Всё началось с енота, которого выгуливали в садике Сан-Галли. Он сидел и ходил на поводке, источая какую-то всеобъемлющую космическую грусть. Мне стало так жалко это животное, что я, присев рядом с ним, заплакал и почему-то назвал его пандой. Хозяйка, милая дева средних лет, с выхолощенным косметической штукатуркой лицом, обругала меня пьяным идиотом и пригрозила милицией. А я и не спорил с ней. Молча встал, повернулся и тут же встретил Петра. Он, не посмотрев на печальную зверюшку, сходу предложил мне глотнуть и отправится на поиски Лёхи, который ушёл за «очередной» и пропал «уже полчаса как». Конечно, мы его, двойственно усилив внимание, быстро нашли. Он, правда, и не думал от нас прятаться, а мирно похрапывал под ближайшей бузиной.
Да, это было весьма давненько, лет пятнадцать назад, в том самом прекрасном начале нового миллениума, когда все бузины ещё были большими. Обнявшись, точно три тополя на Плющихе, мы пошли вдоль Лиговки, не пропуская ни одной рюмочной. Мы были молоды, счастливы и полны безнадёжных надежд. Мир лежал под нашими ногами, время от времени ставя нам подсечки и роняя на свою асфальтовую сущность. Потом, глубоко ввечеру, Пётр, перепутав метро с Макдональдсом, тщетно пытался запихать в кассу жетончик. Лёха, встретив каких-то местных гопников, предложил им сплясать, и они, согласившись, закружили вокруг него в вакхическом хороводе, вследствие чего он лишился верхнего переднего зуба, зато приобрёл гематому под глазом (закон сохранения всего упомянул о себе и здесь).
А я? А, кстати, что же я? Вроде, пару раз женился, разбросал отпрысков по стране, не окончил институт и вдруг начал писать прозу. Как-то так…. И всё бы ничего, если бы не эти енотовидные глаза, с оттенками безнадёжного шаманизма, что, время от времени, снятся мне, напоминая младенчество нагрянувшего тысячелетия…