Газета. Учитель
Никогда не думала, что так трудно писать воспоминания. Может, потому, что пишу о человеке, который был моим учителем, другом, расположением которого я гордилась и дорожила. Его небольшой портрет стоит у меня на столе, но порой я убираю его куда-нибудь подальше, чтобы не видеть его глаза, в которых такая печаль, такое страдание, что перехватывает дыхание. Хочется схватить сигарету и закурить, как когда-то. Но я уже давно не курю и должна снова вынести тяжесть прощания с моим учителем, человеком, не только поразившим меня многогранностью личности, но человеком, так или иначе определившим мою и не только мою судьбу. Я говорю от имени наших общих друзей – тех, кого уже нет: Саши Хабеевой, Вали Аврамовой и других…
Однажды в газете был напечатан фельетон, подписанный несколько необычно. Автора этого материала он, можно сказать, выпестовал. На первый взгляд сдержанный и холодноватый, он всегда приходил на помощь. Такой молодой, он уже был одним из самых ярких журналистов республики. Часами сидел над материалами сотрудников, правил их, вызывал к себе их авторов и работал вместе с ними.
Я уже не помню, о чем был мой первый большой материал, но он меня пригласил. Сказал несколько общих фраз, мол, материал вообще-то получился, но все-таки требует небольшой доработки. Мы сидели над ним часа четыре. Он вчитывался в каждое слово, вовлекая меня в поиски более точного, уместного, не нарушающего смысла и значения фразы, ее звучания и ритма. Это был первый и единственный его урок.
Несколько лет спустя, когда я писала диссертацию по творчеству И.А.Бунина – одного из самых замечательных русских писателей, я часто вспоминала своего наставника и работала над каждым словом, каждой строкой, абзацем, пытаясь понять секрет мастерства писателя. Мой учитель как бы стоял за моей спиной…
А тогда мой материал напечатали. Я получила гонорар. Пришла и сказала, что хочу отдать этот гонорар ему, поскольку по сути он его автор. И протянула конверт с деньгами. Он улыбнулся, отвел мою руку и сказал: «Альбина Алексеевна, это ваш материал. И гонорар ваш. Мне наградой будет, если вы при случае окажете помощь тому, кому она понадобится».
Я окончила Иркутский университет с отличием. В «Ученых записках» Университета была опубликована моя работа «Проблема интеллигенции в творчестве Юрия Олеши». Работать хотела только в газете. К сожалению, не было мест в иркутских газетах. Узнала, что в Улан-Удэ в республиканской газете «Правда Бурятии» есть место. Туда я и отправила копию своего диплома и экземпляр «Ученых записок» с моей работой. Не тщеславия ради. Без этих документов я была бы для редколлегии газеты «терра инкогнито». И я не хотела никого подводить.
Юрий Олеша, написавший уникальный даже для отечественной литературы роман «Зависть» (1927г.), был не просто фигурой одиозной. Он был одним из самых преследуемых писателей того времени. Олеша откровенно издевался над основными постулатами социализма. Его главный герой Николай Кавалеров – человек, отвергающий власть и отвергнутый ею. Этого было достаточно, чтобы затравить одного из самых талантливых и независимых писателей страны.
Пишу об этом столь подробно, потому что первая наша встреча с Евгением Ивановичем Прониным в редакции газеты началась именно с разговора о романе «Зависть». И еще потому, что много лет спустя, когда Олеши уже не было в живых, а я училась в аспирантуре в Москве, известный ученый-литературовед академик В.Р. Щербина на одном из заседаний кафедры сказал: «Диплом об антисоветчике Олеше, а диссертация по прозе эмигранта Бунина… Дерзко, даже слишком дерзко». Разумеется, он не был доносчиком, но слова его прозвучали как предостережение. И я хотела, чтобы в «Правде Бурятии» хоть немного узнали обо мне. Я не хотела никого подводить. Такое было время.
В аэропорту Улан-Удэ меня встретила сотрудница газеты, привезла сначала к себе домой, напоила горячим чаем по-бурятски с молоком и солью и привезла в редакцию газеты. За закрытой дверью приемной слышались голоса. Дверь отворилась – и навстречу мне вышел высокий молодой и элегантный мужчина. «Европеец» - подумала я.
«Альбина Алексеевна Верещагина? – улыбнулся он. - Пройдемте ко мне. Цырена Очировича Очирова, главного редактора, пока нет. Я его заместитель, Пронин Евгений Иванович, и уже многое о вас знаю». «Вы читали мои документы?» - «Разумеется. Диплом с отличием говорит не только о способностях. Это и характер, и хватка. Меня поразила ваша публикация в «Ученых записках». Это же надо, какая-то девочка из Сибири приезжает в Москву, находит родных Олеши, более того, живет у них, познает его жизнь изнутри, общается с самыми близкими ему людьми и свободно работает в архиве еще недавно запрещенного писателя. Мы, студенты МГУ, читали «Зависть» только в списках. Первой же фразой «Он поет по утрам в клозете» - Олеша бьет наотмашь. Кто бы еще осмелился это сказать о государственном чиновнике?»
