Око за око

Александр Балуков
 
    В молодости, в семидесятых годах, она была божественно прекрасна. Местные парни и мужики ходили вокруг Валентины табунами,  в надежде  быть обласканными или обожженными лучами  её случайных взглядов.  Но девушка  местных ухажёров держала на расстоянии, не подпуская к себе.

   Но чего не давалось  местным парням, легко доставалось солдатам из воинской части, расположенной в посёлке. А уж про офицеров и говорить нечего, для этого контингента двери её квартиры, как и всё остальное, всегда были открыты и днём и ночью.

   Юбки и платья,  аппетитно  облегающие стройную фигуру, Валентина  носила  как  профессиональная модель.  Красивой летящей походкой, игриво подыгрывая  в такт шагам упругими задними полушариями, она притягивала к себе взгляды всего мужского населения посёлка, от мала до велика.  Даже мы, сопливые пацаны,  многозначительно  присвистывали и толкали друг друга в бока, когда она проходила мимо.

  Кто-то из нас пустил слух, что подслушал разговор Валентины с подругой, в котором она  интимно призналась, что летом в жару не носит нижнего белья.  И теперь по вечерам, когда девушка возвращалась с работы, мы сидели гурьбой у подъезда и жадно вглядываясь в рельефный рисунок  на облегающей стройную фигуру юбке  гадали и спорили,  как она сегодня… в… или без….

   Женщины посёлка  относились к местной красавице спокойно и, как это ни странно, даже доверительно, потому что знали, что на их мужей Валентина  не претендует.  А то, что офицеров  на свою кровать штабелями укладывает, так они  же не местные, а  их жён,  живущих с горделиво задранными носами, было не жалко.   А  с их непутёвыми  мужьями пусть   замполит разбирается, вместе с родной партией работают с нарушителями   незыблемой семейной  морали.

   Шли годы.  Своим принципам Валентина не изменяла.  Солдатские сапоги по - прежнему топтали половичок у её двери, а вот офицерские ботинки всё реже и реже переступали порог гостеприимной  квартиры.  Наступившая беременность и рождение сына  Васи на некоторое время вообще снизила градус  посещаемости её приюта ловеласами в погонах.

  Стройное тело женщины после родов  как-то  стремительно  стало терять свою былую привлекательность.  Переход  за тридцать для многих женщин лишь начало прекрасного расцвета и превращения в истинно живописных красавиц.  Но этого не случилось с Валентиной. 

   Женщины в посёлке беззлобно шептались, что  пересох у Вальки родник живительной мужской влаги. Вот и сохнет баба от сексуальной жажды.

Сама же Валентина в наступивших нерадостных переменах обвиняла малолетнего сына и всё чаще срывала на нём своё раздражение. В надежде утолить  свой бабий  голод она уже откровенно стала  посматривать по сторонам  на местных мужиков посёлка.

   Но особи мужского пола, так желавшие ранее её тела,  вдруг разом куда-то попрятались.  А  их жёны   своим бабьим чутьём  теперь разглядели  в Валентине приближающуюся  опасность  и  окружили  коварную совратительницу недоверием и отчуждённостью.

  Ещё несколько лет внутренних переживаний иссушили женщину до предела.  Она стала неузнаваема.  Провалившиеся щёки подчеркнули  излишнюю ширину скул, которые теперь выпирали из кожи острыми клиньями. Углубившиеся носо-губные складки подпирали изгиб обескровленных губ, сжатых в тонкую полоску.  А огромные, красивые когда - то глаза, теперь  затравленно  смотрели на  окружающих   злым и не доверчивым взглядом.

  Василий подрастал, не зная материнской ласки. Его замкнутость и нелюдимость мешали завести друзей среди сверстников и одноклассников. Так и ходил он всегда один нелюдимой букой.

  Но под новый год в поселке появился мужчина средних лет.  Не приметный с виду, зачастую не бритый.  Но как это ни странно для такого персонажа, всегда с трезвым  взглядом. Устроился на работу в войсковую часть разнорабочим.

