Сибирское областничество в годы Гражданскойч. ч. 6

Сергей Дроздов
Сибирское «областничество» в годы Гражданской.ч.65

(Продолжение, предыдущая глава:http://www.proza.ru/2016/07/29/1217)

В годы Гражданской войны многие регионы Российской империи войны были заражены «вирусом сепаратизма» и «борьбы за автономию» от тогдашней «империи зла» и ненавистного «русского империализма».
Где-то эта болезнь протекала в острой форме (Финляндия, Грузия, Прибалтика), где-то националистические движения были поумереннее (Область Войска Донского при атамане Краснове, Украина), а где-то она происходила  в скрытой форме, в виде лозунгов «автономизации» или «областничества», которые их вожди, в зависимости от политической ситуации, запросто могли либо «развернуть» до требований «полной независимости и создания своего государства», либо «по-тихому» свернуть.
 
При этом они  объясняли свое недавнее «областничество» лишь «стремлением к порядку», или желанием «лучше развивать промышленность и сельское хозяйство» и т.п.  «отмазками».
Такие  процессы в годы Гражданской войны  и происходили в Сибири. Эти малоизвестные страницы нашей истории заслуживают отдельного рассказа.


В качестве источника информации в этой главе, в основном, будет использована книга одного из признанных «вождей» сибирского «областничества» той поры Ивана Иннокентьевича Серебренникова «Гражданская война в России: Великий отход», написанная и изданная им в 20-30-е годы прошлого века в эмиграции, в Тяньцзине.
Сейчас его фигура полузабыта, даже среди историков, а когда-то она гремела на всю «белую» Россию.

Коренной сибиряк И.И. Серебренников летом 1918 года находится в Омске, где исполнял должность министра снабжения Сибирского, а затем Всероссийского правительства.
В сентябре того же года как глава Сибирской делегации он присутствовал на Уфимском государственном совещании, где тогда возникло Всероссийское правительство — Директория. 
Эта Директория 9 октября 1918 года перебирается в Омск и после ряда конфликтов и примирений с Временным Сибирским правительством создает Совет министров.
 
По рекомендации И. И. Серебренникова  на должность министра по военным и морским делам Совет министров Директории и пригласил Колчака.
Правда потом (18 ноября 1918 года) Колчак быстренько разгоняет эту Директорию, арестовывает и высылает за границу ее наиболее активных «вождей» и провозглашает себя  «Верховным правителем Российского государства».
В колчаковском  правительстве И. И. Серебренников поначалу по-прежнему занимал  пост министра снабжения, а потом по личной инициативе, выходит из состава правительства и в феврале 1919 года возвращается в Иркутск, где активно работал в ОСВАГЕ, составляя Сводки Осведомительного отдела штаба Иркутского военного округа. (За период с 26 августа 1919 года по 9 декабря 1919 года вышло 104 номера этих Сводок).
Так что И.И. Серебренников был человеком очень известным (не только в Сибири, но и во всей России) и хорошо осведомленным.

В 1905  году И. И. Серебренников  поступает в Военно-медицинскую академию в Санкт-Петербурге, однако не проучившись и года, он самовольно покидает ее. Его не устраивал военный режим этого учебного заведения, и он, по моде тех лет и велению сердца, активно включается в революционную деятельность, становится членом РСДРП. Впоследствии, (в 1911 году), уже  побывав в «Крестах» и ссылке, Серебренников навсегда  порывает с РСДРП.
Он всегда был большим патриотом Сибири и хорошо знал ее жителей, промышленность и сельское хозяйство.


(Современные  любители рассказывать благостные истории о «России, которую мы потеряли» и «привольной и сытой жизни» при царе-батюшке, часто козыряют тем, что сибирским маслом и зерном – де в то время Россия кормила всю Европу, забывая рассказать, что продавалось все это тогда по бросовым ценам и, увы, «славилось»  низким качеством.
Вот что пишет об этом  сотрудник  Сибирской библиотеки в Германии (Франкфурт на Майне), автор  предисловия к  книге воспоминаний И.И. Серебренникова, германский ученый Венц Майер:

«Сибирское сливочное масло рефрижераторами, а зерно насыпью и в мешках доставлялись к морским портам, первое — к Ла-Маншу, второе в Одессу, Ригу, Санкт-Петербург, во Владивосток.
Сибирское масло, вкупе с вологодским, было некачественным, часто крошилось из-за кормления коров зимой сеном, прогорклым из-за непросушенной тары, но деловые скупые датчане научились его перетапливать в довольно вкусное и приемлемое для завтраков рабочих индустриальной Англии…
Зерно тоже не отвечало европейским стандартам, но уверенно перевеивалось для хлебобулочных изделий и мололось в комбикорма для свиней и в добавки для лошадей».
(Думаю, что если бы Станислав  Говорухин знал об этом, то он бы  поумерил пафос своего «обличительного» кинофильма о чудесной жизни в царской России).


Давайте посмотрим, что И.И. Серебренников рассказывает о сибирском «областничестве»:
«Иркутская группа сибирских областников начала свое существование в середине лета 1917 года. Группа эта была весьма малочисленна. В нее входили пишущий эти строки, затем И. А. Якушев, впоследствии председатель Сибирской Областной думы, И. Г. Гольдберг, сибирский писатель-беллетрист, В. М. Попов и еще несколько человек…
Мои думы о Сибири и областнические настроения привели наконец к тому, что мое пассивное состояние было сломлено: я решил обратиться к политической деятельности и стал искать точку опоры, пользуясь которой я смог бы начать пропаганду идей сибирского областничества…».


