17. Орлович выходит на контакт
с убийцами заготовителя
За Таганрогом произошла полная слёз умиления встреча Орловича и его супруги со Стасом Сумским. Кортеж из двух машин проследовал на Украину. И там их след на время потерялся. Какое-то время спустя, в Одессе судьба свела их с другими российскими беглецами – Тимофеем Сукорезовым и Юрием Редкозубом. Встретились они, как это нередко и бывает здесь, на известном Привозе. Орлович, наученный злым сибирским опытом, подыскивал фартовых покупателей на золотые червонцы. Тимоша с Юркой, обзаведясь через лагерных дружков Редкозуба стопроцентной ксивой, намеревались смыться сначала в Болгарию, а оттуда в одну из славянских стран, чтобы там обосноваться. Редкозуб мечтал открыть собственное фотоателье, а Сукорезов готовился порадовать жителей Европы изделиями художественных промыслов Украины. Покуда Орлович с Сумским нащупывали надежные каналы сбыта золотишка, коренные запорожцы, как это явствовало из документов Юрко Стрекозько и Дмитро Деревко приценивались к изделиям народных умельцев. Колоритная фигура старика Орловича и молодого дельца Сумского, с их явным говором москалей, не могли не привлечь внимание Редкозуба и Сукорезова, которые уже мало -помалу приобщились к украинской мове и искали русских лохов, чтобы при случае поживиться.
- Дима, что-то не похожи вон те два москаля на отдыхающих,- говорил Редкозуб дружку, прохаживаясь с ним по рядам. Я их уже не впервые замечаю на Привозе. Ничего не покупают, а все что-то вынюхивают, как бы изучают местный люд.
- Да не похожи они на сыскарей, Юра. Твой глаз должен быть верняк. Может, к чему прицениваются. Мало ли.
- Э нет, той старикан не из простецких людишек. Да и помощник его хваткий. Заприметил я, Димыч, как они потихоньку подъезжали к одной расфранчеванной хохлушке. У той пальцы в золотых наростах, кольца будь–будь, с дорогими камушками.
- Юрко, я по своим промысловым заботам пойду в известный тебе угол рынка, а ты тихенько поближе к ним пришвартуйся. Да не выкажи себя. К обеду встретимся в известном тебе кафетерии.
Набив в обед утробу свежим салатом, борщом, котлетами по-киевски, компотом, друзья присели в аллее на свободную скамейку. Оба не курили, потому сидели, раскрыв свежие газеты, тихо переговариваясь.
- Так що там, Юрко, за дела у тех странников москальских? – обронил Деревко- друг Редкозуба.
- Вначале ты гутарь, Дмитро. Мне калякать долго.
- Ладно. Пронюхал я про одного археолога. Кстинычем того тут зовут. Есть у него кое-что, даже амфоры. И на море добычу ловит, ныряльщик классный, и в землице копается. Вот адрес разнюхать трудно. Один здешний алкашон, правда, за дармовую выпивку и закусон шепнул, что Кстиныч из умов ученых, преподает в институте. Авторитетный, мол, человек. Туфту никогда на сторону не толкает. Встретить Кстиныча можно по воскресеньям в одном клубе, где толкаются коллекционеры–нумизматы. Адрес заведеньица разнюхал. Выследим мы его, Юрко. Неужто хату не подломим?
- Ты молоток, Димыч! Теперь меня слухай, кореш. Те два москаля дюже интересуются денежными тузами. Но не биндюжники они, не ворьё. Подвалил я, когда старикан одной разряженной мадамке щелкал себя по зубу и что-то ей показывал в ладошке. Салапет молодой сбоку загораживал, обзора никакого. Однако смекаю, что у них, по всему видать, золотые царские червонцы, использовать их на золотые зубы предлагают. Чтобы не вызвать подозрение, я тихим шажком мимо прошелестел. И с соседнего ряда наблюдал. Вышли они с той дамочкой из рынка, сели в ее машину. Там был крепкий уховёрт. Показалось мне, что там деляги достали из баульчика пробирку с чашкой, как бы колдовали. Хвылын двадцать спустя, выгреблись из салона предовольнёшенькие. И сразу ринулись к таксисту. Я смекнул, что от меня они все равно уйдут. Осторожные дьяволы. Проследовал с авточастником за перекупщиками. Не могли они сразу сбыть много червонцев. Может эти их покупатели еще приценивались, или своих знакомых, кто охоч до золотых червонцев, обещали им подкинуть. Одним словом, вызнал я адрес покупателей. Людишки не простые, обретаются в доме знати. Остается у пацанчиков вызнать код входной двери и номер их хазы. Цэ пару раз плюнуть.