Дали ему комнату,  в которой более года назад упокоилась  одинокая старушка.  Соседи хватились  пропавшую бабушку, только когда  в подъезде появился специфический запах.  С тех пор не было в посёлке желающих занять освободившиеся  апартаменты.

   Не сразу и не вдруг  выяснилось, что мужчина, ко всему прочему, ещё и с протезом вместо правой руки.  Жил он тихо и скромно, никакого интереса  к себе и тем более нареканий, со стороны соседей не вызывал… до поры, до времени.

  Ближе к весне стали соседи  замечать, что ходит по вечерам к новому жильцу Валькин сынок.  И как обычно, слухи в виде версий поползли по посёлку. Собрали в кучу всё. И то,  что новый жилец не интересуется женщинами,  и то,  что мальчишка  почти всегда возвращается из гостей с подарками.

  А вот то, что Василий вдруг стал лучше учиться в школе  и   его глаза,  наконец-то,  засветились счастливыми бусинками, никому и дела не было, в том числе и самой Валентине.

  Но вскоре и до её ушей  достучались слухи  о  Василии  и подозрительном мужике. Всегда  относившаяся к сыну с несвойственным для матери равнодушием,  в этот раз она без предупреждения разъярённой тигрицей решительно вломилась  в незапертую дверь  квартиры  нового жильца и растерянно застыла у порога.

     Её сын и мужчина  сидели  друг против друга за кухонным  столом. Между ними стояла большая чугунная сковорода с дымящейся жареной картошкой,  рядом на тарелке лежали нарезанное  сало с аппетитными мясными прослойками и чёрный хлеб.   Чуть в стороне приютилась шахматная доска с недоигранной партией. Рядом на застеленной кровати лежало  несколько учебников, пара из которых были раскрыты и заложены тетрадями.

   Валентина  быстрым взглядом пробежала по квартире и застывшим изваянием продолжала стоять в дверях.

- Дядя Коля, это моя мама, - нарушил тишину Вася.

Мужчина встал из-за стола, подошёл к Валентине и,  протянув ей здоровую левую руку, представился:

- Николай  Петрович, - и немного смущаясь, добавил. – А лучше, просто Коля.
Валентина  протянула  в ответ сначала правую руку, но после некоторого замешательства,   для удобства рукопожатия, поменяла её на левую. Их глаза встретились и с нескрываемым любопытством   зацепились друг за друга.

- Валентина, - наконец-то проговорила женщина.

- Присаживайтесь к нашему столу, чем богаты, тем и рады.

  Уверенный  прямой взгляд   Николая, его  спокойный голос  как то в раз сбили с женщины воинственный настрой.  Она послушно присела с краю стола на приставленный сыном  табурет и,  глядя на розовые поджаренные кусочки ещё дымящего картофеля, почувствовала,  как  предательски  заурчал её желудок,  и слюни сами собой заполнили весь рот.

  Ушла Валентина с сыном из гостей  уже ближе к полуночи.  Николая,  никогда не отличавшегося  излишней болтливостью, в этот раз  как будто прорвало.  Накопилось видно на сердце, накипело.

Василий уже мирно сопел на кровати рядом с учебниками,  а Валентина продолжала сидеть напротив Николая и, не сводя глаз с небритого лица, жадно впитывала всё,  что ей рассказывал Николай.

  А рассказывал он и об Афганистане, и о ранении, и об измене жены и о том, как уже не раз стоял одной ногой  по ту сторону  черты. И только лишь случайная встреча с бывшим однополчанином, которого Николай  спас в бою,  помогла  в корне изменить ему  образ жизни.  И этот  встреченный однополчанин  сейчас  командир части, которая расположена  в их посёлке.  Он то и пригласил Николая к себе, только просил особенно не распространяться об этом.  А дружба с её сыном Василием стала для Николая дополнительным стимулом  к жизни.

