Утром меня позвало Озеро. Я услышала его прохладный голос за несколько километров сквозь шелест сухих трав.
Я знала, что устану идти, что невесело шагать одной и любоваться им со стороны Сарского бора.
- Дойду хотя бы до Репных Ям. Там так красиво. Они выкопаны на горке ещё во время войны. В них хранили репу и картошку.
А сейчас на мягком зелёном и белом мху в их глубине можно увидеть брусничник и белые грибы, - думала я про себя.
Надела на голову белый платок и завязала его узлом на затылке, чтобы не пекло голову.
На ноги- лёгкие пробковые сапоги. Они мне великоваты. Пришлось их купить, когда однажды на болоте, так проморозила ноги, что даже у костра не могла отогреть. Меня позвала за клюквой Татьяна. А я была рада любому походу в лес.
Утренник тогда выдался холодным. Мох на болоте подмёрз. И быстро начали мёрзнуть руки и ноги. Но бросить Татьяну одну на болоте было не по-товарищески. Я уже набрала ягод. А она на своих длинных ногах всё собирала и собирала. У неё норма: железный баул. Ног я уже не чувствовала. А она, раздув огонь на кострище, посоветовала мне купить пробковые сапоги.
Хорошо, что на мотоцикле приехал за ягодами сосед. И меня ветром сдуло с болота. Не помню, как я пробежала, минуя ляги и вставшую дыбом в нескольких местах дорогу в пять километров.
- Шор, шор!- взлетало из-под сапог.
Это голос сухой травы. А идти было трудно, словно я шла по пружинистому матрасу. Все травы отливали цветом меди и блестели на солнце.
На редких цветах медуницы висели мохнатые шмели. И я осторожно отводила от себя в сторону головки медуниц.
Надо мной летел пух с поседевших метёлок кипрея и разлохматившегося осота. Порхали бабочки и стрекозы. Жарило солнце.
А на мокрой дороге отпечатались следы кабана. Он вышел рано утром из леса и снова вернулся туда.
Я миновала все горки, прошла по тропинке через строй молодого сосняка и вышла к мостику через Чёрную речку. Её русло можно было угадать только по зелёным зарослям камыша. Длинные хвощи поднимались из воды под мостом. Во времена динозавров они были величиной с лес.
Я вошла в воду озера, вгляделась в эту чистую, не тронутую человеком воду и поняла, почему мне так хотелось сюда.
Несколько дней тому назад была на дороге, где с внуком мы собирали рыжики и маслята, где можно было наломать берёзовых веников для бани, где рос куст дикой смородины с таким чудным ароматом…
И мне стало не по себе. Я увидела просто так спиленные молодые сосенки, уже с мёртвыми иголками.
А маленькая сосенка, под которой я нашла в прошлое лето крепкий боровой рыжик, была завалена гальками.
И каждый день несутся по этой дороге прицепы с лесом.
- Что там? - спросила я Виктора, который был местным и приехал на лето в родительский дом. -
Что там дальше?
- А там уже и карьера нет, и леса.
Прежде росли розовые волнушки на карьерной горке.
- А вдоль Колонки всегда были жёлтые грузди, рыжики, - подхватила я.
А Колонка жива?
- Колонка ещё жива, течёт ещё по камушкам, - с грустью ответил Виктор.
Так вот почему я ждала встречи с Озером.
Оно было таким же безмятежно красивым, как сотни лет назад. Также отражало небесный свод.
И доцветали на нём последние кувшинки.
И рябью пошло оно мне навстречу.
Озеро было ласковым в ожидании осени.
А вода его была прозрачной,
и перламутровые раковины мидий сверкали белизной.
У первых сосен на берегу в брусничнике я нашла несколько белых грибов.
Старая сосна простонала тихо. И я прижала к её стволу свою ладонь.
С большой раны сочились капли живицы и застывали жёлтой смолой. Так зарождался когда-то янтарь.
Не понимаю я Человека, берущего и ничего не дающего взамен.
Так гармонично в мире Природы.
Она учит нас, а мы не можем её услышать.
фото автора от 11.08.16