- Юрко, да ты шустёр! Право шустряк. Сыскарь-и только! Теперь два дельца у нас с тобой на примете. Отлично.
- Все еще, Дима, впереди. Но пора и продумать тогда, каким образом и куда швыдче ретироваться. Два золотошных ухаря рыпаться не будут, в милицию жалиться не полезут. Иначе шею сами себе под удавку подставят. Мы их смело обделаем. А вот с твоим археологом – сложнее. Значит так, ты в субботу поколеси по институтам, разведай, что к чему, пока занятия идут еще. А в воскресенье ошивайся у клуба нумизматов, а я буду висеть на хвосте у знати и москалей, если повстречаю их на рынке. Теперь разбежались по фатерам. До понедилка. В чебуречной, как всегда. Покедова.
18. Капитан в отпуске
Игорю казалось, что большего унижения он еще не испытывал. Вторично его вызывал к себе генерал. Он сидел в его приемной, когда распахнулась шикарная под дуб дверь и, пятясь спиной, придерживая ее правой рукой, вышел его прямой шеф – начальник следственного отдела главка, торопливо бросая слова в глубину кабинета:
- Так точно, будет исполнено.
А в ответ резко и зычно:
- Гони его в шею, если он тут! Видеть не хочу! Провалил такое дело!
Шеф Ергашова вытирал зажатым в левой руке носовым платком лоб и шею. Заметив Игоря, процедил сквозь зубы:
- Езжай в контору. Я скоро буду.
Такое начало дня не предвещало Ергашову ничего хорошего. Тревожное предчувствие не обмануло. Шеф приказал секретарю никого в кабинет не пускать. Ергашов получил основательную выволочку, чин обвинил его даже в непрофессионализме.
- Вот тебе мое последнее задание, - и понизив голос до почти басовых нот, произнес: - Хватит нам иметь висяк с этим хилым телевичком, как его – Тумашкевичем, что ли. Додави эту слизь! Возбуждай дело. И в суд!
- Товарищ полковник, я знакомился с его делом вплотную и даже занимался им еще в горуправлении. За ним нет никакого криминала. У ребят домыслы и предположения. Ни одной улики, - возразил было Ергашов.
- Смотрите, какой умный выискался!- взорвался полковник.- Все недоумки, а ты провидец! Бери дело на себя и доведи его до логического конца. Тебя понятно?! - Почти с неприкрытой угрозой бросил ему в лицо полковник. – Или тебе надоело в органах служить?!
- Журналист ни в чем не виноват, - выдавил из себя огорченный Игорь.
- Вон из моего кабинета! И завтра представь полную разработку дела!
* * *
В ресторане «Магнолия» он бывал от случая к случаю. Но знал, что там работают свои люди, а значит, его знают, и он может спокойно пообедать, поразмышлять, как ему быть, и за столиком его никто не потревожит. Игорь заказал полный обед и маленький графин доброй водки. Хорошая еда под водочку, струящаяся из динамиков мягкая музыка успокаивали, настраивали на мирный лад. Но уже сейчас Ергашов твердо решил, что делом журналиста заниматься не станет, невзирая на приказ начальника следственного управления. Выручить его в такой щекотливой ситуации мог лишь тесть, влиятельный в городе человек. Однако идти к нему на поклон он считал ниже своего достоинства, ниже чести боевого офицера-афганца. Прожевывая дольку апельсина, обратил внимание на девушку за соседним столиком. Ну, конечно, эта белокурая симпатичная молодая женщина ему знакома, она была адвокатом одной из контор областного центра. Их дорожки пересеклись, когда он вел дело одного ворюги, умыкнувшего на железнодорожном вокзале ручную кладь у зазевавшейся хуторской бабенки. Внезапная мысль будто обожгла лицо: «Да провались в тартарары эта служба ментовская! Чтобы этак душу там терзали! Обвели золотошных дел мастера! Разве можно просчитать все варианты их ходов? Орлович–битый ухарь оказался. Жил вон где, на Северах, а делишки свои обделывал на югах,- невольно зарифмовал Игорь свою мысль. – Да и помощничек один был у меня. Ведь знал же, что Зарипов за звездами на погоны гоняется. Ему