"Любовь, насилие и футбол."
Времени на то, чтобы быть вместе, практически не оставалось: Карина вечно куда-то спешила. И теперь они оказывались вдвоём, только когда отправлялись куда-нибудь по делам, выполняя разные семейные поручения. Их встречи, как правило, ограничивались походами на рынок за продуктами (когда он ощущал себя в роли носильщика тяжёлых сумок) и по магазинам одежды (здесь он выступал в роли консультанта, помогая решить, идёт ли платье и какой цвет больше к лицу). Так бывало и раньше, но всё проходило не так. Сейчас он лишь сопровождал подругу, и былого тепла и нежности с её стороны стало заметно меньше. Любое проявление близости, даже если это был безобидный поцелуй или попытка обнять, сразу пресекалось.
– Подожди, не сейчас. Не здесь. Позже. Не хочу…
И так всегда. Но позже желание так и не просыпалось.
Наступил последний день перед отъездом в Москву. Алексей думал, что Карина, как обычно, будет занята приготовлениями. А звонить первым он не хотел: наверное, атмосфера равнодушия, которая установилась между ними в последние недели, оставила неприятный осадок. И её звонок раздался, как всегда, неожиданно.
– Привет, милый, – мягко начала Карина. Такое начало приятно удивило. – Какие планы на вечер?
– Да, собственно, никаких. У тебя есть предложения? – с надеждой спросил Алексей.
– Просто как-то грустно и тоскливо. Тяжело осознавать, что сегодня последний день дома.
– Ну, зачем же так категорично, уже решила не возвращаться?
– Что за глупости. Конечно же, вернусь. Но вот когда, не знаю, да и говорить об этом ещё рано. Теперь точно не скоро, – с печалью в голосе сказала она и добавила: – Я хочу тебя увидеть.
– А как же родители, последний вечер дома? Время-то найдёшь для меня? А то ведь в последние дни совсем забегалась.
– Не говори так. Ты мне нужен.
Повисло молчание. Оба понимали, что слова сейчас будут лишними. Алексею даже стало стыдно за свою давешнюю обиду и чрезмерный сарказм.
– Зайдёшь за мной вечером? – прервав тишину, спросила Карина.
– В шесть буду у тебя.
Алексей пришёл за полчаса до назначенного времени. Он редко приходил раньше. Но сидеть в четырёх стенах, изнывая от нетерпения, было невыносимо. Решив, что около дома Карины его могут заметить из окна, Алексей присел на скамейку в соседнем дворе. Он вспомнил, как сам в первый раз смотрел из этого окна в её комнате. На улице тогда только начинала опадать пожелтевшая листва, многие деревья ещё сохранили своё зелёное убранство. Солнце светило так же ясно, даря на радость всем последние тёплые дни. Плывущие по бледному небу серые облака ещё не несли прохладных дождей, и только заметно сократившиеся дни напоминали о неминуемом приближении осени.
Во дворе была небольшая детская площадка с качелями, горками и двумя песочницами по краям. В старой, с деревянными бортами, всегда возилась куча малышей, увлечённо занятых своими важными делами. Другая служила больше для хранения песка. Видимо, из-за того, что не все дети могли преодолеть её высокие металлические борта без помощи родителей. Зато они часто переносили её запасы в своё излюбленное место. Из-за того что их путь пролегал через площадку, со временем земля окрасилась в жёлтый цвет, и это место из окна выглядело, словно жёлтая плешь посреди зелёной лужайки.
Днём вокруг этого детского оазиса на лавках сидели молодые мамы с колясками, вечером на их место приходили старушки с внуками, а ближе к ночи – подростки. Алексей иногда наблюдал за старушками. Порой казалось, что они настолько увлекались обсуждением последних новостей или свежих сплетен, что совсем забывали о детях, которые были предоставлены сами себе. Но нельзя винить стариков в том, что, стремясь избавиться от старческого одиночества, они отвлекались от окружающей реальности и возвращались на несколько десятков лет назад. Словно оказавшись в далекой молодости, где не было усталости и болезней, они снова чувствовали себя беззаботными и счастливыми. И уже не видели в своих собеседницах морщинистых старушек: перед ними, как и много лет назад, сидели такие же молодые подружки из соседнего дома. В такие минуты их взгляд прояснялся, в нём вновь вспыхивали огоньки и разгоняли мутную пелену, нависшую перед глазами и заглушающую все краски, которыми восхищается молодежь.
