Умри, любовь моя, умри. 18

Ольга Вярси
18.
Мужчины, подошедшие к ней на парковой стоянке, совсем не походили на фэбээровцев, как их принято представлять, или как показывают в кино. Не было на них строгих серых костюмов и не обладали они ничем не примичательной внешностью. Наоборот, глаза их так и лучились доброжелательностью, а незамысловатые лица с широкой улыбкой очень располагали к себе.
- Мисс Хартлей Дженнингз! – Почти восторженно воскликнул один из них, так широко разводя руки в стороны, будто собирался заключить её в свои чугунные объятия. – Вот так приятная неожиданность!
« А эти то зачем здесь ошиваются, чуть ли не в полночь?» - Подумала Хартлей, строго раздвигая губы в холодной улыбке. Она почувствовала, что по спине пробежал холодок: «Что им от меня нужно?»
- Джентельмены? – Вопросительно посмотрела она на весельчака, и всем корпусом развернулась ко второму, заходящему ей за спину.

- А у нас к вам есть деловое предложение! – продолжал улыбаться первый. И так как она молчала, он продолжил:

- Не поможете ли вы и нам взглянуть на тех двух чудаков, которые позволили добровольно заключить себя в стеклянные клетки.
« Откуда они знают про стеклянные клетки?» - Промелькнула у неё мысль. Впрочем, такие клетки уже давно применяются даже в полицейской практике.

- И по какой причине я вдруг пожелаю это сделать, позвольте спросить?

- Да по простой, - горячо зачастил первый, самый разговорчивый из двоих. – У нас есть кое что для вас лично, что может вас очень и очень заинтересовать.
- Что же?

- А приборчик. Особенный такой, который поможет компенсировать то, в чем обделила вас природа.

Хартлей помертвела внутри. Никто не знал её секрета. По крайней мере, она была уверенна в том, что нигде и никому об этом не обмолвилась.  Она холодно, не мигая, продолжала смотреть в глаза говорящему. Но того, видно, взглядом кобры было не пробить.

- Мы вам окажем эту маленькую услугу, а вы – нам. И всего-то, делов, дать нам возможность встретиться с теми двумя. Зато , вы получите возможность быть такой, как все.

- Да? А если мне не нравится быть такой, как все и вполне устраивает нынешний вариант?

- А вот это – неправда. Иначе, не собирали бы вы коллекцию сувениров своих бывших любимых. – Надув губы, проговорил весельчак.

« Так они уже рылись в моих вещах!» - С яростью подумала она. – « Сколько раз я собиралась сжечь это барахло, да все  жаль было.

Смерив мужчин насмешливым взглядом, она продолжила:

- Спокойной ночи, господа.

Она спиной чувствовала их мгновенно потяжелевшие взгляды, пока шла по парковой стоянке к зданию.

***************************************************
- Ты превратил мой дом в казарму. Ты всегда все по линеечке строишь?

-Нет, просто задумался и не заметил, что так вышло.

- Я пойду приму ванну. – Сказала Зора утверждающе.

Она проспала целые почти сутки после случившегося, и я надеялся, – раны должны затянуться. У всех, конечно, по разному. Некоторые и боль и обиды переживают дольше. Она, видно, была из таких.
Вымытая, она как бы избавилась от налета растерянности и в ее взгляде даже промелькнуло озорство.

- Ты меня что, взял под свою опеку?

-Нет. Просто рад, что мне предоставилась возможность отплатить добром за добро.

- Вот ты значит какой хороший?!

Я хоть и умел «держать лицо», но тут смутился. Это я-то хороший? Что угодно, только не это. Везет тем, кто ни на секунду не сомневаются, что они – хорошие. Так ведь, их меньшинство. Я давно уже предпочитал не задавать себе этот вопрос- кто я. Когда родился, точно был неплохой.  Временами жизнь предоставляла возможность делать что-нибудь, за что позже не было стыдно. И то – ладно. Но чаще приходилось делать.. Словом, не считал я себя хорошим человеком, а уж ангелом - тем более.
Зора, когда не была пьяна, очень располагала к себе – своей ненавязчивой  немногословностью. Несуетливостью.
 По её словам, лечение в клинике она проходила уже неоднажды.. Потом что – нибудь опять случалось ( чаще всего связано это было с Даном), и она – не выдерживала.
И тогда – это была другая Зора – склочная, горластая, растрепанная , язва, не женщина.  Я застал её раз вот в такой кондиции. Дочка выглянула мельком из своей спальни и, приложив палец к губам, быстро скрылась. Я слышал какое-то подвывание из кухни, мычание, скорее, но увиденное заставило меня содрогнуться с отвращением.

Зору, видимо, вырвало. Смрад облаком завис в комнате, напополам с сиреневым сигаретным дымом. Сказать, что лицо у неё было опухшее, значит ничего было не сказать, оно превратилось в рыхлый, бугроватый, покрытый красноватой сыпью, блин, посередине которого торчал аккуратный, слегка вздорный носик. Она возила пальцем по тарелке, где лежал одинокий уже кружок колбасы и дохлая муха, и с равномерными промежутками рыгала. И такую женщину я любил?
 
Я поднял её на плечо, и, встряхнув разочек, понес в ванную комнату. Открыл воду, сделал её потеплее( не совсем же я зверь ) и, как была в одежде, так и опрокинул её в воду. Лицом наверх, конечно. Я намылил ей голову шампунем, сполоснул лицо, не забыл за ушами, и оставил так, полежать немного. Она сразу как-то смирилась, утихла и закрыла глаза.

Пришлось, конечно, переодеть её в сухое. Какая же она была худая! Ребра так и выпирали рификами из под кожи! Я стеснялся её всю разглядывать, сам не знаю, почему, мечтал ведь об этом моменте ночами.

Она как раз и была похожа на ангела, подвыпившего, но светлого . И – жалкого – такой вот, птенец ангела.

Я укрыл её одеялом до подбородка и присел рядом. Хотелось закурить, да было нельзя.