Вышел заец погулять... , или последняя реформа

 

Никита Хрущёв, как известно, владел только элементарной грамотой. Умел только читать по печатному. Над написанными им текстами все коллеги по Политбюро смеялись. Обидно было Никите. И вот он, чтобы над ним не смеялись, воспользовался тем, что в 1964-ом году работала новая орфографическая комиссия АН СССР под руководством Виноградова, и высказал ей пожелание об упрощении правописания: писать надо так, как слышится, а правила грамматики посему надо похерить.

Был такой в девятнадцатом веке Пантелеймон Кулиш, один из первых изобретателей украинского языка, с той поры являющегося, как нас уверяют мудрецы из Киево-Могилянской академии и их коллеги из Львовского университета, древнейшим на Земле. Даже фонемы этого языка придумывал, чтобы не как у москалей. А вот изобретение грамматики ему никак не давалось. И тогда он решил: а ну её, грамматику, без неё обойдёмся, пусть все пишут, как кому заблагорассудится. Так он изобрёл "Кулишовку", но только для древней певучей мовы изобрёл, поскольку, как мы понимаем, времени не хватило учёным мужам самой древней нации для работы над грамматикой. Не ума же...

У меня был приятель, украинец. Самый настоящий селюк. Он мне рассказывал, что в их местах что ни деревня, то своя мова со своими словечками. Я понимаю трудности Кулиша. Ко всему прочему, он один, а мов много, глаза разбегаются.
Хрущёв, видимо, был стихийным последователем Кулиша.

Пока комиссия обсуждала вопрос о допущении написания слова "заец" вместо "заяц" в свете пожелания Никиты, его сняли. Так вместе с его карьерой закончилась последняя его реформа. В качестве апокрифа мы предлагаем вам короткий рассказ Екатерины Сафоновой
"Вышел заец погулять…"

Начало традиции!.. Дачный сезон для Хрущёва закончился тем, что он не обнаружил себя в списках Политбюро. Горбачёв потом не нашел целой страны...

В октябре 1964 года, как известно, товарищи по партии сняли Никиту Сергеевича Хрущёва со всех постов, лишили всех должностей и, пожелав всего наилучшего, отправили на пенсию. Дышать свежим воздухом, копать грядки на даче, возиться с внуками – словом, отдыхать. Хрущёв действительно, будучи человеком чрезвычайно активным, имел привычку давать указания всякому, кто попадался на его пути. Художникам объяснял, как они должны рисовать, колхозникам – что и когда сеять, режиссерам – какие фильмы снимать. Незадолго до отставки Никита Сергеевич взялся за реформу правописания. Его раздражало, что в русском языке почти все слова пишутся не так, как произносятся. Гораздо проще, считал руководитель СССР, писать «заец» и не мучить советских школьников какими-то там правилами грамматики. Естественно, нашлось немалое количество ученых, которые, захлебываясь от восторга, принялись на страницах газет и журналов всерьез обсуждать предложения Никиты Сергеевича, особо подчеркивая мудрость и прозорливость товарища Хрущёва.

И вот – как раз осенью 1964 года – был организован «круглый стол» в редакции одной из центральных газет. Приглашены несколько маститых языковедов. Они увлеченно обсуждают новаторскую теорию. В этот момент главного редактора секретарша вызывает за дверь. Телефонный звонок по «вертушке» из ЦК. Сухо и бесстрастно «главному» сообщают: только что закончился пленум. Хрущёв освобожден от занимаемой должности. С этого момента никаких положительных упоминаний о нем в газете появляться не должно. Этого, естественно, не говорится, но редактор – человек опытный, много повидавший на своем веку – понимает все без лишних слов. Он возвращается в кабинет. Там выступает очередной оратор. «Учитывая ценные указания Никиты Сергеевича, бу-бу-бу… Понимая необходимость и своевременность реформы правописания, бу-бу-бу… Рад сообщить о том, что коллектив нашего научного института разработал новый учебник, бу-бу-бу…» Коллеги внимательно слушают, кивают головами, что-то старательно записывают в толстых блокнотах. Редактор молча садится на свое место, терпеливо дожидается конца выступления. Потом в наступившей тишине, как бы, между прочим, он замечает со вздохом: вот, мол, столько занятых серьезных людей вынуждены отрываться от работы для того, чтобы обсуждать всю эту беспардонно-безграмотную чепуху. И, словно ища сочувствия у собравшихся, обводит взглядом побледневшие лица ученых. Немая сцена, достойная пера классика. Потом, правда, вволю насладившись произведенным эффектом, бессердечный редактор сжалился и растолковал не на шутку струхнувшим гостям, в чем, собственно, дело. Говорили, что многие из них так и не смогли простить шутнику этих минут унижения до конца жизни.