- Как вы переживаете кризис?
- Трудно. Даже в кафе хожу
не в каждый обед - с собой беру
(из газет)
Осенью 1994 года от пригородной станции Капитолово, к полям, и обратно, тянулись вереницы людей, в основном мужчин, точно муравьев – туда с лопатами, а обратно еще и с полными мешками. Сразу после Рождества Богородицы разрешали забирать с полей неубранные остатки урожая. В основном то была морковь. Но уже на будущий год спохватились, запретили и выставили охрану. Говорили, что спецназ – работы тогда, видно, было меньше.
Мы примерно в тех же краях подобрали как-то свекольную ботву. Суп очень вкусный получился. А потом на поле увидели бабусю, подбиравшую кормовую свеклу. «Берите, не сомневайтесь, лепешки хорошие будут». И правда, неплохие, если потереть и добавить муки. Только вот темнели очень быстро и становились несимпатичными. Здесь мы собирали несколько раз по пути из церкви . На следующий год и здесь стерегли отдельные оставшиеся свеклины.
Вообще, видимо, в те времена не хватало фронта работ для будущих трудящихся частных (да и прочих) силовых структур. Билеты в трамваях часто проверяли суровые богатыри типа теперешних киногероев на пустырях. Видал, как один такой поддавал ногой, видимо, безбилетника.
Однажды я собирался на ближний залив, в Лахту, но касса на платформе не работала. Пришлось ехать так. Контролеру я объяснил и дал соответствующие деньги. Но он продолжал смотреть не мигая как удав на кролика… Я дал еще столько же – больше и не было. В тот раз обошлось.
С получки – даже если ее не давали – покупали карточку на метро. До него обычно ходили пешком – денег не было.. Иногда приходилось ездить и без билета – точнее, без пробитого компостером талона. Показывали старый какой-нибудь. Один раз только попались на контролера, но вполне интеллигентного. Честно признали и отдали самую маленькую бумажку – совершенно грошовую уже в тот момент.
В те времена цены быстро росли, соответственно деньги обесценивались. Зарплату увеличивали гораздо медленнее, да и ту сильно задерживали, иногда на несколько месяцев – не по вине руководства института - видимо, она крутилась в банках.
В такие периоды на перекус в обед на работе можно было только взять два-три кусочка хлеба; если удается посыпать сахаром и чуть полить чаем, очень вкусно. Маловато, правда. А вот на обратном пути, хотя голова порой кружилась, купить лишнюю четвертинку хлеба было нельзя. Дома, конечно, что-то жена приготовила…
В обед выходил погулять, читал местные газеты. Нередко милиционеров находили убитыми в подъездах. Особенно запомнилась новая услуга крематория – фальшгроб. В обычный гроб вкладывали картонную коробку, и уже в нее – покойника. Так обходилось дешевле – гроб использовали много раз, а купить его мог далеко не каждый. В этом смысле время напоминало средневековье – любая, даже простая вещь стоила много в сравнении с зарплатой. Например, детские соски появлялись только импортные, и стоили десять караваев хлеба. Найти местную – за пять – удалось не сразу…
Да, вот хлеб делился на народный круглый и все прочие, которые стоили в 4-5 раз больше. Конечно, дешевый далеко не всегда был в наличии. О белом хлебе не думали (что и полезно). Впрочем, однажды я купил недорогой батон, чтобы отвезти жене в санаторий для беременных. Он торчал из сумки , и мужик из какой-то сомнительной компании вытащил его у меня. Я его пристыдил, объяснив ситуацию, и он отдал.
А до того пршлось вне больнцы делать несколько анализов жене – в общем, стандартных. Каждый такой, как визит к врачу, обходился в недельную зарплату жены, ассистента вуза (бесплатным был только первый, по направлению из консультации).
Жена в санатории иногда ловила плотву, я ее тушил и привозил ей, и себе оставлял. Она отдавала мне хлеб, который уже не подали бы снова, и это компенсировало траты на дорогу.
Бывало, что угощала меня частью своего обеда… Неловко вспоминать, что не отказывался.
