Страсти городской поликлиники
Глава шестая
Страсти городской поликлиники
или
Изуверское рабство участковых врачей
Прибыв в Москву, полковник Урусов отправился, как и в прошлый раз, сыну, а от него уж позвонил своему другу и однокашнику-кремлёвцу Михаилу Васильевичу Булатову, с которым обещал обязательно встретиться в свой окончательный приезд из дальнего далека.
– Ты как раз вовремя! – воскликнул тот. – У меня сегодня наши ребята собираются: Пашка Гончаров, Володя Александров…
– По случаю?
– По случаю дня рождения. Или забыл?
– Да уж куда там помнить!? Всё, что было раньше, позабылось. Сколько лет минуло. Там, у меня совсем другая жизнь была, н-да, совсем другая…
– Так я жду?
– Хорошо, буду… Диктуй адрес…
– И адрес забыл? Ну да я всё в том же спальном районе, в излучине реки…
– Вспомнил, вспомнил, не продолжай.
У тех, кто водил подразделения и части по картам, по незнакомой местности, память на те места, где бывать доводилось, да не раз, память цепкая.
Пришлось пересечь всю Москву, чтобы добраться до Михаила. Дом нашёл сразу, а вскоре и друзья-однокашники появились. С жёнами. Вот только жена именинника что-то задерживалась.
Михаил заметно нервничал:
– Вот, всегда так. Соберёмся ли куда, или гостей ждём, а у неё свои дела – работа. Нет, ребята, зря нам советовали жениться на медичках да педичках… ой зря.
– На ком, на ком? – переспросил Урусов.
– На врачах и педагогах. Не знаю, как учителя теперь существуют, а вот врачи – я имею в виду участковых – это сущая каторга.
– Отчего же? – удивился Урусов.
– Что у вас там, или советская власть ещё жива? – в свою очередь подивился Булатов. – Как с луны свалился.
– Ну не так что бы очень, даже и совсем не так, но люди у нас другие – это я и в прошлый приезд приметил, да и теперь вот…
Булатов был раздражён запаздыванием жены, и заговорил торопливо, гневно:
– Ты бы посмотрел, что творится… У них по штату в каждой бригаде, ну или смене что ли, по двадцать врачей. А работает – четыре. Сегодня и вовсе ещё одну сняли и отправили в головную поликлинику, в которой никого не осталось. Приём вести.
– А почему так?
– Очень просто… Взяли, да отправили, а больных – тьма. И на приём даётся двенадцать минут. Двенадцать! За это время надо ещё и кучу записей сделать. Главное – документация! А что посмотреть, больной раздеться должен. А это в те же двенадцать минут входит. Я уж предлагал старшину вместо медсестры перед кабинетом посадить, чтоб тренировал…
– Ну да: «Сорок секунд времени, к отбою, разойдись!», а потом: «Минута времени – подъём», – вставил балагур Пашка.
– Точно, – согласился Михаил Булатов. – Только: «Сорок секунд времени, в осмотру!» И ровно через одиннадцать минут: «Минута времени, – вон из кабинета!».
Все засмеялись… Жёны Гончарова и Александрова, воспользовавшись паузой, ушли в другую комнату, чтобы поговорить на свои темы.
Ну и Булатов набрал номер своей второй половинки.
– Ну где ты там, Машенька? Гости пришли…
– Сейчас, сейчас, вот только объяснительную записку составлю по вчерашней жалобе, и приду. Ну не буду же я дома при гостях писать, – услышали ответ все, потому что телефон был на громком звуке. – Ну извинись за меня. Не ждите… Садитесь за стол.
– Нет-нет, скажи Маше, что подождём, – возразил Гончаров. – Как же без хозяйки. Да и тебе надо выговориться… Надо же… Ну пусть наш «урус» – назвал он по-курсантски Урусова, – там заблудил и не знает ничего. И для меня ведь новость, что в поликлиниках такое творится.
– Будто не в Москве живёшь – покачал головой Булатов.
– Я и после ухода в запас в военной поликлинике удержался.
– Понятное дело, – Пашка есть Пашка, – обращаясь ко всем, заметил Булатов.
– А что вчера-то произошло? Что за объяснительная?
