Сбитый Лебедь
Курортный посёлок Архипо-Осиповка, категорически отличался от бабушкиного села, куда меня отправляли на «отдых». Он не походил ни речью жителей, ни архитектурой домов, ни наличием/отсутствием моря, ни играми детей, ни едой, ни друзьями…
И всякий раз мне приходилось вживаться то в одну жизнь, яркую и курортную, то в другую, земледельческую и степную.
Покидая побережье, наполненное «акающими» москвичами, в Койсуге я привыкала к малороссийской речи, и даже, сопровождая бабушку, ходила «у Ростов» торговать вишней.
В августе 1962 года весь ростовский рынок шушукался, передавая друг другу «ужасти» о событиях в Новочеркасске. Этот городок, расположенный в верховьях Дона, был овеян казачьими историями и ничем другим не отличался. А тут…гутарали, что стрельбы была в Новочеркасске и людей постреляли! Торговки возбуждённо шептались друг с другом, истово крестились, а некоторые утирали слёзы.
Я ничего не понимала: причём тут Новочеркасск? Какая стрельба?
А, наверное, глупые тётки рассказывают сказки.
Я попыталась расспросить бабушку, но она резко оборвала:
– Цыть! Замовчи! – так и доехали до дома «мовчки».
Автобус безмолвствовал против правил, хотя ростовчан можно было узнавать в любом автобусе страны по их громкому голосу и непринуждённому разговору друг с другом через весь салон.
А тут – тишина. Только звон монет, бросаемых кондукторшей в открытый зев сумки и её голос:
– Скольки?...Возьмить сдачу…Скольки?...Возьмить сдачу…
Дома бабушка с дедом выпроводили меня прочь, а сами закрылись и стали обсуждать принесённую бабушкой новость.
Я приникла к дверной щели и попытались подслушать, но дед резко вышел покурить и врезал дверью по голове.
Я горько разревелась, отчасти потому, что иначе получила бы за подслушивание, а отчасти оттого, что было больно и в самом деле, и дед остался виноватым.
Пользуясь преимуществом, я начала уговаривать бабушку рассказать, что же там случилось, но она упиралась. Потом, взяв с меня обещание никому ни слова, ни полслова, повторила слова торговок о расстреле рабочих прямо на площади. Я категорически была с ней не согласна, и моим аргументом было: «не может быть!»
Как это? – расстрелять город, в котором жил Сашка Лебедь, передавший привет «моему Чёрному морю». Революция в прошлом… на Войне мы победили… врагов нет…стреляли в людей – этого не может быть!
Бабушка безнадёжно махнула на меня рукой и сокрушенно произнесла:
– Це ты ще дурна, Галька, як сало без хлиба! – и пошла к деду во двор.
А я, совершенно уверенная в своей правоте, снова уехала на свой «курорт», где мне нужно было сменить сестру на трудовой вахте.
А Сашка Лебедь, при расстреле рабочих сидевший на дереве среди пацанов и рухнувший оттуда – чудом! – живым, вырос в генерала Александра Лебедя.
Однажды он не подчинился приказу расстрелять защитников «Белого дома» во время событий 1991 года, произошедших в Москве.
Я все смотрела на экран телевизора и видела в этом уверенном военном стеснительного мальчика из Новочеркасска, не желавшего купаться в грязной воде. Я до их пор хочу верить, что вертолёт, в котором он погиб, став губернатором Красноярского края, взорвался совершенно случайно.