Как нам сейчас рассказывают современные либеральные публицисты, главными сторонниками (и виновниками, разумеется) «автономизации» и развала России, были, разумеется, социал-демократы (вообще) и большевики (в частности).

А вот что вспоминал об этом щекотливом вопросе один из вождей «областничества» И.И. Серебренников:
«Из бесед и переговоров с представителями господствовавших партийных групп я вынес заключение, что социал-демократы  разных оттенков являются непреклонными противниками выдвижения сибирских проблем.
Будучи ярыми центристами, они не могли переварить мысли о каких-то там автономиях для отдельных областей России.
Идея автономной Сибири им сильно претила. В лице социал-демократов, и особенно большевиков, сибирские областники могли нажить себе наиболее ожесточенных противников.
Не встречали областнические проблемы внимания и со стороны местных конституционалистов-демократов. Последние все время подозревали в сибирском областничестве скрытый сепаратизм, опасный для целостности Российского государства».

Не правда ли, удивительно и неожиданно звучит?!
Именно большевики, оказывается, являлись «непреклонными противниками» областничества, «они не могли переварить мысли о каких-то там автономиях для отдельных областей России» (!!!), да и сама идея «автономной Сибири им «претила».


Сравните это с позицией самого Серебрянникова и его сторонников:
«…сибиряки-областники, в том числе и я лично, выдвигали на передний план идею автономии. Не предрешая вопроса о том, может ли быть Европейская Россия разделена на федеративные штаты, областники полагали, что Сибирь должна была, во всяком случае, получить автономное устройство в целях преуспеяния и быстрого развития ее производительных сил.
Может быть, и другие окраинные области России могли бы быть устроены также по принципу автономии. Таким образом, будущее государственное устройство России нами мыслилось близким к государственному строению Великобритании с ее системой широких автономий  для отдельных доминионов».

Иначе говоря, конечно же «не предрешая вопроса», эти господа мечтали превратить Россию в нечто похожее на Британское «содружество наций».


Интересно, что еще в июне 1917 года И.И. Серебренников произвел своего рода «опрос общественного мнения», распространив собственноручно написанную им анкету среди  известных политиков России и членов Временного правительства по вопросу «автономии Сибири».
Их ответы ОЧЕНЬ познавательны и показательны:
«В июне я предпринял анкету среди известных политических деятелей России по вопросу об автономии Сибири. Эта анкета заключала в себе три вопроса:
1. Признаете ли вы необходимую автономию Сибири ввиду удаленности ее от метрополии и своеобразия местных условий?
2. Если признаете, то как широко представляете себе эту автономию?
3. Как вы относитесь к идее устройства России на федеративных началах и допускаете ли, в частности, возможность устройства Сибири как федерации ее областей?
К сожалению, я получил очень мало ответов на эту анкету.
 
Известный русский историк, социал-демократ и товарищ министра почт и телеграфа в кабинете Керенского, Н. А. Рожков, ответил мне следующим образом:
«1. Признаю вредной автономию Сибири, как и других частей России. Своеобразие местных условий удовлетворяется широким местным самоуправлением. Расстояния, при телеграфе и железных дорогах, не важны.
2. Федерацию считаю вредной вообще, так как она дробит классовую борьбу демократии и тем усиливает буржуазию, ведет к двухпалатной системе, всегда вредной демократии, может повести к стихийному движению великорусского крестьянства против федеративного дробления России, т.е. и против революции, проводящей это дробление».
Этот ответ можно, пожалуй, считать типичным для социал-демократов левого толка, каким был Рожков.
 
Сподвижник Плеханова, социал-демократ группы «Единство», известный Лев Дейч ответил мне:
«В ответ на первый и второй вопросы могу сказать, что допускаю возможность известной значительной автономии Сибири, но как широко может она простираться, по-моему, пока трудно определить.
Возможно, что, наподобие Канады, Сибирь должна будет располагать собственным парламентом, оставаясь все же тесно сплоченною как с Европейской Россией, так и с другими русско-азиатскими землями. Но, может быть, необходимо будет удовлетвориться лишь чисто административной, а не законодательной автономией, по крайней мере, на первых порах. Вышеизложенное, полагаю, служит уже ответом и на третий ваш вопрос, а именно о возможности, по моему убеждению, устройства Сибири, как федерации».

Как видим, социал-демократы разного «толка» либо вообще отрицали идею «автономизации», либо (Л. Дейч) дали о ней предельно размытый и расплывчатый ответ.
Куда более определенно высказались деятели либерального  толка:

Член партии народной свободы, министр путей сообщения при Керенском, Н. В. Некрасов, дал такой ответ:
«1. Признаю.
2. Как первый шаг, считаю необходимым широкое развитие децентрализации, вплоть до учреждения особого органа по вопросам местного законодательства.
3. В дальнейшем мыслю себе Россию как федерацию, основанную частью на территориальном, частью — на национально-территориальном делении».
Кооперативный деятель, кажется, товарищ министра продовольствия в кабинете Керенского, В. Зельгейм, ответил:
«1. Автономия Сибири в административном отношении желательна.
2. Автономия не должна распространяться на область экономических отношений (тарифы, таможня, социальное законодательство).
3. Боюсь, что слишком глубокое проведение начал федеративного строительства, при скудности культурно-общественных сил и навыков, нам, и в частности Сибири, еще не под силу».
Так что, как видим, идея «автономизации» России просто витала в умах демократического Временного правительства.
Обрадованные этим «областники» не теряли времени даром и приступили к широкой пропаганде идей автономизации Сибири.

