Двор перед домом виноградаря Тригея. Двое рабов замешивают корм в хлеву и обсуждают помешательство хозяина:
"Хозяин наш взбесился, но особенно,
Не так, как вы, иначе и по-новому.
День целый в небо он глядит, разинув рот,
И Зевса кроет руганью отборною".
Слышится голос хозяина:
"О Зевс! Ты что с народом нашим делаешь?
Ты, как стручки, все города повылущил".
Виноградарь Тригей вознамерился "прямиком залезть на небо к Зеву". Он приготовил лестницу и уже было полез, но свалился и разбил себе голову. Но от идеи не отказался. К вечеру он притащил домой "с коня величиной жука знатнейшего"!:
"Его он гладит, словно жеребеночка:
"Пегасик мой! Краса моя пернатая!
Взлети, примчи меня к престолу Зевсову!"
Но погляжу, что там внутри он делает".
Тригей усаживается верхом на жука и взлетает... Раб видит его летящим над крышей дома и кричит: "Куда же гребешь ты, воздушный пловец?"
Тригей отвечает: "Да куда ж еще? К престолу Зевса, на небо... Обвиню его и заявлю, что предал персам эллинов".
Из дома выбегают дочери и просят отца образумиться. Но отец объясняет: "Я не могу иначе".
Девочка умоляет:
"Смотри же, не свались и не сломай костей!
Не то хромцом ты станешь = Еврипид тебя
Подцепит и состряпает трагедию".
Тригей прощается с ними и пришпоривает своего "Пегаса":
"Легковейными крыльями вверх устремись
И до Зевсова дома домчись прямиком!"...
Через некоторое время жук опускается на Олимпе, перед дворцом небожителей.
Навстречу им выходит Гермес. Он в изумлении - кто такой и зачем пожаловал?!
Незваный гость чувствует себя уверенно, говорит с небожителем, как равный с равным:
"Тригей - я, афинянец. Виноградарь я,
Не сплетник, не сутяжник и не ябедник".
Освоившись, он уже обращается к Гермесу повелительно, как к своим рабам: "Ступай, покличь мне Зевса!"
Гермес, принимая роль привратника, отвечает смиренно: "Их дома нет. Они вчера уехали".
Тригей желает знать, куда? И Гермес ответствует: "На край вселенной. К куполу небесному".
Тригей продолжает допрашивать: "Зачем же одного тебя оставили?"
Гермес скромно признается:
"Да стерегу я барахлишко божее:
Горшочки, ложки, плошки, сковородочки!"
Тригей не понимает, "почему же божества уехали?" Как будто они должны были оставаться на месте и ожидать его прибытия!
Гермес дает ему полный отчет:
"На греков рассердились. Поселили здесь
Они Войну и ей на растерзание
Вас отдали. Что хочет, то и делает;
А сами удалились в выси горние,
Чтобы не видеть ваших непрестанных свар
И жалоб ваших не слыхать назойливых".
Гермес объясняет, что боги много раз пытались установить мир, но греки сами постоянно хотели воевать:
"Стоит лишь
Лаконцам потеснить афинян чуточку,
Они кричат: "Мы зададим афинянам!
Клянемся близнецами!" Если ж Аттике
Вдруг повезет и мир предложит Спарта вам,
Тут вы орете снова: "Нас надуть хотят!
Афиною клянемся мы! Не верьте им!
Ведь Пилос - наш. Послов пришлют опять они".
Гермес убежден, что боги никогда не позволят грекам вновь увидеть богиню Мира - Ирину. А страшный Полемос низверг ее в пещеру и завалил огромными каменьями,- "чтоб никак Ирину не добыть". Что касается городов греческих, то Полемос приготовил чудовищную ступку, чтобы их стереть в порошок.
Тригей уже слышит, как трудится наверху Полемос, приговаривая:
"Чесночные спартанцы, вам конец пришел,
Пятижды, трижды, десять раз проклятые...
Мегара, эй, Мегара! Изотру тебя,
Помну, поперчу, станешь кашей луковой...
Сицилия, эгей, и ты раздавлена!"
Пока дело не касается до родного города, Тригей не беспокоится, а даже радуется:
"А нам, друзья, до Спарты дела вовсе нет!
Лаконяне пусть плачутся. Несчастье - их...