– По жалобе. Начальство у них как?! Любой дебил накатает пасквиль на врача, так даже не разбираются. Врач виноват. Понятное дело – материальная выгода наказать. На законных основаниях премию можно себе сохранить, хотя и так ничего не дают, ну и вообще, от себя отмазать всё. А тут – жалоба на имя президента… Естественно письмецо вернулось, и бред тот президент не читал, что более чем правильно, теперь умники разбирают. На десяти страницах жаловалась одна мадам, что нужный ей препарат не дают, потому что в хохляндии, видите ли, фармацевтическая фабрика гавкнула, как и всё там у них.
– И кто же виноват? – с усмешкой спросил Урусов.
– Без разницы. Кого назначат, тот и виноват. Там дальше смешнее. Эта придурошная написала, что участковый врач Мария Васильевна Буланова предлагала выписать на бесплатном рецепте заменитель, но дама отказывалась, потому, как не нравился, причём отказывалась всякий раз на протяжении нескольких месяцев, а теперь вот решила, что всё же хочет взять, да за всё минувшее время. А она, дрянь такая, то есть врач, значит, обязана была в любом случае каждый месяц препарат выписывать, несмотря ни на что.
– Действительно придурошная баба, – сказал Гончаров.
– Но моей жене на всякий случай впаяли строгий выговор, – сообщил Булатов. – Мало того, она вчера что-то до двух ночи писала, а сегодня в пять поднялась – и в головную поликлинику на ковёр. Там наорались начальнички – начальство теперь не советское. Орать умеют не хуже иных старшин в роте, правда, знаниями весьма отличаются. Что ни начальник, то пном-пень… Помнишь шутку…
– Помню… – кивнул Урусов. – Одного препода так дразнили – Пном-Пень, то есть пень-пнём.
– И моду теперь взяли, – продолжил Булатов – на руководящие должности либо администраторов, забывших медицину, либо вообще не медиков назначать. Так вот, в личное время на ковёр, а потом на приём. А после приёма, снова отписки.
– В-о-о-от почему ты такой сегодня сердитый, – жена всю ночь с объяснительными провела, а не с тобой, – рассмеялся любитель подобных острот Пашка.
– Да? Ты думаешь только сегодня? Режим работы участкового врача ныне чрезвычайно либерально-демократичен. После приёма дома не менее четырёх часов работа с документами – писанина никому, кроме тупых администраторов, не нужная. Словом, у врачей жизнь собачья, а у мужей? Можешь представить, когда жена – как выжатый лимон… только и сил что шепнуть, мол, «давай по-быстрому и спать». Мол, уже даже кожа болит, как устала.
– Зато по телеку как красиво о медицине! Доступность! – вставил до сих пор молчавший Александров.
Булатов усмехнулся:
– Это всё на плечах последних их могикан. Добивают оставшиеся кадры. Средний возраст – выше пенсионного. Моя жена самая молодая средь участковых, а я уже не юноша, как, впрочем, и мы все.
– А что ж они думают? Начальнички? – спросил Урусов. – Ведь когда-то и оставшиеся не выдержат.
– А им что, день простоять, да ночь продержаться. Сколько уж через поликлинику прошло. Ну а ты что не видел что ль на Дальнем Востоке, как отмечались сынки, – напомнил Буланов советские выкрутасы с продвижением. – Прибыл, полк развалил и поближе к Москве на повышение.
– Сейчас такого уж нет…Отмечаться негде, должностей мало, не то, что раньше когда ставка там была, – сказал Урусов.
– Ну а тут вовсю отмечаются блатняки, – продолжил рассказ Буланов. – Почему сегодня взяли врача в головную поликлинику? Да потому что прибыл новый туда начальничек, наорал на всех там, в головной, оскорбил, а они все разом – целая бригада – заявления написали и уволились. Участковых терапевтов сейчас где угодно с руками оторвут. Везде некомплект. В поликлинику, где жена работает, последний раз из института приходило пополнение при советской власти. Ну а теперь институты заканчивают, чтоб диплом иметь для самоутверждения что ли, а уж если работать, то морды тупым жёнам ещё более тупых князей из грязи в частных кликах за большие деньги ковырять, или в фирмах таблеточных работать. Словом, мединституты пополнений никуда не дают и надобность в них отпала. Во всяком случае, в третьем меде, отпала – в том, что готовит специалистов для Москвы, но специалисты эти испаряются. С момента развала СССР в поликлиники не поступали. Если государству не в тягость учить тех, кто не собирается учёбу свою отрабатывать… другое дело. Лужков пытался заставить выпускников работать по специальности – не вышло. В этом году участковых терапевтов главный врач уговаривала: «Потерпите до лета, решение принято, придут врачи. Будет комплект. Вы уж после работы на лишние пять-шесть вызовов сходите, вы уж шестидневку отработайте без выходных. Гриппа, к примеру, в нашем районе почти не было, но эпидемию не снимали, лишних врачей на воскресные дежурства ставили, хотя ни одного грипозного… Зачем? Эпидемия позволяла руки выкручивать работать сверхурочно заставлять. И что же, забили на эти указы выпускнички. Никто не пришёл. Ну а начальство одно твердит – вы вчетвером обязаны всё закрывать. Понимаете, врачи обязаны, обеспечить доступность за двадцать штатных человек.