В кабинет постучали, и секретарь сообщила, что вернулся главный редактор. «Идемте, Альбина Алексеевна. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Пропуская меня в дверь, он вдруг сказал: «Вы прошумели мимо меня, как ветка, полная цветов и листьев».
Меня это поразило. Ведь он не специалист по Олеше. Не каждый запнется на этой фразе, увидит ее стилистический излом, ее неправильность, рождающую такое волнующее звучание…
Цырен Очирович сразу же подписал приказ. Я была принята на работу в отдел информации, чего я больше всего боялась. Заведовал им Володя Николаев – добрый, красивый и талантливый человек. Он не зарубил ни одной моей информации, ни одного репортажа. С ним было легко и просто. Он любил выпить, но не любил Евгения Ивановича. Может потому, что для Евгения слово «долг» было понятием вполне осязаемым. От того, как каждый из нас исполнял свой долг, зависела репутация и судьба газеты.
В «Правде Бурятии» сложилась замечательная «тройка»: Цырен Очирович Очиров, Евгений Иванович Пронин и Эльвира Ивановна Сосновская – ответственный секретарь газеты. И им удалось создать сильный, талантливый коллектив: Саша Хабеева, Валя Аврамова, Гена Болдогоев (великолепный художник-карикатурист), Толя Куклин, Валентина Степановна Мельник – всех не перечислишь. Все хочу написать хотя бы небольшую книгу о прошлом любимой газеты. «Сделай это, Алька», - слышу я живой, настойчивый голос того, кто создавал коллектив, давал каждому журналисту возможность воплотить свой дар, помогал развить его. Но вряд ли мне это удастся…
Однажды, когда я уже три месяца проработала в газете, Евгений Иванович вызвал меня и сказал, что мы едем в командировку в Кяхту (старинный русский город на границе с Монголией). Помню, это было начало ноября, и снега было по колено даже в городе. Мы ехали на редакционном газике. О чем говорили? Бог весть. До Кяхты уже оставалось не так далеко. Впереди замаячил крутой поворот. Я сидела рядом с водителем. Евгений Иванович – сзади. И вдруг перед нами оказался танк. Он стоял посреди дороги. Ни свернуть в сторону, ни затормозить шофер уже не мог. Слева от нас был обрыв. Шофер, совсем еще молодой парень, побелел от страха, машина легла на бок, и мы плавно скатились в обрыв.
«Мадамочка, ты жива?» – почти шепотом пробормотал мой перепуганный сосед. «Жива, жива, не бойся. Ничего со мной не случилось», - ответила я и оглянулась назад. Евгений Иванович был живехонек и абсолютно спокоен. Мы кое-как выбрались из машины. Евгений в длинном кожаном пальто, шофер в телогрейке, я в кроличьей шубейке и осенних сапожках – других не было.
Стояла абсолютная тишина. И очень много снега. Видимо, он поглощал все звуки. Мы были почти в котловане. Не знаю, как бы мы добрались до Кяхты, но нам несказанно повезло. Мощный рокот нарушил тишину. Кое-как выбравшись наверх, мы увидели, что к нам подъезжает еще один танк. Видимо, где-то недалеко была воинская часть. Военные развернули танк, стоявший посреди дороги, вытащили нашу машину и, пошутив, что мы родились в рубашке, уехали.
До Кяхты добрались быстро. Пообедали где-то и пошли бродить по городу. Тут-то он и сказал, что цель нашей поездки – город Кяхта. Ее достопримечательности, Краеведческий музей и прочее. И материал должна написать я.
А Кяхта была тиха, бела и прекрасна. Небольшие дома с палисадниками и ставнями, украшенными кружевной резьбой. Звуки чудного, почти сказочного города поглощали высоченные точеные колонны церквей – для такого небольшого города их было удивительно много. Правда, от церквей в основном остались только эти колонны. Ни крыш, ни окон не было, и голубям жилось вольготно. Ноги утопали в помете. Трудно поверить, что когда-то это был полный жизни, шумный торговый город – один из крупнейших торговых центров России: торговали с Китаем через Монголию. Российские купцы везли соболей и прочую пушнину – да мало ли чего… Из Китая – чай, шелка и прочее.