Первая  Сибирская конференция  проходила в Томске со 2 по 9  августа 1917 года:
«От Иркутской группы областников командирован был на конференцию деятельный областник, А. Б. Меерович, беспартийный.
Ему я поручил огласить на съезде мой доклад «Об автономии Сибири».
Конференция продолжалась восемь дней, со 2 по 9 августа 1917 года. Она была знаменательна как первый всесибирский почин областников в деле пробуждения сибирского самосознания…
5 августа 1917 года член конференции А. П. Казанцев под дружные рукоплескания присутствовавших развернул сибирское бело-зеленое знамя, на котором четко выделялась надпись:
«Да здравствует автономная Сибирь!»
Августовская конференция в Томске положила начало работе областников во всесибирском масштабе».

Вот так, в АВГУСТЕ 1917 года (за два, с лишним,  месяца до Октябрьской революции) «областники» под  «дружные рукоплескания» развернули сибирское бело-зеленое знамя (под которым в начале Гражданской войны и воевала Сибирская армия),  с лозунгом: «Да здравствует автономная Сибирь!»

Очень интересно и то, что на выборы в Учредительное собрание сибирские областники пошли в союзе с …ультранационалистическим бурятским блоком (!!!) и имели при этом немалый успех.
Вот что об этом  пишет И. И Серебренников:

«Выборы состоялись.
Были подсчитаны голоса. Оказалось, областники получили 15 000 голосов, буряты — 40 000; итого, по областническо-бурятскому блоку — 55 000 голосов. Эсеры собрали в 4 раза больше.
Все же по числу собранных голосов наш блок занял второе место, обогнав даже большевиков, которые получили около 50 000 голосов…
Итак, мы собрали сравнительно немного голосов, но все же имели значительно больший вотум, чем партия к.-д. или с.-д. меньшевиков, обладавших налаженным рабочим аппаратом и денежными средствами, которые могли быть брошены в предвыборную борьбу, и поэтому мы до некоторой степени гордились достигнутым результатом».


Ну да, собственно, результат  этих  выборов никого особенно не интересовал.
С ранней весны 1918 года в стране разгоралась Гражданская война.
В этой связи, очень любопытна и оценка И.С. Серебренниковым настроений в сибирской деревне весной 1918 года:

«…Нужно сказать, что из деревни поступали малоутешительные сведения…
Война кончилась. Теоретически, я думаю, симпатии крестьянского населения были на стороне большевиков, на стороне «рабоче-крестьянской» власти, которая сумела прекратить войну.
Единственное, на что деревня могла жаловаться, — это сильное развитие хулиганства, выросшего в атмосфере полной безнаказанности. Но возвращавшиеся с фронта солдаты, чувствуя себя хозяевами положения, скоро прекратили бесчинства хулиганов. Во многих местах губернии произошли жестокие самосуды, кои дали хорошие уроки деревенским хулиганам.
Солдаты-фронтовики были сплошь приверженцами советской власти и в этом отношении стали постепенно оказывать свое влияние на деревенское население вообще».

Как видим, по свидетельству члена правительства Директории И.И. Серебренникова,  «Солдаты-фронтовики были сплошь приверженцами советской власти»!!!
Причиной этого, в основном, было вовсе не их любовь к коммунистической идеологии, а то, что большевики ПРЕКРАТИЛИ ВОЙНУ.
Какой ценой это было сделано, абсолютному большинству солдат (да и немалой части офицерства) тогда,  было уже совершенно «ВСЕ РАВНО».
Главным требованием нашей многомиллионной деморализованной армии в то время  было: «Мир, любой ценой!».
Большевики это поняли и реализовали, поэтому и получили поддержку миллионов солдат и мужиков по всей стране.



Ну, а распад центральной власти, во многом спровоцированный безмозглым правлением Временного правительства и его горе-«реформами», вызвал стремительный рост сепаратизма  чуть ли не во  всех регионах бывшей империи.
Октябрьская революция в Петрограде вызвала активное неприятие власть имущих и хорошо обеспеченных слоев населения во многих областях страны и также усилила процессы децентрализации и сепаратизма в них.



И.И. Серебренников вспоминал о невиданном  количестве разнокалиберных «правительств», действовавших в Сибири и на Дальнем Востоке в сентябре 1918 года (еще до «воцарения» Колчака в Омске):
«На освобожденной и освобождаемой от большевиков территории действовал уже ряд крупных областных правительств, имевших собственные войско и финансы: это были Сибирское правительство, войсковое правительство Оренбургского казачьего войска и по соседству с ним войсковое правительство Уральского казачьего войска, затем Комитет членов Учредительного собрания в Самаре. Кроме сего, существовали и многие другие мелкие правительственные (самостоятельные и автономные) и национальные образования, такие как Уральское правительство в Екатеринбурге, правительство генерала Хорвата во Владивостоке, там же правительство Дербера, временное Амурское правительство с Алексеевским во главе в Благовещенске, затем киргизская Алаш-орда, башкирское правительство Башкурдистан, правительство еще не освобожденного Туркестана и т.д.
Все это нуждалось в объединении, которое могло быть достигнуто путем создания авторитетной всероссийской власти».