  Всю оставшуюся ночь Валентина не спала. В её возбуждённом мозгу хороводом проплывали  картины из рассказов нового знакомого.  Истосковавшееся по мужской ласке тело не находило себе покоя.

 Вскоре уже весь посёлок знал о том, что по вечерам   Васька теперь не один приходил к новому жильцу в гости, а вместе с матерью.  Но нашёлся какой-то доброжелатель, намекнул  Николаю в красках о тёмном прошлом Валентины.  Кто же мог знать, что Валентина сама уже на второй день знакомства  с Николаем ответила тому откровенностью на откровенность и  рассказала о себе всё без утайки.

Поэтому очень удивился доброхот реакции Николая на свои намёки. Мужчина лишь улыбнулся  в ответ. Но застывшие глаза прицельно  посмотрели в упор как тёмные дула  охотничьей двухстволки.

- Я тебя выслушал и забыл. А теперь мой тебе совет – забудь и ты! Потому что, если  я  услышу об этом ещё раз, это будет твоё последнее  воспоминание в жизни.

Эти слова были сказаны в пол голоса, но услышавший их, понял, что с мужиком лучше не связываться.

Заканчивался апрель. Тёплый ветер разбил почки на берёзах,   враз поменяв  тональность их веток  с коричневого цвета на светло зеленый.  Николай теперь ходил каждый день бритый, сменил тёмные вязанные свитера  на светлые рубашки и заметно преобразился.

Изменилась и Валентина. Неожиданно для всех буквально за месяц набрала в весе, щёки выровнялись и даже чуть-чуть  подрумянились. А самое главное - глаза, они вновь засветились прежним огнём. И волосы, столько лет прятавшиеся под платками,  вновь волнами растеклись по её плечам, скрывая ещё пока заметную худобу ключиц.

Больше всех происходящим  переменам радовался Василий.  Теперь он с охотой бежал в школу, но ещё радостнее летел  домой, что бы порадовать мать с Николаем хорошими оценками. И мать ласково в знак одобрения гладила его по голове. А сын, не привыкший ранее к таким нежностям, в благодарность готов  был свернуть горы.

На  праздничную церемонию в честь Дня  Победы у памятника погибшим войнам,  как всегда, собралось большое количество жителей посёлка.    Были  и офицеры из воинской части во главе со своим командиром.  А рядом с командиром, к удивлению окружающих, был и Николай  в парадной форме капитана, на груди которого отсвечивали солнечными зайчиками не только медали, но и орден.

 И лишь чёрная перчатка на правой руке капитана выделяла его из общей массы офицеров.  Для окружающих это было большой неожиданностью, и уже на следующий день Николай почувствовал  заметную перемену в отношении к нему жителей посёлка. Многие первыми протягивали руки для приветствия и ещё издали дружелюбно кивали.
 
И зажила бы славно Валентина  с Николаем  новой семьёй, если бы не….

В  конце мая вернулся из тюрьмы, освобождённый по амнистии  к великому празднику Генка Дрозд. Севший в первый раз ещё по малолетке  за кражу  телевизоров  из железнодорожного вагона, недолго он погулял на свободе и снова вновь загремел  уже  за попытку изнасилования.

В субботний вечер  Николай под ручку с Валентиной возвращался домой.  Под раскидистым кустом отцветающей черёмухи на лавочке сидела нетрезвая компания во главе с Дроздом.

- Эй, Валюха, давай к нам! – скалясь металлическими фиксами передних зубов, пригласил Дрозд.

Николай развернулся в пол оборота к компании, но Валентина потянула его за собой:
- Не обращай внимания на этого придурка.

 Дрозд же, куражась перед своими собутыльниками,  не унимался:
- Что ты, дура, уцепилась за этого колчерукого? А может у него и хозяйство такое же?