человека загнать в закрытые – все равно, что пнуть дворняжку. Надо было вместо него в группу вводить другого оперативника. Думающего башкой, а не просто службиста. Достаточно, навоевался! Курсы по юстиции плюс диплом о высшем педобразовании позволяют устроиться адвокатом». Медленно, отмахивая метр за метром к дому, Игорь остро ощутил, что его идея не придется по душе ни жене, ни тестю. Он уже стал отцом. И денежный вопрос в семье далеко не на последнем плане. Как Ергашов и ожидал, его намерение перейти в когорту адвокатов без всякого энтузиазма восприняли и жена и ее родители. На общем семейном собрании решили: он берет отпуск и отправляется недели на две «куда глаза глядят». Вначале Игорь хотел махнуть к отцу в Ельничный, да раздумал. Вспомнил Афган и бой, в котором пули «духов» изрешетили друга, лейтенанта Свердлюченко, и как он поклялся обязательно побывать на его могиле. Полистав записи, нашел адрес Пашки. Это был районный центр в Одесской области.
Времена катились не советские и в Украине многое изменилось. Однако городок на карте стоял, как ни в чем не бывало. Не успел он в поезде толком отоспаться, как вот она и матушка Одесса. Затем перебрался на автовокзал и удачно попал на нужный маршрут. Недолго весело бежал автобус по шоссейке, потом подпрыгивал на злосчастной гравийной дороге, утробно урча на подъемах. Под вечер Игорь был в доме павшего друга. Приняли его не как самого дорогого гостя, а как сына. Мать старушка, чем-то похожая на всех матерей мира, и улыбалась, и причитала, и плакала, и снова улыбалась, и гладила ершистые волосы Игоря так, словно перед ней и на самом деле сидел на грубой табуретке ее сын Павлик. Муж её, крепкий еще мужчина, тракторист по профессии с шершавыми ладонями, теребил плохо гнущимися пальцами, привыкшими к железу Игоря за плечи, и все твердил с расстановкой одно и тоже:
- Ото ж так, сынку. Ото ж так.
И наливались предательской тягучей влагой карие глаза и его большой кадык, как и у Павло, певуна и забияки, то уходил с гортанью под самый подбородок, то сбегал ниже. Околдованный самогоном из вишни, смачной украинской едой, где к месту и гарный борщ, и сочные котлеты, и буженинка, и зелень, и соленья да варенья, и узвар, Ергашов проспал зараз едва ли не сутки. Едва продрал глазоньки, как в руки ему идет чашка с капустным рассолом. Пить огнедышащую «воду» он наотрез отказался, заявив, что свое уже принял на весь отпуск. Неволить не стали. До воскресенья Игорь помогал родителям Паши по хозяйству: возился в огороде, садике, вычистил и подлатал свиной сарайчик, подремонтировал садовый колодезный насос, подправил звенья изгороди. Словом, не сидел в избе сиднем. В «красный день» календаря попроведовал на погосте с родителями и роднёй Паши его могилку. Привели в порядок последнее место Пашиного успокоения, подняли в память о нем рюмки горилки. И такая тоска взяла за душу Игоря! И вечные вопросы, мучающие славян, скребли сознание: «Для каких целей родился на божий свет? Почему не живем по заповедям Господа? Что там, за прощальным порогом человеческого бытия?» Больнее всего ему было смотреть в тусклые здесь глаза родителей Павлуши. Вот он, хоть и пораненный, а ведь жив. А у них остались лишь письма сына да немногие его фотографии. Не было у Паши девушки ни в родном селе, ни в городе, где обучался военной профессии. Теперь век его старикам мыкаться одним. Тяжелая доля! И после этой встречи с матерью и отцом друга, когда им сообщил, что работает в милиции, а соврать как он им мог, каких же надо будет усилий, чтобы остаться работать в органах, в чистоте помыслов которых разочаровался? Больше Ергашов не желал быть слепой пешкой в руках своего начальства. А коли так, стало быть, придется все равно распрощаться с милицейской должностью.
(продолжение следует)