Особенно впечатляет, конечно, «киргизская Алаш-орда» и правительство «нэзалэжного» «Башкурдистана».
Некоторые экзотические наименования, право, стоило бы сохранить и увековечить для потомков…

О некоторых, совершенно забытых ныне, сибирских правительствах, И.И. Серебренников в своей книге рассказывает довольно подробно:

« Правительство генерала Хорвата.
Генерал Д. Л. Хорват с 1903 года занимал должность управляющего Китайской Восточной железной дорогой и был самым популярным и уважаемым русским деятелем на Дальнем Востоке. В полосе отчуждения названной железной дороги, в частности в г. Харбине и на станции Маньчжурии, к лету 1918 года скопились крупные антибольшевистские силы. Сюда же собралось немалое число политических деятелей разного направления и разной величины, среди которых значительное внимание привлекал к себе адмирал А. В. Колчак.
Еще задолго до выступления чехословаков все эти деятели упорно трудились над разрешением проблемы, не может ли дело освобождения России от власти большевиков быть начато отсюда именно, с русского Дальнего Востока. Кто-то из лиц с большим именем и авторитетом должен был возглавить это антибольшевистское движение с востока. Обстановка сложилась так, что возглавление движения принял на себя генерал Хорват.
 
9 июля 1918 года он остановился со своим отрядом у станции Гродеково в Приморской области и объявил себя Временным правителем. В дальнейшем ему удалось переехать во Владивосток и здесь сформировать свое правительство. В Совет министров этого Временного правительства вошли С. В. Востротин (председатель), инженер Устругов, ген. Флуг, полковник Глухарев, сибирский областник Курский, Я. Я. Брандт и ряд других лиц.
Первые сведения об образовании правительства ген. Хорвата были получены в Омске в начале августа, в телеграмме, пришедшей кружным путем, через Пекин.
Помню, эта телеграмма произвела большую сенсацию и даже посеяла в омских правительственных сферах некоторое чувство тревоги…
Опасность лежала в одном только имени ген. Хорвата и его большой популярности. Постоянные искания диктатуры торгово-промышленными и кадетскими сферами Омска, имевшими значительное влияние на армию, и популярное имя дальневосточного генерала — вот те условия, которые могли дать Омску неожиданные сюрпризы.
Честолюбец ли этот генерал? Может быть, он совершит свой триумфальный въезд в Омск, как только путь туда будет открыт?»


Напомню, что именно в правительстве Хорвата  летом 1918 года попытался «трудоустроиться» прибывший на английском корабле из «бананово-лимонного Сингапура» адмирал Колчак.

Генерал Хорват, для начала,  дал ему тогда задание попытаться найти общий язык (о подчинении и речи не было) с буйным атаманом Семеновым, который славился своими убийствами и грабежами на всю Сибирь. 
Колчак это задание блистательно провалил, разругался с Хорватом и убыл лечить нервы на курорты Японии.
Спустя пару месяцев его,  опять на английском корабле, в гражданском платье и привезли оттуда во Владивосток, где Колчак  познакомился  с чешским «генералом»  Гайдой, пребывавшим тогда в зените своей славы. 
(По ядовитому свидетельству Гайды, Колчак в гражданском костюме и шляпе показался ему «похожим на пролетария»).
Это уже потом, после переворота 18 ноября 1918 года, когда  Колчак  стал «Верховным правителем», они поменялись ролями…


Большую опасность для Директории (в правительство которой входил Серебрянников) представляло возможное объединение правительства генерала Хорвата с «Правительством Автономной Сибири» П.Я. Дербера, благо и заседали, поначалу, они в одном городе, в Харбине.
Вот что вспоминал об этом  И.И. Серебренников:

«Правительство автономной Сибири с начала своей деятельности обосновалось в Харбине, и в состав его вошли следующие лица: П. Я. Дербер (председатель), В. Т. Тибер-Петров, И. С. Юдин, А. Е. Новоселов, А. А. Краковецкий, МА Колобов, Е. В. Захаров и В. И. Моравский. Все это были, как и омские министры, избранники Сибирской Областной думы.
Отрезанное от Сибири, мало осведомленное о том, что там делалось, это правительство варилось преимущественно в собственном соку, тщетно пытаясь как-нибудь реорганизоваться, привлечь в свои ряды цензовые элементы и найти себе то или иное признание.
В начале июля правительство Дербера переехало во Владивосток. Здесь в его составе произошли некоторые изменения. Так, во главе его вместо Дербера стал И. А. Лавров, человек, не имевший никакого отношения к Сибирской Областной думе. И. А. Лавров, о котором я уже упоминал ранее, в конце первой главы, — действительный статский советник, бывший в дореволюционное время управляющим Иркутской Казенной Палатой, после революции — первым Иркутским губернским комиссаром Всероссийского Временного правительства... Кооптацией Лаврова Правительство автономной Сибири показало, что оно не очень дорожит санкцией избрания Сибирской Областной думы, может самовольно изменять свой состав и тем самым получает совершенно самостоятельное положение, вне какой-либо связи с Сибирским правительством Омска.
 