Компания в поддержку своего кореша дружно захохотала.
Николай резко остановился.  Из под  грозно сдвинутых  к переносице бровей в упор посмотрел в глаза Дрозду.
- Ты, шавка беззубая, рот свой заштопай!  А то новые фиксы  не на что ставить будет.

Дрозд встал с лавочки,  демонстративно засучил   рукава  спортивной китайской  куртки и, картинно сплюнув сквозь зубы, угрожающе направился к Николаю.  Эх, знал бы  бывший  лагерный ходок,  что Николай левша и, что не возьмёшь боевого офицера просто так дешёвыми камерными  понтами...

Николай не стал ждать продолжения разыгрываемого сценария Дрозда,  и  сам проявил инициативу.  Неожиданный удар правой ногой под коленную чашечку  подошедшему блатарю, он  тут же дополнил своим коронным левым хуком. Дрозд  тряпичной куклой завалился на бок и неуклюже уткнулся носом в свежую траву.

Николай пристально посмотрел на компанию, но из присутствующих никто даже не пошевелился. Все  сидели с виноватыми взглядами:

- Николай,  ты уж того, не обижайся на нас. Мы тут ни при чём, сам видел.
-  Ладно, проехали.  Уберите эту … мразь … и объясните ей, когда в себя придёт, что тут и к чему.

Наступило  лето. Вечером в пятницу Николай с Васей собрались за карасями на вечернюю зорьку, предупредив Валентину, что если будет хороший клёв, то они возможно останутся на озере до утра.  Валентина, провожая их, почему то не находила себе места.   Скребло у неё на душе беспричинно, царапало как гвоздём по стеклу. 

И не зря скребло. Не вернулись её рыбаки вечером. А утром прибежали с озера мальчишки и сообщили, что там на озере нашли  Николая и Васятку.  У Николая в спине было пять ножевых ранений, а Вася лежал в воде у самого берега вниз лицом  с пробитой головой.

Валентина  не помнила себя от горя. К телам своих близких её сразу не подпустили. Пока следователи проводили свои оперативные действия Валентина, напичканная депрессантами,  застывшей куклой беззвучно сидела на берегу. Ближе к вечеру милицейский УаЗик чуть живую высадил её у подъезда.

 Сочувствующая толпа жителей, встречая женщину у машины, обратила внимание, как посеребрилась инеем голова Валентины.

Весь вечер,  и ночь женщина в полузабытьи просидела у окна.  А когда небо на востоке забрезжило  рассветом, она приняла роковое решение. Без Коли и Васи ей незачем жить!  Ни какой прощальной записки писать не стала, просто было некому.

Не найдя у себя в квартире за что можно было бы закрепить бельевую  верёвку,  женщина вышла на улицу. У подъезда над старой лавочкой наклонилась  цветущая яблоня. Перекинув  один конец верёвки через сучок, второй конец она привязала к доске на спинке  лавки.  Встала ногами на лавку и на свисающем  конце верёвки, подогнав  по высоте  под свою шею, связала петлю.

Всё её движения были торопливы, как будто она спешила догнать ушедших в другой мир своих любимых Колю и Васю. Решительно надела петлю через голову, выправила из под верёвки  распущенные волосы и, трижды перекрестившись,  шагнула с лавки.
Резкая боль перехватила горло.  Темноту в глазах озарили   цветные  лопающиеся  пузыри  и яркие искры бенгальских огней.

- Вот и всё, - мелькнула угасающая мысль в голове Валентины. – Всё страшное уже позади.

И вдруг  резкая боль в спине и в затылке, сменила боль в шее. Валентина с трудом открыла глаза. Она лежала на земле, а над головой на сучке яблони висел раскачиваясь второй конец верёвки с переломленной доской от спинки лавки.
И только сейчас она дала волю своим эмоциям. Причитая в полный голос, Валентина заплакала навзрыд, пробуждая жителей пятиэтажки.