– Ну так я слышал, им неплохо платят, – сказал Александров.
– Телевраньё! Был момент – Путин занялся поликлиниками и распорядился – каждому участковому, прибавить ровно десять тысяч – каждый участковый на своём месте должен получать плюс десять тысяч. Твёрдо сказал. Прибавили, но восемь с хвостиком – сэкономили.
– Подоходный, – сказал Александров.
– Не правильно, – вставил Павел Гончаров. – если работодатель обещает оклад, он должен так рассчитать, чтобы сумма пришла к нанимаемому полностью, а уже на подоходный набросить не за счет того, кому обещал. Тут просто потихоньку отстегнули себе финансисты.
Булатов уточнил:
– Они ещё пытались и с тех восьми с хвостиком подоходный потом брать. Ну а один точнее одна из бывших главных так проворовалась, что теперь в поликлинике нет уборщиц, сократили регистраторов и так далее – экономят на восстановление растрат.
В это время пришла жена Булатова Мария Васильевна. Он воскликнул:
– Машенька, ну может, наконец, тебя выгнали? Не пойдёшь в эту клоаку больше?
– Премии лишили, но это не страшно. Администрация только себе премии и платила, а нам разве что грамоты…. Так что лишили того, что не про нашу честь…
– Мишка нам такие ужасы порассказал, – заметил Урусов, здороваясь с Марией Васильевной и отстранившись, заявил. – О..., да ты и не изменилась…
– Ну да уж!? – ответила она. – Впрочем, это потому, что работаю. А он, – кивнула на мужа: – Всё. Уходи с работы , да уходи… Ну прошу за стол…
– Она у нас в советской системе подзадержалась… Ну там то ведь моральное удовлетворение было. И больным враче оскорблять не позволяли, и начальство вежливо себя вело. А теперь и больные подраспустились. Не все, конечно, но замов хоть отбавляй. Сидят в коридоре, сплетничают, мол, все они врачи, такие сякие, разэтакие, а потом к этим разэтаким идут. А толк?! – махнул рукой Булатов.
– Просто последняя советская халява осталась, – вставил Гончаров. – Не люблю это слово, но тут иного и не подберёшь. Где ещё так позволят издеваться над врачами? Попробуй, покачай права в банке или в фирме какой, мол, я опоздал, но вы обязаны обслужить. Сразу получат в пятак, и скажут, что так и было.
Все засмеялись, а Булатов заметил:
– Всё от руководства идёт. Ну, скажите, разве не вопиюще хамство? В поликлиники у них – он кивнул на жену – и так работает четыре врача из двадцати по штату, и так уже некомплект и так участковая служба превращена в профанацию. Слабое прикрытие задач. И вдруг приказ из головной поликлиники – одного врача перебросить в другую поликлинику. Там видите ли, всех участковых своих образно говоря изничтожили, теперь будем и эту добивать… Где вообще совесть? Забрали врача? А больных добавили тем, у кого и так всё забито из расчёта двенадцать на человека. Это за восемь часов – сорок человек. Теперь этих сорок добавляют трём врачам оставшимся, на сверхурочное время. А сорок на три это по тринадцать-четырнадцать человек. Называется это хамство производственной необходимостью. Ну и скажи мне. Машенька, когда одна останешься в поликлинике, домой-то хоть на часок забегать будешь? Они объяснения найдут…
Пока рассаживались за столом, Мария Васильевна как бы подвела резюме:
– Уничтожают участковую службу, намеренно уничтожают. Что такое участковый врач? Это врач, у которого свои больные, закреплённые дома. Он должен всех знать, порой, ходить на вызов без вызова, а когда надо. Так было при советской власти. А потом стали постепенно укрупнять участки и ломать такие вот правильные правила. Дальше – больше, условия работы становились хуже и хуже, врачи стали уходить. Участки снова укрупняли. Многие из них остались без врачей. Как быть? Руководству плевать на больных – главное доступность обеспечить. Началась молотилка, а поскольку врачей стало мало, уже двадцать минут на больного не получалось. Сделали двенадцать, но нам строго настрого запретили говорить, что двенадцать, а как-то выкручиваться и выпроваживать больных под благовидными предлогами, чтоб не знали всего изуверства. Работа тяжелейшая, но радовало то, что были две дополнительные недели отпуска. На усмотрение администрации.