В ноябре на площадке появлялись лужи, кустарники и деревья тянули к небу голые ветви, напоминавшие сухие растопыренные пальцы, мокрые лавки пустели. Всё вокруг становилось мрачным и тоскливым. Осенние дожди постепенно сменялись ночными заморозками, выпадал снег, и площадка окрашивалась в белый цвет. Словно невидимый маляр стирал под толстым слоем небесной побелки цветовые различия. Пушистый снег укрывал лавки, роскошные белые шапки украшали кустарники. Детская площадка вновь оживала. На снегу вырисовывалась беспорядочная паутина линий от санок и лыж. На глазах вырастали снежные башни, появлялись новые гости в виде забавных кривых снеговиков, слепленных старательными детскими руками. Весёлые крики и смех оглашали воздух, вдыхая жизнь в дворовые будни.
Всё это Алексей не раз наблюдал из окна на третьем этаже, из той самой комнаты, где жила его любовь. Как часто после взрослых игр, усталые и счастливые, они подолгу стояли возле него, глядя на улицу. Иногда они смотрели молча, слушая только биение своих сердец. Их тела так близко прикасались друг к другу, что во мраке комнаты сливались в одно целое. Порой, стоя у окна, они тихо беседовали, строили планы и делились секретами. В такие минуты казалось, что время остановилось, всё вокруг замерло, и на земле оставались только они вдвоём. Хотелось, чтобы это чудное состояние длилось вечно. Спокойствие, бесконечное внутреннее спокойствие и тишина, словно гипноз, заставляли отвлечься от мирской суеты, проблем и тяжёлых мыслей.
Потом наступила весна, временная разлука, а затем они снова сблизились. Словно высшие силы не позволяли им долго находиться вдали друг от друга. Алексей видел в этом знак судьбы. И когда после больницы Карина пришла к нему, он не смог ей отказать и постарался забыть обиду, мучившую всё время после расставания. Он знал, что, возможно, ещё пожалеет об этом и расплата будет суровой. Но ничего не мог с собой поделать, его тянуло к ней словно магнитом. Глядя в карие глаза Карины и всё глубже погружаясь в их бездонную глубину, он чувствовал волнение в каждом её слове, тревогу и раскаяние за сказанное ранее. Он не мог сомневаться в искренности своей любимой: так правдиво звучали её слова. Поддержав этот нежный порыв, он сделал шаг навстречу.
И вот он здесь, в полном неведении относительно предстоящей встречи. Что ждать от её появления: новую волну боли и отчаяния или освежающий душу любовный бриз полного понимания и взаимности чувств. Этот внутренний диссонанс уже давно не давал покоя, но сейчас это состояние, казалось, достигло своего пика. Мысли смешались, кровь вскипала, к горлу подступил ком, не давая сделать глубокий вдох. Необходимо было покончить с неопределённостью, разорвать эти мучительные узы, и свободу мог дать только решительный разговор. Возможно, последний, роковой для их отношений, но необходимый для обоих. Алексей это понимал, но никак не мог найти в себе силы. Казалось, ещё не пришло время, что всё можно выяснить когда угодно, но никак не перед её отъездом. Постоянно оттягивая этот момент, он сам не замечал, как всё глубже погружается в омут отчаяния, из которого всё сложнее выбраться. Алексей с удивлением обнаружил, что любовь делает его слабее. То, что должно было служить живительным источником для вдохновения и новых сил, на деле оказалось настоящим ядом, медленно разлагающим его изнутри. Он никогда не отличался робостью. Всегда, когда ситуация требовала решительности и твёрдости, он шёл вперёд, ни секунды не сомневаясь в правильности своего поступка. Но сейчас всё было по-другому, и он ненавидел себя за это. Карина первая решилась на серьёзный шаг, показав куда более сильный характер и решимость. И хотя Алексей не хотел этого признавать, всё указывало именно на это.
Погружённый в мрачные мысли, он увидел, как из подъезда вышла Карина. Он резко встал и пошёл ей навстречу.
– Привет, – сказала Карина. Подойдя ближе и заметив его серьёзный и колючий взгляд, она добавила: – Что с тобой, ты чем-то расстроен?
– Ничем не расстроен, просто серьёзный.
– А что даже «привет» не сказал, не поцеловал?
– Так ты сразу накинулась на меня с расспросами, даже слова не дала сказать.
– Ничего не накинулась, – усмехнулась она, – просто показалось, что ты какой-то напряжённый. Ты что, не рад меня видеть?
– Рад, – ответил он и наклонился, чтобы поцеловать её, но девушка, отклонив голову назад, равнодушно произнесла: – Ладно, не надо. А то получается, что я заставляю тебя.
– Куда пойдём?
– Мне без разницы, – так же безразлично сказала она.
– Как без разницы? То сама звонишь, предлагаешь встретиться, а теперь без разницы? – возмутился Алексей.
– Я просто хотела тебя увидеть, дома сидеть нет никаких сил. Грустно и скучно. Думала, и ты будешь рад нашей встрече, а вместо этого наблюдаю твоё недовольное лицо. Если у тебя были другие планы, и я вмешалась в них, так и скажи. Пойду одна пройдусь.