Ой-ой-ой-ой! Тяжелые и горькие
Мегарцам тут слезищи приготовлены..."
Полемос зовет мальчика по имени Ужас и требует принести толкач покрепче. Вскоре Ужас возвращается ни с чем:
"Беда, беда!
Пропал толкач афинский знаменитейший,
Кожевник тот, что ворошил Элладу всю".
Тогда Полемос велит принести другой - из Лакедемона.
Трисей в отчаянии молится: "Что с нами будет, граждане, беда идет!" Он обращается к зрителям:
"Средь вас тут не найдется ль посвященного
В мистерии? Теперь пускай он молится,
Чтобы в дороге Ужас ногу вывихнул".
Ужас прибегает и рассказывает, что и в Лакедемоне толкач первейший тоже пропал: "Отдали во Фракию его на подержанье, и пиши - конец!"
Полемос с Ужасом уходят, и Тригей появляется из укрытия. Он взывает к братьям-эллинам:
"Теперь настало время, братья-эллины,
Оставив распри, позабыв усобицы,
На волю нам богиню Мира вывести,
Пока толкач не помешает новый нам.
Эй, пахари, торговцы, люд ремесленный!
Эй, рукоделы, поселенцы, пришлые
И вы, островитяне, весь народ, сходись!
Всяк скорей бери лопаты, и канаты, и кирки!
Потрудиться предстоит нам, всем на радость, в добрый час!"
На его зов выходят афинские поселяне, несколько спартанцев, беотийцев, аргосцев и мегарцев. Вместе с ними - Корифей:
"Смело, други, поспешите, избавленья близок день.
О, всеэллинское племя! Друг за друга встанем все,
Бросим гневные раздоры и кровавую вражду!"
Корифей обращается к Тригею:
"Объясни теперь, что делать, главарем в работе будь!
Все мы твердо порешили, не уйдем домой, пока
Бечевою, рычагами вновь на землю не вернем
Величайшую богиню, покровительницу лоз".
На радостях все пускаются в пляс. Тригей умоляет прекратить шум, чтобы не услышал грозный Кербер, не прибежал и не растоптал их всех. Но Корифей не может остановиться:
"Не хочу плясать я вовсе. Но от радости, гляди,
Хоть стою на месте, ноги сами ходят ходуном".
Тригей просит остановиться - Корифей обещает "последний разок", и продолжает плясать, приговаривая: "Если пляс наш делу вреден, мы не будем танцевать". И кружится в веселом хороводе дальше:
"Зевс свидетель, раз еще
Ногу правую поднимем и притопнем - и конец!
(пляшут)
Левая нога за правой в пляску просится сама,
Счастлив я. Свищу, ликую, и кряхчу, и хохочу.
Словно злую старость сбросил, так я рад, что кинул щит."
(пляшет)
Но Тригей предостерегает:
"Рано, рано веселитесь! Не дался еще успех.
Вот когда спасем богиню, смейтесь, веселитесь все!
И вопите, и орите!"
Тригей идет к пещере, где под грудой камней спрятана богиня Мира. Из ворот дворца выходит Гермес, он предупреждает Тригея, что Зевс назначил смерть тому, кто выпустит Ирину.
Тригей мужественно готов принять судьбу: "Это, значит, мне придется умереть?"
И просит на поросенка три драхмы: "Принять хочу пред смертью посвящение".
Он умоляет Гермеса не кричать, не выдавать их и помогать людям:
"Любезнейший Гермес, возьмись
За дело с нами, помоги добыть ее!
И в честь тебя Панафинеи справим мы
И все другие праздники великие,
Мистерии, Диполии, Адонии.
И государства прочие, уйдя от бед,
Тебе молиться будут, избавителю.
Получишь много всякого добра. И я
Тебе дарю вот этот золотой кувшин!"
Тригей подносит богу подарок. Гермес любуется, он доволен: "Как жалостлив я сердцем к золотым вещам!"
Гермес совершает священные возлияния, молясь, "чтоб этот день началом всяких радостей для греков стал". Вдвоем с Тригеем они произносят молитвы:
Гермес: Кто за канат ухватится
От всей души, пусть не берет щита вовек.
Тригей: О нет! Пусть в мире сладком он проводит жизнь,
У камелька с веселою подружкою.
Гермес: А кто войну не может разлюбить никак,
Тому бы вечно, Дионис, владыка наш...
