и ходит еще, работает. Какую же весть мне крестная посылает? Очень редко я ее во сне вижу. Да и не люблю я сны разгадывать, и без того жизнь полнится страданиями. И вдруг днем звонит Галя Карманова и воет в голос: Пашу у-у-убили. Паша – муж ее и ближайший наш друг. Из ружья застрелили.
Когда хоронили его, говорят, день в Ферапонтово, где теперь, возле монастыря, на высоком месте одинокая могила его с крепким деревянным крестом, серенький был и дождливый, глинистая дорога расползалась под ногами, и сыновьям приходилось помогать гроб поддерживать, хотя по русскому обычаю родным нести гроб близкого по крови не полагается.
А как отпевать стали Пашу, солнце показалось из-за туч, радуга просияла и лебеди пролетели. Похоронили Пашу, и солнце ушло, и радуга растаяла, и след лебединый пропал. Свидетелей этому чуду много было – все, кто ездили на похороны, говорят об этом.
Ах, Паша, какой же ты провидец был: при живых отце с матерью «сиротой» себя называл, мы, говорил, с Гаврилой (мужем моим) сироты. Шутка вроде, но по дальней дороге никто не приедет, по ближней никто не придет.