Такова, однако, была только теория. Что могла показать практика, никому не было известно. Может быть, правительство Лаврова потребует своего полного слияния с правительством Вологодского? Может быть, отдельные члены его пожелают войти в состав Сибирского правительства по требованию Сибирской Областной думы?
Во всяком случае, омской правительственной делегации нужно было спешить на восток и на месте дать понять Правительству автономной Сибири, что никакой альянс его с Сибирским правительством не представляется возможным».



Я не буду подробно описывать все перипетии подчинения и «утилизации» всех этих сибирских  «белых» правительств.
В конце - концов (и с грехом пополам) Колчаку это сделать удалось (в отличие от  безуспешных попыток подчинения кровавого атамана Семенова и его бандитов).

В начале ноября 1918 года перестало существовать и «Временное Сибирское правительство» (подчинявшееся Директории, в которое входил И.И. Серебренников).
Он вспоминал об этом в довольно высокопарном стиле:

«Третьего ноября 1918 года Временное Сибирское правительство перестало существовать, передав свою власть на территории Сибири Правительству Всероссийскому. Оно просуществовало почти полных четыре месяца. Так мало времени было им прожито, и как много пережито! Исчезая с исторической арены, Сибирское правительство опубликовало следующую грамоту:
«Приняв на себя верховную власть после свержения большевиков в Западной Сибири, Временное Сибирское правительство с величайшим напряжением сил осуществляло свою трудную задачу дальнейшего освобождения всей Сибири и укрепления в ней начал законности и порядка.
Тяжкое бремя выпало на долю Сибирского правительства: ему досталось народное достояние разграбленное, промышленность разрушенная, железнодорожное сообщение расстроенное…
В час величайшей опасности все силы и все средства должны быть отданы на служение одной самой важной задаче  — воссозданию единого и сильного Государства Российского.
Эту ответственную задачу приняло на себя Временное Всероссийское правительство, на Государственном Совещании в Уфе избранное и верховной властью облеченное. Единой воле этого Правительства должны быть подчинены все силы и средства управления, и дальнейшее существование нескольких областных правительств представляется ныне недопустимым.
В сознании священного для всех народов и частей России патриотического долга Сибирское правительство, получив гарантии, что начала автономии Сибири будут восстановлены и укреплены, как только минуют трудности политического положения России, ныне во имя интересов государственности постановило:
в отмену декларации 4 июля 1918 года «О государственной самостоятельности Сибири» сложить с себя верховное управление и всю полноту власти на территории Сибири передать Временному правительству Всероссийскому.
Подписали: председатель Совета министров, министр иностранных дел Петр Вологодский, министр снабжения И. Серебренников, министр финансов И. Михайлов, управляющий делами Совета министров Г. Гинс».
В этот же день, 3 ноября, особым постановлением Административный совет Сибирского правительства присвоил П. В. Вологодскому звание Почетного гражданина Сибири в ознаменование его выдающихся заслуг «по воссозданию государственности и правопорядка в Сибири и по восстановлению мирного течения жизни в крае, а также во внимание к многолетним плодотворным на разных поприщах трудам его на благо и преуспеяние Сибири».
Итак, Сибирское правительство прекратило свое существование; вместе с ним исчезла с исторической арены и независимая Сибирская республика…

10 ноября заявило о своем самоупразднении областное правительство Урала. В скором времени сошли также со сцены Амурское областное правительство и киргизская Алаш-орда», - вспоминал И.И. Серебрянников.


Тут следует подчеркнуть два важных момента:
1. Оказывается, еще 4 июля 1918 года была принята Декларация «О государственной самостоятельности (!!!) Сибири». Спустя 73 года такие Декларации, с подачи Горби и ЕБНа,  как из рога изобилия стали у нас принимать  все, кому не лень…

2. Всего лишь через 15 дней после этой красивой передачи власти от «Временного Сибирского правительства» - «Правительству Всероссийскому», Колчак произвел свой государственный переворот и разогнал к чертовой матери и это «Правительство Всероссийское», а «Почетный гражданин Сибири» П.А. Вологодский был «задвинут» на третьестепенные роли, а затем и вовсе  - подал в отставку и убыл в  эмиграцию.




Теперь надо бы сказать несколько слов «по национальному вопросу».

Многие нынешние сторонники «белого дела», отчего-то, очень любят распространять мифологию о том, что за «белых»-де в годы Гражданской воевали сплошь «истинно русские люди», слегка разбавленные остзейскими немцами среди офицеров, а вот на стороне «красных», в основном воевали «китайцы, латыши, военнопленные немцы и австрийцы, кавказцы, да и евреи» (куда же без них-то!).
А русских людей в Красную Армию, якобы, загоняли в виде заложников, под страхом немедленного расстрела всех членов их семей.


На самом деле, это, разумеется – полная ерунда, а национальный состав участников Гражданской войны с обеих сторон был исключительно «пёстрым».
Среди «белых»  было множество немцев (как немецких колонистов, так и регулярных германских частей в Прибалтике в 1919-1920 г.г.),  поляков, латышей, кавказцев, калмыков, бурят,  румын,  имелись у них  даже отряды еврейской самообороны (!),  кое-где в Сибири,  которые входили в  состав колчаковских войск.


«Вы таки будете смеяться», но я всегда считал, что разудалые строки типа  «…еврейское казачество восстало» и «страшны были в атаке еврейские рубаки»,  из знаменитой песенки «Бей барабан, бей барабан,  за родной Биробиджан», всего лишь выдумка ее безвестного автора.
 