Эти купцы в благодарность Господу и городу денег на церкви не жалели. Если бы стекла церквей уцелели, да уцелели бы иконостасы, быть бы Кяхте чудо-городом. Мы бродили по улицам, наслаждаясь тишиной и покоем, исходящим от этих высоченных колонн…
А потом пошли в Краеведческий музей. Здесь помимо уникальных экспонатов поражала благостная тишина и дивный запах яблок и трав. Его хотелось вдыхать и вдыхать. Жаль, что я не могу рассказать о Кяхте подробнее – столько лет прошло.
Зачем Евгений Иванович возил меня в Кяхту? Может, хотел научить умению увидеть и услышать главное, например, негромкий голос Истории…
Мы вернулись в гостиницу, когда уже стемнело. Я зашла в свой номер, сняла шубейку и вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. И правда, откуда-то, то ли из ванной, то ли из шкафа вышел человек в военной форме. Я, конечно, испугалась, но все же самообладания не потеряла и предупредила, что журналистка, а в соседнем номере находится мой начальник и стоит мне закричать, как ему, майору, не поздоровится. Жалким голосом, уверяя, что дурных намерений у него не было, он попросил у меня 50 рублей и клятвенно уверял, что вернет… Конечно, этого не случилось. Да и Бог с ним.
Вспоминается еще один эпизод из моей журналистской жизни. Однажды в конце декабря, когда в Улан-Удэ, как и во всей Сибири, стояли трескучие морозы, к нам в отдел вошел молодой человек. В этакий-то мороз он был без шапки и рукавиц. Его пальто, однако, было из дорогого материала, да и шарф тоже не простенький. Он сказал, что бежал из Москвы, что он из хорошей семьи и знаком даже с некоторыми членами правительства. Мы насторожились, но решили, что он психически больной человек. К тому же он сказал, что живет на вокзале, давно ничего не ел, и что у него нет ни копейки. В общем, попросил денег. Я сколько-то ему дала.
Дня через три он появился снова с той же просьбой. И снова я дала ему денег, потому что не могла не дать. Так он ходил ко мне на работу примерно месяц, и каждый раз я давала ему немного денег. А однажды спросила, не хочет ли он устроиться на работу. С какой-то детской радостью он воскликнул: «Да, согласен, согласен на любую работу… только документов у меня нет».
Я пошла к Евгению Ивановичу и рассказала о странном молодом человеке. К тому времени мы уже не считали его психически больным. Евгений Иванович связался с Локомотивовагоноремонтным заводом города и моего подопечного приняли на работу и даже дали общежитие.
Однажды он пришел к нам в отдел с улыбкой, подсел ко мне и сказал: «Альбина Алексеевна, вы мне дали 352 рубля. Вот у меня все записано», - он развернул какую-то бумажку с цифрами. – «Большое спасибо. Я возвращаю вам эти деньги». Я сказала, что возвращать не надо, что я это сделала от чистого сердца. Однако он ответил, что не может не вернуть, что эти деньги спасли его, что теперь у него все в порядке, что он не спит больше на вокзале, потому что у него есть место в общежитии, и спросил, заметила ли я его новую шапку. И вернул мне все деньги. До копейки.
Время шло, молодой человек заходил к нам в редакцию все реже и реже. Говорил, что у него все хорошо, есть работа и общежитие, что без нас пропал бы. Было в нем что-то трогательное, беззащитное… Я много раз порывалась расспросить его о прошлой жизни, но моя коллега и подруга Саша Хабеева, бывшая детдомовка, резко пресекала мои порывы. Говорила: «Не трави человеку душу. Помогла и забудь об этом». И Евгений Иванович никогда не спрашивал о нем. Я знаю, будучи человеком влиятельным, он многим помогал бескорыстно, как и мне. Но никогда и словом не обмолвился.
Я тоже жила в общежитии ЛВРЗ. Комната была на двоих, большая, теплая. А в коридоре ютилась бездомная старушка. Откуда она и почему пришла сюда, никто не знал. Рядом с ней всегда стояла ножная швейная машинка фирмы «Зингер». Теперь это, кажется, антиквариат и очень дорого стоит. Для старушки она и тогда была сокровищем. Когда она засыпала, ноги ее лежали на педали, а руки обнимали корпус машинки. Поражало и другое – машинка весила килограммов пятьдесят. Как же она могла с ней передвигаться? Жильцы комнаты, возле которой ютилась старушка, отрицали родство с ней. Да и не похожа она была на них. Не бурятка. «Эвенк, эвенк», - твердила она. Евгений, когда мы с Сашей Хабеевой рассказали о ней, хотел устроить старушку в дом престарелых, но мы были уверены, что сбежит оттуда старушка. Не без труда устроили ее таки в общежитие.
Редакция часто помогала несчастным в трудных ситуациях. И это были счастливые годы нашей юности, когда мы были журналистами замечательной газеты «Правда Бурятии».