Булатов опять стал раздражаться и вставил:
– Админструация, – он намеренно исковеркал слово, – осатанела и потеряла всякую совесть. Чем тяжелей работа, тем больше хамства. Отобрали две недели! Которые сейчас как воздух нужны.
– А почему? – спросил Урусов.
– Некому работать, – сказала Мария Васильевна.
– Но врачи причём?
– У сильного всегда бессильный виноват – напомнил Павел и сделал каламбур: – Ты виновата тем, Машенька, что хочется им бабок! Да, наверное, и не выгоден полный штат – экономии зарплат для прибавок себе не будет.
– Это точно, – согласилась Мария Васильевна. – Они, как только не изощряются, что б поменьше заплатить и на одну ставку заставить работать за десятерых. Ну а на каждого участкового врача приходится человек двадцать пять начальников, которые в условиях страховой медицины сидят на его шее, но далеко не с его окладом.
– И вы не возмущаетесь? – удивился Урусов.
– Один врач возмутился, написал толковую жалобу, а её переслали начальнику, на которого жаловался. А тот вместе с кем-то из заинтересованного начальства подкараулил и врача этого отлупил. По телеку была передача, взяли на контроль, да так с этим контролем всё и оставили.
– А вы жалобщицу, надеюсь не будете ловить? – смеясь, спросил Павел.
– Поймаю! – в шутку заявил Булатов, – и попрошу ещё десять раз написать, чтоб после строгача неполное служебное Маше объявили, а потом и вовсе выгнали, чтоб семью сохранить. А то ведь как зима наступит, ну хоть разводись. Я женился на жене, а не на поликлинике! Запомни! – повернулся он к жене: – Предупреждаю: как только заставят хотя бы раз выйти на дополнительное – сверх положенного в месяц, дежурство, я напишу в восемь инстанций и в двенадцать газет. А писать так, чтоб пронять, я умею. Очень кратко и очень ясно. Тогда тебя в любом случае выгонят.
– Да ладно, разводись, хоть сейчас, – отшутилась Мария Васильевна и ответила на вопрос Урусова: – Что возмущаться? Руководство говорит, или пашите за пятерых или убирайтесь – никого не держим.
– И замену найдут?
– Не знаю… Так пугают…
– Значит, могут найти, но не хотят? – снова спросил Урусов.
– Просто остались те, кому деваться некуда. У нас одна дама не пенсионного возраста с двумя детьми. Как ей жить? Другая пенсионерка, но дома финансовые проблемы – где работу другую найдёт. Здесь хоть крохи, пока не всё вытрясают. Хоть что-то оставляют.
– Но это же подло, пользоваться, – возмутился Урусов. – Кому это нужно?
– Ну ты как не при демократии живёшь, – в советской власти задержался – сказал Гончаров. – Дяде Сэму! По его заказу убивают медицину, а одновременно переводят стрелку на президента, хотя не он повинен, а его врага и враги России. Известный способ действий прогнивших продажных элит. Кто тебе сказал, что эти самые админтруаторы не подлецы? Пробу ставить негде. Были б людьми, мы б сейчас эти ужасы не слушали. Надо же, сами собачьи условия устроили, и сами же дополнительный отпуск отняли – садисты какие-то. – и без всякой паузы гаркнул командирским голосом – Хватит о плохом! В армии к счастью такой гадости не было никогда и не будет. В армии – обеспечь, тогда требуй. А тут отними и потребуй. Словом за нашего истого армейца Михаила…
– За всех нас, кремлёвцев! – ответил Булатов и поднял бокал…