Однако, заинтересовавшись фразой «…Нашли себе место в дальневосточной среде и евреи, объединенные синагогами, обществами и «воспоминаниями» о собственной еврейской бригаде в отрядах атамана Г. М. Семенова». из предисловия сотрудника Сибирской библиотеки  Германии Венца Майера к мемуарам И.И. Серебренникова, стал поглубже интересоваться этим и узнал много нового для себя!

А вот что говорит об этом современная Википедия:
«Еврейский пехотный полк — одно из подразделений в составе Особого Манчжурского Отряда сформированного атаманом Забайкальского казачего войска Григорием Михайловичем Семёновым в феврале 1919 года во время Гражданской войны в Забайкалье…

В состав полка входило 170 солдат, 7 унтер-офицера, 4 офицера и два полковника.
Офицеры и солдаты Еврейского полка получали значительную материальную помощь от читинской общины и в полку соблюдали кашрут и еврейские праздники. Полк активнейшим образом был вовлечен в борьбу против большевиков. Одной из первых операций, совместно с частями японских экспедиционных войск, была ликвидация вблизи поселка Тупик отряда интернационалистов, преимущественно венгров, в апреле 1919 года.

По непроверенной информации до октября 1920 года Еврейский полк участвовал во множестве подобных, особенно отличился при обороне Читы с апреля по сентябрь 1920 года.
Но видя бесполезность сопротивления наступающим красным войскам под командованием Генрих Христофорович Эйхе, полк самораспустился. Часть солдат вернулась в Читу, остальные же отступили с армией Григория Семёнова в Китай. Бывшие солдаты еврейского полка, оставшиеся в Чите, были репрессированы в 1930-е годы.

По воспоминаниям Исая Львовича Абрамовича, служившего в Еврейской роте с момента формирования, после проведения Семёновым мобилизации в Чите в апреле 1919 года, еврейская рота в боях 1920 года в боях под Читой не участвовала, так как несла гарнизонную службу в городе Нерчинск-Заводском, рядом с бывшим Горно-Зерентуйским централом, на достаточно большом удалении от Читы, а в марте 1920 года вся рота перешла на сторону Красной Гвардии и вместе с партизанами участвовала в разгроме гарнизона семёновцев в посёлке Нерчинск-Заводской, в ходе которого было захвачено: 1 тысяча пленных, 10 орудий, 30 пулемётов, около 3 тысяч снарядов, большое количество патронов, продовольствия и амуниции». (http://cyclowiki.org/wiki/)

Да уж… Может и действительно, они «страшны были в атаке»?!
Слегка перефразируя известную строчку «солнца русской поэзии» можно только предположить: «О, сколько нам еще  открытий чудных готовит просвещенья дух…»

Надо сказать, что в Особом Маньчжурском отряде (ОМО) атамана Семенова царил такой «интернационал», что ему, в этом вопросе, мог бы позавидовать и сам Карл Маркс, если бы он вдруг воскрес и проанализировал национальный состав данного семеновского войска:
 Кроме вышеупомянутого «Еврейского полка» в  этот ОМО, в разное время, входили: Монголо-Бурятский конный полк, 2 полка монголов-харачен, 1-й Семеновский и 1-й Маньчжурский пешие полки, 2 офицерские роты, 2 роты сербов, а также батальон японских добровольцев (!).
Имелась у Семенова еще: и Туземная конная дивизия (которая комплектовалась «из бурят и хунхузов на добровольческих началах»), и Инородческая конно-артиллерийская бригада,  и отдельный гусарский (!) Бурятский дивизион, был у него  и Сербский дивизион, и много чего еще.
Надо понимать, конечно, что на деле все эти «полки, бригады, дивизионы и корпуса» зачастую были лишь громкими названиями, а реальное количество бойцов в них (как в пресловутом Еврейском полку, к примеру) не дотягивало и до штата роты, или батареи.

Так что вот такие «истинно русские люди»  помогали атаману Семенову грабить всех, кто попадался им в руки…



Теперь посмотрим,  что,  пишет о национальном составе  колчаковских войск сам И.И. Серебренников:

«В Сибири, как грибы после дождя, начали возникать различные воинские отряды союзнической ориентации, вербуемые преимущественно из рядов военнопленных мировой войны. Появились сербские, польские, румынские войска.
Польские отряды расположились по Алтаю для охраны Алтайской железной дороги. Румынские войска стали сосредоточиваться в районе Иркутской губернии, где охраняли соответствующий участок Сибирской магистрали».

Но, может быть, этот белый «интернационал» существовал только в колчаковских войсках, в Сибири, а у Деникина, или Юденича и впрямь воевали только «истинно русские люди»?!

Вот что, например,  вспоминал о национальном составе деникинской «государственной стражи» (по-простому говоря,  это нечто среднее между МВД и КГБ) в Новороссийске,   Г.Я. Виллиам в своей книге «Побежденные»:

«…в Новороссийске существовали тайные союзы офицеров, имевшие целью охрану жизни и достоинства офицерства. Эти союзы иногда проводили в жизнь постановления чисто террористические, и перед ними трепетали все, не исключая и самого генерала Деникина. Расправа с помощником главнокомандующего генералом Романовским в здании русского посольства в Константинополе после эвакуации Новороссийска служит достаточной иллюстрацией для того, чтобы понять, что это было за учреждение.
Эта добровольческая «мафия» вынесла, например, постановление: не доводить до тюрьмы осужденных военными судами на смерть.