Трикей: Из тела стрелы острые вытаскивал.
Гермес: Копейный мастер или продавец щитов,
Кто миру враг, а друг своей лишь прибыли...
Тригей: Пусть жрет ячмень, разбойниками схваченный.
Гермес и Тригей совершают возлияние. Все хватаются за канат, чтобы отвалить камень от пещеры, где скрывается богиня Мира. Тригей подходит к тянущим:
"Нет, не дружно, не ладно работа идет,
За канат не схватились? Надулись чего?
Ох, достанется вам, беотийцы!"
Изо всех сил раз за разом они тянут канат, но почему-то работа ни с места.
Тригей руководит работами:
"Ламах, ты нам мешаешь, зря расселся здесь!... Да и аргосцы тоже не усердствуют".
Гермес подхватывает: "Зато лаконцы, милый, тянут здорово".
Тригей же недоволен: "Из них одни колодники вовсю хлопочут, да мешают цепи им".
Гермес подмечает: "Нет толку и в мегарцах. Тянут врозь они".
Тригей - с сожалением: "Они от голодухи обессилели".
Все же Гермес поддерживает работников: "Смелей, друзья! Единым духом все возьмемся сызнова!"
Все снова принимаются тянуть. Но камень ни с места. Тригей теряет терпение:
"Никуда не годится. Ведь просто беда!
Эти тянут вперед, а другие назад!
Эй, аргосцы, вы будете биты!"
Корифей находит причину: "Затесались предатели, видно, меж нас!"
Тригей, не обращая внимания, взывает к афинянам: "Ну хоть вы,- ведь по миру тоскуете вы,- хорошенько возьмитесь, тяните дружней!"
Гермес тоже покрикивает на работников: "Эй вы, мегарцы, убирайтесь тотчас же!... И вы остановитесь, эй, афиняне! Вы тянете совсем не там, где надобно. Судить-рядить - одно лишь вы умеете".
Гермес и Тригей разгоняют Города и другой пришлый народ. Остаются только земледельцы, которые снова берутся за канат. Они принимаются тянуть.
Корифей ликует: "Работа спорится у вас. На лад идет, отлично!"
Тригей подводит итог: "Одни лишь земледельцы мир нам возвратить сумеют"
Они дружно тянут. Камень отвален. Из пещеры поднимается богиня Мира, с нею Жатва и Ярмарка.
Тригей встречает их:
"Подательница лоз!...
Здорово, Жатва! Ярмарка, тебе привет!
Как ты красива, Ярмарка любезная!
Как сладостно душе твое дыхание,
Концом походов пахнет, благовоньями...
Здесь - жатва. угощенье, Дионисии,
Софокла песни, флейты, соловьиный свист,
Стишонки Еврипида"...
Тригей не может сдержать чувств. Его прерывает Гермес:
"Гляди сюда!
Заметь: друг с другом города беседуют,
Смеются, радостные, примиренные..."
Тригей смотрит на них, улыбаясь:
"Хотя в ужасных синяках, в царапинах,
С продавленными головами, в ссадинах..."
Он кричит народу:
"Бросьте щит скорей, и дротик, и проклятое копье!
Воздух весь наполнен миром, плодоносным и хмельным,
Все спешите на работу в поле, с песнями, вперед!"
Народ, Города поют славу богине Мира:
"Здравствуй, здравствуй, дорогая!
Будь прославлен твой приход!
Долго мы ждем тебя!
Нам давно уже хотелось возвратиться на поля.
Ты наш клад, богиня Мира, всех сокровищ ты милей
Для того, кто сеет, жнет.
Сколько вынесли мы бед,
Прежде чем явилась ты!"
Корифей спрашивает у Гермеса, как так получилось, что столько долгих, тяжких лет она скрывалась от людей? И Гермес рассказывает все по порядку:
"Начал Фидий злополучный, первым он нанес удар,
А затем Перикл. Боялся он невзгоды для себя.
Ваших прихотей страшился. ваши зубы злые знал.
Чтобы самому не плакать, в город он метнул пожар,
Бросил маленькую искру - о мегарянах закон.
И раздул войну такую, что у эллинов из глаз
Полились от дыма слезы. Плакал весь народ и там...
И конца не стало ссоре. Так Ирина прочь ушла...
Там подвластные тотчас же услыхали Города
Как грызетесь меж собою вы, широко оскалив пасть.