А за полгода до того я бегал за лекарствами по аптекам. В больнице важнейших лекарств не было или они кончались, жена звонила, это всегда было срочно… Хорошо, у меня был приятель, который умел каким-то чудом быстро найти по телефону аптеку, где оно было. Я устремлялся туда… Еще не всегда хотели давать без рецепта – с ним возиться было некогда; приходилось сдавать иногда что-то вроде зачета: зачем нужен гормон желтого тела, например. Затем бегом в больницу.
Я еще тогда заметил, что в разных отделах аптеки одно и то же лекарство могло стоить совсем по-разному. Если кто приносил один рецепт на два лекарства, и должен был покупать в одном отделе.
Немного позже я научился уже дома сам выполнять разные инъекции. Признаюсь, нам приходилось и дважды применять одноразовые шприцы. Но это пустяк по сравнению с тем, что во второй больнице, за отсутствием своих, применяли подаренные «гуманитарные» заграничные. Жене, к счастью, удалось добыть описание такого лекарства на заграничном языке. Мы поняли, что оно еще не утверждено к применению в той стране, а у мышат при больших дозах могут рассасываться косточки…
Про роддом ничего плохого не скажу. Там старались. Конечно, порции еды были гомеопатические, но это не от них зависело. При выписке я разменял единственную заветную – пятьдесят тогдашних тысяч (народный хлеб стоил тысячу), дал на цветы медсестре и десять тысяч – водителю, подвозившему нас до дома – недалеко. И сейчас жалко – наверно, хватило бы и пяти, но не хотелось возможными претензиями омрачать такой день.
А за несколько дней до рождения дочки умер мой двоюродный брат, хирург-ортопед высшей квалификации. В больнице не было простейших лекарств, пока их искали, пока его коллеги готовили машину для перевозки в другую больницу, стало уже поздно. На похороны пришло много матерей тех детей, которых он оперировал; принесли детские рисунки в подарок дяде-доктору.
Да что значил в то время обычный человек? Осенью того же года на деловом приеме, где наш митрополит Иоанн надеялся поймать градоначальника и потребовать выполнения обещаний, ему стало плохо. Скорая приехала пустая, хотя ее вызывал глава городской власти. Митрополит Иоанн как жил с народом вместе, так и умер, разделив судьбу десятков или сотен тысяч безвинно погибших.
В начале года денег на работе никогда не было – все финансовые планы раскачиваются не торопясь – и приходилось писать самому и убеждать сотрудников писать заявления на отпуск без оплаты. Иногда потом какую-то мелкую компенсацию давали, иногда нет. Я всегда писал не «Прошу…», а «Не возражаю против…», чтобы не чувствовать себя идиотом.
Интересный случай вспомнился… Начальство разделило зарплату на обязательную часть и надбавку, которую платило, если получится. Как-то, идя от врача, жена столкнулась с моим сотрудником, сказавшим: «Иду за надбавкой». Что он имел в виду, не знаю, но надбавки тогда никто не собирался давать. А жена обрадовалась и сразу потратила все, что было с собой. Конечно, немного, но это был весь наш запас… и неизвестно, на какое время.
Иногда соглашался взять у приятеля десятку тысяч (до смены денег). Не хотел больше, так как он не брал отдачу. Помню, размышлял, что на нее купить: зубную пасту, коробочку псевдомасла Воймикс или двести граммов экономного кофе…
Ситуация, особенно поначалу, казалась интересной – что-то вроде нейтронной бомбы наоборот. При ней все остается, а людей нет. А здесь люди есть, а как бы вокруг ничего нет… Или все в магазине опасно заражено, нельзя брать…
Бывали и небольшие нечаянные радости. Скажем, в День рождения жены мне удалось купить недорогой грейпфрут. Наш заяц Ефим вручил его с поздравлением.
А в мой юбилей – в том же году – мне подарили роскошный букет на работе. Очень хотелось его продать, но постеснялся – свои вокруг ходят, да и не мое это. Поехал в метро с ним, так непрерывно ко мне приставали и маленькие и большие – за деньгами. Я уже и копейки отдал… Сосед в метро догадался, откуда цветы, и даже возраст назвал.
А дома жена подумала, что ей, и очень обрадовалась… До сих пор не знаю, надо ли было говорить правду.