Государственная стража усмотрела в этом постановлении «разрешение на все» и начала действовать, тем более, что состояла она преимущественно из профессиональных убийц, ингушей, лезгин, осетин.
В газету, где я работал, ежедневно попадали коротенькие заметки, получаемые хроникером в полиции, об убийствах арестованных при препровождении в места заключения. Помещались эти, заметки всегда под одинаковым заголовком: «неудавшийся побег». Первоначально заметки эти, редактировались полицейскими протоколистами так; «при препровождении в тюрьму покушался бежать, за что был убит».
Впоследствии такая, редакция показалась конфузной начальству, и была изменена следующим образом: «покушался бежать, и, после троекратного оклика, был убит конвоем». Видимость законности была соблюдена, что требовалось: людей не убивали зря, а только после троекратного предупреждения, если таковое не помогало...»


А вот какое воспоминание о «белой» калмыцкой коннице (образца 1919 года) осталось у поручика С. Мамонтова:

«Ночь прошла спокойно. Калмыки появились с первыми лучами солнца. Впереди ехали несколько всадников, орали дикий напев, били в бубны и размахивали несколькими захваченными красными флагами. За ними следовал молча на белой лошади шаман.
За шаманом всадник вел в поводу лошадь, на которой был прикручен, очевидно, комиссар. Лицо в крови и качался в седле, но веревки не давали ему упасть.
Вслед за ним группа всадников толкала перед собой дюжину бледных, перепуганных пленных, раздетых, в одном белье.
Толкали их конями и остриями шашек.
Наконец шли сотни. Все оглушительно вопили и размахивали обнаженными шашками, с которых струилась кровь.
Некоторые насадили на бамбуковые пики отрубленные головы.
 
Каждый всадник вел в подводу одну, две, а иногда даже три захваченные лошади. На седлах было навьючено всякое добро: сапоги, обмундирование, оружие.
Это было необычайное зрелище, скорее устрашающее.
Полковник Лукьянов толкнул меня локтем.
— Сережа, так ведь это татары!
Мы невольно подались назад. Было чувство скорей сочувствия к этим несчастным пленным.
Калмыки подползли потихоньку, сняли часовых и перерезали всю красную бригаду без единого выстрела. Красной бригады больше не существовало.
За сотнями не шли ни захваченные пулеметные тачанки, ни обозы. Думаю, что калмыки их не хотели показывать, боясь, что отнимут.

Калмыки — чистейшие монголы и по-монгольски называются ойраты. Единственные, которые сохранили еще кочевой образ жизни. Они входят в состав Донского и Астраханского казачьих войск. У астраханцев синие шаровары с желтым лампасом. Вооружены они бамбуковой пикой (английская, наша — металлическая), винтовкой казенного образца и донской казенной шашкой. Сидят на малорослых, но выносливых лошадях, седло казачье. Одеты в грязные нагольные (когда-то белые) полушубки и остроконечные серые барашковые шапки».


Можно привести и много других подобных примеров…


В Сибири, в годы Гражданской войны, было довольно мощное  националистическое движение бурятов, которое активно поддерживали и сибирские «областники».

И.И. Серебренников так об этом вспоминал:
«…Ближайшими сподвижниками атамана Семенова были бароны Тирбах и Унгерн-Штернберг. Последний со своими воинскими частями располагался на ст. Даурия, по Забайкальской железной дороге, не так далеко от границ Маньчжурии.
В Даурии же имело свое место пребывание революционное монгольское правительство, в состав коего входили, кроме монгол, и буряты. Это правительство ставило своей задачей отторжение от Китая Внутренней и Внешней Монголии и Барги и образование из этих областей единого Монгольского государства.
Я узнал, что в делах этого правительства принимает ближайшее участие бурят Дорджи Ринчино, тот самый, который был избран Сибирской Областной думой на пост министра народного просвещения в Сибирском правительстве и который в марте 1918 года уже был председателем большевистского ревкома в Чите. Оказывается, этот Ринчино не только теперь не арестован, но вновь играет в местной жизни значительную роль.
 
Все это указывало на то, что, во-первых, атаман вел в своих целях особую монгольско-бурятскую политику, поощряя бурятское национальное движение, и что, во-вторых, сам Ринчино был лишь фанатичным бурятским националистом, готовым ради сохранения бурятских национальных учреждений работать где, как и с кем угодно и мечтавшим о возрождении монгольской славы, которую разнес когда-то по всему миру знаменитый полководец и завоеватель Чингисхан.
Мои друзья-буряты предложили мне пост советника при Даурском монгольском революционном правительстве с большим жалованьем, но я не принял их предложения, считая всю эту монгольско-бурятскую затею недостаточно продуманным предприятием.
На ст. Даурия было организовано монголо-бурятское военное училище, долженствовавшее подготовить офицерские кадры для будущей монголо-бурятской армии. У барона Унгерна уже были воинские части, составленные из монгол: это были преимущественно воинственные харачины, ушедшие из Китая после одного неудачного восстания этого племени против власти китайцев».


В общем, национальный вопрос в Сибири стоял не менее остро, чем в других областях огромной Российской империи.
Местное сибирское  крестьянство тогда тоже, разумеется,  не представляло из себя  «ангелов во плоти» и,  при случае, не прочь было поживиться за счет соседей в революционной анархической круговерти разных властей и полного безвластия.