Стали строить злые козни, чтобы подать не платить,
Кушем золота лаконских подкупили вожаков.
Те - бесчестны и корыстны, лицемерные друзья -
Подло выгнали богиню, ухватились за войну.
Но и там богатых прибыль стала злом для поселян!
Ведь отсюда им в отместку шли военные суда,
Чтоб сожрать у невиновных смоквы спелые в садах".
Корифей слушает внимательно, не прерывая, а Гермес продолжает историю:
"А когда сюда сошелся из полей рабочий люд,
Он не знал, что им торгуют, что обманут он кругом.
Сад растоптан виноградный, и маслин родимых нет,-
Вот на болтунов с надеждой стал глядеть бедняк. А те,
Хоть и знали, что без хлеба и без сил уже народ,
Как плетьми, Ирину гнали языками: ведь она
Нам показывалась часто, нашу родину любя.
А они купцов союзных, словно яблоню в саду,
Околачивали палкой с визгом: "Он - Брасиду друг!"
Вы ж на жертвы без оглядки налетали, как щенки.
Побледневший, изможденный, город в ужасе поник;
Клевету любую жадно проглотить он был готов,
А союзники, увидев, как терзают их и бьют,
Стали золотом червонным засыпать горланам рот.
Страшно те разбогатели. Обнищала вся страна.
Ничего-то вы не знали. А кожевник был во всем
Виноват".
Но Тригей просит не поминать того, кого уже нет в этом мире: "Под землей, куда ушел он, не тревожь его, оставь!" Тригей говорит, что про мерзавца все известно уж давно:
"Он уж стал теперь не нашим,
Он тебе принадлежит.
Все, что про него ты скажешь,
Что мерзавцем жил негодным,
Болтуном, лгуном, пройдохой,
И мутилой, и задирой,-
Все это сейчас ты скажешь
О знакомце о своем".
Тригей пытается обратиться к богине Мира, но она все время молчит, словно, не желая говорить. Гермес приходит на помощь. Они как бы переговариваются с Ириной. И бог сообщает ее жалобы:
"Узнайте, почему она так сердится:
Сама она пришла к вам после Пилоса
С котомкой, договоров полной доверху.
Над ней в собранье граждан посмеялись вы...
Сердится на город ваш
За то, что проходимца вожаком избрал".
Тригей обещает, что город скоро от такого правителя избавится, но прежде выбора не было, так как город был сир и гол, - так что "с горя проходимцем препоясался" А еще "он ламповщик", а до него, порой, впотьмах блуждали граждане и ощупью,- "сейчас же все при свете ламп решается!"
Тригей клянется богине Мира: "Нет, никогда с тобой мы не расстанемся!"
И Гермес вручаем ему в жены прекрасную Жатву: "На хуторе живи с ней, чтоб росли у вас, цвели и зрели гроздья виноградные!"
Тригей собирается в обратный путь на землю, но жука нигде не видно. Гермес сообщает, что жук, "впряженный в колесницу Зевса, молнии влачит". И указывает путь, по которому Тригей вместе с Жатвой и Ярмаркой могут спуститься безопасно.
Пока они путешествуют, Корифей размышляет о различии путей и творчества поэтов:
"Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей.
Надзирателям палками следует бить комедийных поэтов, что смеют,
Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно.
Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта,
Кто соперников всех в комедийной игре одолел, стал любимцем народа,
То тогда наш учитель считает, что он и хвалы и награды достоин.
Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей жалких...
Наш поэт устранил эту грубую брань, шутовство балаганное это,
И большое искусство он создал для нас и высокую башню построил
Из возвышенных мыслей, из важных речей, из тончайших, не рыночных, шуток.
Не на мелкую сошку, ничтожных людей, ополчился поэт, не на женщин,
Но с Геракловым мужеством в гневной душе он восстал на великих и сильных.
Он прошел через страшный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу.
Да, без трепета с первых шагов поднялся он на чудище с пастью зубастой,
Чьи глаза, как у Кинны распутной, огнем, словно плошки, свирепо горели,
А вокруг головы его лижущих сто языков, сто льстецов извивались...
Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву,
Ради вас, ради всех островов я в борьбу с ним вступил..."
Между тем Тригей со своими спутницами спускается на землю и появляется у ворот своего дома.