На девятый день после похорон  женщина возвращалась с кладбища. Не имея желания  попадать под любопытные взгляды,  она пошла  не по основной дороге,  а по тропинке огибающей уже знакомые кусты черёмухи.

Подходя к кустам,  она услышала знакомый голос Дрозда. Тот сидел на лавке спиной к кусту и в пол голоса что-то  рассказывал своему собутыльнику. Валентина прислушалась.

- Не знал я, что он там не один. – Негромко бубнил хмельной голос Дрозда.  - Я когда нож  в воду выбросил, этот сопляк из кустов то и вышел. Еле догнал потом.  Хорошо камень под руку попался.

Дальше Валентина уже ничего не слышала. Ноги её подкосились и она потеряла сознание.
Пришла женщина в себя,  когда солнце уже клонилось к горизонту. Валентина вернулась домой,  налила себе большой фужер водки,  оставшийся на неубранном с поминок столе. Выпила залпом и, не закусывая, решительно прошла на кухню.  Достала  из стола  топорик  для рубки мяса, недавно отточенный Николаем до бритвенной остроты. Положила его в сумку и, прощально посмотрев на фотографию Николая и Васи, стоявшую на краю поминального стола, с которой они улыбались ей  счастливыми улыбками, вышла из квартиры.

Посёлок был не большой, и поэтому найти в нём Дрозда Валентине не составило большого труда.  Он  со своим прежним собутыльником сидел на детской площадке на качелях и грязно матерясь, рассказывал очередную байку из своей тюремной жизни. Рядом с качелями была песочница.

- Как удачно, что песок рядом, - почему-то подумала Валентина.

Женщина неслышно подошла к Дрозду сзади, но собутыльник,  увидев Валентину, кивнул на неё своему корешу. Тот обернулся и,  сплюнув Валентине под ноги,  нагло  осклабился:

- Что, тоскуешь без своего хер-р-роя? Ну,  приходи сегодня ночью, развеселю.
И нагло загоготав отвернулся. Последнее, что он увидел в своей жизни, это расширяющие глаза собутыльника.

Резкий удар острого топора  рассёк шею Дрозда  до позвоночника. Второй, а затем и третий удары отсекли  голову напрочь,  и она, глухо ударившись о сиденье качелей, скатилась на землю.

Кореш  Дрозда, побелевший от увиденного, вскочил с немым перекошенным ртом, рванул с детской площадки и пропал за углом дома.
Обезглавленное тело мужчины,  фонтанируя кровью,  обмякло, но сжатое с трёх сторон  ограничительными спинками  качелей, осталось в первоначальном положении.

Валентина на секунду остановилась, брезгливо посмотрела на отсечённую голову и вновь стала наносить удары топором, пока ненавистное ей тело ублюдка не сползло с качелей на землю.

Вокруг детской площадки собирались люди. Валентине кричали, успокаивали, но подойти к разъярённой женщине никто не решался. Она же с обескровленным лицом, отпихнув  ногой подальше отрубленную  голову и положив топорик назад в сумку, стала монотонно  носить в ладонях песок из песочницы и засыпать следы крови на земле, постоянно приговаривая при этом:

-Вот и песочек пригодился.  Убрать всё надо, а то деткам играть будет неприятно.

  Прибывший военный патруль, совместно с вооружённым офицером-дежурным по части задержали женщину.

 В следственном изоляторе Валентина была шокирована неожиданной новостью. Сначала отсутствие месячных она отнесла на перенесённый стресс последних дней. Но время шло, а эти дни не приходили. И уже при медицинском осмотре ей сообщили, что у неё двухмесячная беременность!

У Валентины заблестели глаза, теперь она жила только будущим ребёнком, в надежде, что родиться сын. Но всевышний распорядился по своему и в феврале подарил ей дочь – Василису.

Судили Валентину в марте. Учитывая состояние аффекта при совершении преступления, всеобщую  поддержку жителей посёлка,  а может, и рождение ребёнка, присудили женщине  пять  лет колонии.