Вот, что писал об этом в своих мемуарах И.И. Серебренников:
«В Забайкалье, например, буряты пострадали от насильственного захвата их земель русскими крестьянами, новоселами и старожилами, зараженными большевизмом. Терпя притеснения от большевиков, буряты, естественно, должны были настраиваться антибольшевистски…
Весной 1918 года крестьяне Мухоршибирской волости насильственно захватили в соседнем бурятском Харганатском хошуне до 6 тысяч десятин пахотной и сенокосной земли, убили при этом захвате человек двадцать бурятов, разграбили и сожгли дацан (ламаистский монастырь) и несколько бурятских жилищ (юрт). Буряты написали жалобу в Читу и, описывая все бесчинства мухоршибирцев, смиренно просили областные власти «удалить этих беспокойного поведения крестьян» с захваченных ими земель.

А когда однажды из Читы запросили таких большевистствующих крестьян о причинах захвата ими бурятских земель, захватчики ответили:
— Землю мы инородческою не признаем, а считаем народною. Народ и должен ею владеть, а не буряты.

Здесь сказалось еще старое, дореволюционное воззрение сибирского крестьянина, говорившее, что всякий туземный инородец есть что-то более низкое, чем человеческое создание вообще.
— Тварь, так она тварь и есть! — так иногда определял сибирский крестьянин свое отношение к бурятам, когда рассказывал о каком-либо несуразном, с его точки зрения, случае из инородческого быта».



Если бы  такое национальное чванство и спесь касались только «инородцев», это еще как-то можно было бы понять.
Увы, ни одна нация в мире, (включая и русских, конечно) не гарантирована от подобных воззрений и эксцессов.
Настоящей бедой славянства издревле, и совершенно справедливо, считали его излишнюю склонность к взаимным раздорам и обидам, возникавшим, порой, по самым незначительным поводам и приводившим к серьезной вражде среди братских «ветвей» славянских народов, как в древности, так, к сожалению,  и в настоящее время.
А наши враги всегда умело использовали это.

Вот и в Сибири таких «местнических» проявлений тоже, увы,  хватало.
И.И. Серебренников в своих мемуарах  отмечает, что  тех, «россиян» кто приезжал в Сибирь из других регионов России, уже тогда, до всяких революций и потрясений, сибиряки часто именовали «люди  «навозные».
 
А таких «навозных» людей в Сибири уже тогда были миллионы:
«Если в пореформенный период с 1861 по 1900 год туда переселились около 2 млн человек, то за 1900–1915 годы количество переехавших за Урал достигло 4,4 млн. «В целях разрешения аграрного вопроса и разрежения населения правительство направляло волна за волной переселенцев в Сибирь. Зачастую переселенцы оставались неустроенными и составляли элемент, недовольный правительством и старожилами, которые жили в достатке и не принимали в свое общество переселенцев.
«Живут, как баре, чистоту навели», — завистливо говорили переселенцы. Характерно, между прочим, что во время большевистского восстания именно местности, населенные новоселами от 1907 года, были охвачены большевистским движением» (Шендриков И. К истории сибирского областного движения девять лет тому назад // Гун-Бао, Харбин. 1929. № 628. 22 января.).


Думаю, что немалую роль в возникновении этой вражды к сибирским старожилам  у тогдашних «навозных» переселенцев,  сыграли не только бедность и прочие неравные экономические условия их жизни, но и это самое презрительное отношение к ним, клички эти позорные, которые у нас, к сожалению, нередко свои же присваивают своим…


Все познается в сравнении, и  связи с этим, вот какой пример нужно привести.
На протяжении и Первой, и Второй мировых войн,  противники Германии (сначала «Антанта», а потом и  «союзники по антигитлеровской коалиции») прилагали огромные  усилия, средства и тратили много времени для того, чтобы попытаться хоть как-то посеять межнациональную рознь в воюющей Германии между баварцами и пруссаками.
И они имели немалые основания надеяться на это: Пруссия и Бавария были объединены Бисмарком  в единую империю совсем недавно, в конце 60-х годов XIX века.
Население, проживавшее  в этих королевствах, имело очень большие различия: разные вероисповедания, культуру, обычаи, историю, даже диалекты немецкого языка были там различными.
Думаю, что денег и сил на это союзниками и Антантой  было потрачено на несколько порядков больше, чем Германия, якобы, в 1917 году дала «дедушке Ленину» на «антивоенную пропаганду».
Только все эти усилия,  деньги, газеты, листовки, радиопередачи и т.д. оказались потраченными впустую.

Ни в Первой, ни во Второй мировых войнах союзникам так и не удалось посеять хоть сколько-нибудь существенной вражды между баварцами и пруссаками.
Несмотря на то, что Германия в этих войнах воевала в очень тяжелых экономических и стратегических условиях, и, в конечном счете, проиграла обе мировые войны, никакой существенной национальной вражды среди ее населения врагам вызвать так и не удалось.

А вот в России, к сожалению, даже между великороссами и малороссами (имевшими общую веру, обычаи, культуру, 300-летнюю историю, схожие языки и т.д.) её врагам с легкостью удавалось сеять раздор и вражду:  и в годы Первой мировой войны, и в Гражданскую, да и в совсем недавнее время.

Вот о чем нашим правителям, да и всем нам тоже, неплохо бы задуматься…


На фото: партизаны Томской губернии.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/08/18/563