Раб выбегает ему навстречу: "Мой господин спустился!"
Любопытный раб засыпает хозяина вопросами: "встречал ли ты, чтоб кто-нибудь другой, как ты, по небесам шатался?" или "скажи, а вправду говорят, что на небе, когда умрем, становимся мы звездами?" Раб с изумлением смотрит на Жатву и Ярмарку: "Где ты достал девчонок?"
Тригей отвечает неохотно, коротко. Он думает о случившемся и готовится к свадьбе. Но прежде ему необходимо провести обряд в честь богини Мира. Он молится и совершает возлияния:
"Пресвятая богиня, царица небес,
О, Ирина могучая!...
Десять лет и три года в тоске и слезах
Мы взывали к тебе.
От усобиц избавь нас, от свары и драк,
"Прекращающей битвы" тебя называем!
Подозрительность злую сними с наших душ,
Прекрати болтовню,
Под обличьем изящным грызущую нас.
Соком дружбы взаимной, прощеньем обид,
Напои, как и встарь,
Нас, прекрасной Эллады счастливый народ,
В наше сердце веселую кротость пролей!"
Вскоре со всех концов города стекаются гости на свадьбу. Тригей выходит им навстречу, за ним - слуги. Все труженики и ремесленники благодарят его за спасение и прекращение войны.
Кузнец: "Мы нажились на торговле. И за то теперь
К тебе пришли на свадьбу с приношеньями".
Но торговец оружием и мастер, изготавливающий султаны, злы и недовльны.
Торговец Оружием: "Ай-яй, Тригей! Меня ты разорил дотла!
И ремесла, и хлеба ты лишил меня,
И вот его, и мастера-копейщика...
Куда ж девать мне панцирь замечательный?
С роскошною чеканкой, в десять мин ценой?..
Меня зарезал без ножа, чудовище!
Я заплатил когда-то мину целую
За эти шлемы. А теперь кому продам?"
Тригей отвечает ему насмешливо: "Ступай и шлемы предложи египтянам! Слабительное будут в них размешивать".
Тригей вспоминает призыв Гомера:
"Проклят, поруган и прогнан да будет навек окаянный,
Кто возлюбил смертоносную междоусобную распрю".
Свадебный пир в разгаре. И выходит мальчик-певец. Тригей приветствует его:
"Эй-эй, мальчишка! Что пропеть ты думаешь?
Поди ко мне, давай-ка я послушаю"
Мальчик начинает: "Воинов вооруженных поем мы..."
Тригей прерывает его: "Воины вооруженные" где же? О чем же поешь ты? Ведь возвратилась к нам снова Ирина. О, глупый невежда!"
Мальчик продолжает петь:
"Только друг к другу они подошли, устремляясь на битву,
Тотчас же сшиблись щитами и медью доспехов звенящих".
Тригей: "Что еще, "сшиблись щитами"? Чтоб мне о щитах и не слышать!"
Мальчик: "Воинов вопли раздались, а там - ликования крики..."
Тригей прогоняет неугодного певца. Выходит другой. Но он начинает ту же волынку:
"Воин Салийский гордится щитом моим. Бросить пришлось мне,
С поля бежав, под кустом свой знаменитый доспех"
Тригей прерывает боевые мотивы:
"Эй, которыш, отвечай, про отца ты поешь эту песню?...
Уверен я, мой миленький,
Что песенки о том, как нужно щит бросать,
Не позабудешь. На отца похож сынок"
Веселье продолжается без военных песен. Гости пляшут, наслаждаются угощениями и приятными беседами. Тригей привлекает внимание собравшихся:
"А теперь обратимся с молитвой к богам:
Пусть Элладе обилье и милость пошлют,
Пусть богато ячмень уродится у нас
И хмельное вино, и плодятся в садах
Грозди сочные смокв,
Пусть рожают нам жены детей-крепышей,
Пусть сокровища все, что война отняла,
К нам вернутся сторицей! И пусть навсегда
Мы забудем о блеске железа!...
Живите сытнехонько,
Уйдя от тревог войны,
И смоквы сбирайте...
Желаю вам счастья всем,
Ступайте за мною: ждут
Коврижки и сласти".
На счастливой ноте завершается эта комедия древнегреческого поэта Аристофана.
SOS! Срочно нужна помощь. Карта Сбер: 4817-7602-0876-3924