Сказав это, Карина посмотрела на него, ожидая ответа. Будто это было не утверждение, а вопрос.
– Да нормально всё, – немного сконфузившись, сказал Алексей. – Просто твой звонок застал меня врасплох. Реально не ожидал его. То у тебя и пяти минут для меня нет, а то в последний день сама звонишь. Честно говоря, я уже и не знаю, чего ждать.
– В смысле? – непонимающе спросила она.
– В прямом смысле. Кто тебя знает, что тебе на ум пришло?
Карина пристально посмотрела ему в глаза. Алексею это не нравилось: в такие моменты ему казалось, что она видит его насквозь, словно заглядывает так глубоко, что добирается до самых потаённых уголков его души, туда, куда он и сам не решается заглянуть. Но отвернуться, разорвать эту связь он не мог.
– Какой же ты дурачок, – мягко сказала Карина и, улыбнувшись, прижалась к его груди и крепко обняла. – Дурачок, – повторяла она, – ты мне нужен, только ты. Ну что за бред лезет тебе в голову? Сейчас ты мне нужен как никогда, ты моя поддержка. Мне просто тоже тяжело. Вначале экзамены, потом ожидание, постоянно на нервах. Сейчас сборы. То одно нужно купить, то другое. По сто раз перепроверяешь. Такая суета с этим отъездом. Вот всё и навалилось на меня в последние недели. Просто пойми меня и дай время.
– Какое время, ты завтра уезжаешь, и теперь неизвестно, когда увидимся.
– Я же не навсегда уезжаю. Буду наведываться. А как там обоснуюсь, ты приезжай. Помнишь, как мы строили планы: пока так, а потом ты доучишься и переберёшься ко мне окончательно, или я вернусь, и мы будем вместе. Главное, сохранить то, что у нас есть. Главное – сохранить. Я же люблю тебя, понимаешь, люблю…
Алексей не ожидал такого откровения от всегда сдержанной Карины. Она редко говорила такие слова, считая, что любовь нужно доказывать поступками, всерьёз, а не на словах. В последнее время вообще избегала разговоров про чувства. А сейчас, стоя под старым клёном, она буквально рассыпалась в признаниях. Алексей оторвал её от своей груди и пристально посмотрел в глаза, теперь он ощущал тот напор и уверенность, которых так боялся в её взгляде. Он заметил слёзы в глазах любимой, почувствовал её искренность и робость, которая бывает у юных влюблённых на первом свидании. Слёзы стекали по щекам, волосы растрепались, мокрая прядь прилипла к лицу. Щёки горели огнём, губы словно набухли от слёз и казались немного припухшими. Этот вид немного смутил Алексея: он ещё никогда не видел её такой. Карина никогда не проявляла слабости и не плакала при нём. Сейчас она казалась ещё более прекрасной и желанной. Алексею захотелось сказать ей в ответ те же слова, но он почему-то замялся и после небольшой паузы тихо, будто боясь кого-то разбудить, произнёс: «Ты тоже мне очень дорога». И, нежно поцеловав её в соленые от слёз губы, снова прижал к себе.
Почему он сказал не то, что хотел, Алексей и сам не мог понять. Может, видел в этом проявление некой слабости, вызванной видом её слез, а может, заветные слова были заготовлены для другой ситуации, более романтической и спокойной, или попросту испугался, ведь порой для того, чтобы сказать одно слово, требуется больше смелости, чем для сотни дел. Так или иначе, но он их не произнёс. Услышав признание Карины, Алексей словно обрёл внутреннее равновесие, будто всё сразу встало на свои места. Он мгновенно вырос над ней, почувствовал силу. Тщеславие, живущее в каждом человеке и порой мирно дремлющее глубоко внутри, дало о себе знать. Все сомнения вмиг улетучились. Вопросы, терзавшие его в последнее время, были решены. На сердце стало легко.
Алексей упрекал себя за свою привычку во всём видеть крайности. Вот и сейчас в обычной бытовой суете, в ровных и спокойных отношениях он заметил неминуемый крах, холодную, затаившуюся угрозу, которая, словно опасный зверь, присев на задние лапы, приготовилась к решающему прыжку. А на самом деле всё оказалось гораздо проще, чем ему померещилось по причине его природной мнительности.
Весь оставшийся вечер они так и просидели на лавке возле старого клёна. Только когда небо украсили сотни огоньков и над домами всплыл бледно-оранжевый диск луны, по-хозяйски наблюдая за тёмными закоулками улиц, влюблённые выпустили друг друга из объятий. И, прежде чем разойтись по домам, напоследок дали клятву: несмотря ни на что сохранить огонёк, вспыхнувший в их сердцах год назад.