Долина Ида, Белый город Аркс.
Советник Сарин и хотел бы выругаться, но не находил слов. Двенадцать часов ночи, весь день в седле, трудное совещание завтра... а этот поганец стоит на пороге и пытается что-то промямлить в перерывах между хрипами и стонами. Что за напасть!
— Какого же демона подземного ты решил разбудить меня именно сейчас? — мрачно поинтересовался советник, разглядывая светящуюся макушку. Анасфено только рукой махнул, заходясь в очередной порции хрипа. — Милорд Энрикс умер? Нет? Твои наставники подрались, и всем нужно бежать из города, пока он ещё стоит? Тоже нет? Тогда какого же?..
— Б-баль.. за... мин... Т-там...
Ученик лекаря махнул в сторону, в дальний конец теряющейся в сумраке галереи, и снова переломился пополам, держась за бок. Так его и втащили в кабинет, придерживая за рукава заляпанной мантии и силком усадив на скамью. Следующие секунды он слышал лишь стук крови в висках и чеканные шаги милорда советника.
Когда перед носом появился кубок с водой, Анасфено испустил вздох, полный страдания и сожаления.
— А почему не вино? — спросил он, промочив горло и протягивая кубок обратно с таким требовательным видом, что Сарин только языком цокнул от бескрайнего удивления.
— Вина тебе, недоучка?.. Пошёл вон, — тихо-тихо произнёс он, указывая на дверь. Шум шагов в продуваемой всеми ветрами галерее его уже не смущал. — Твоё похмелье — не моя забота!
Голос его поднимался выше и выше, и Анасфено затаил дыхание. Если их услышат...
Он вскочил, позабыв про колотьё в боку, и зажал советнику рот.
Шарк. Шарк. Шарк. Тихий хруст древних суставов, приглушённый показавшимся сейчас слишком тонким полотном двери. Щелчок. И снова шарканье, слишком медленное, чтобы точно сказать, удаляется оно или нет.
В молчании прошло несколько минут. Сарин теперь тоже вслушивался, оставив на потом все возмущения и нравоучения. Когда шаги начали затихать в стороне, он с огромным облегчением выдохнул в широкую ладонь и поглядел на Анасфено. Тот растянул губы в понимающей улыбке.
Темноту рассеивали только отсветы луны, робко пробивающейся сквозь россыпь тонкого слюдяного витража, и длинные светящиеся волосы, собранные на макушке лекаря в пучок. После возвращения Сарина в столицу лорд выделил ему покои прямо в замке, в довольно безлюдной части, чтобы никто не досаждал дракону-колдуну ненужным любопытством. Только стража и Бальзамин бродили по здешним коридорам: первые по необходимости, второй — по привычке и, возможно, из желания добраться до кое-чьих чешуйчатых крыльев. Но и они ушли.
Никаких соседей. Никаких лишних ушей.
Анасфено вдруг понял, что стоит непозволительно близко, почти прижимается к о чём-то задумавшемуся советнику, а ладонь очень уж уютно устроилась на его губах. Никто и не узнает.
Он наклонился ниже, медленно отводя ладонь и чувствуя, как чужое дыхание, пахнущее летним земляничным вином, продолжает щекотать кожу. Дракон, коротышка и алкоголик. Ну и угораздило же его привязаться именно к этой ящерице. Впрочем, решил Анасфено, прикрыв глаза и почти касаясь тёплой кожи, сейчас это перестанет иметь хоть какое-то значение.
Губы приоткрылись...
Звонкое «клац» у самого уха вывело Сарина из задумчивости, и результат оказался... сокрушительным. Анасфено хохотал до икоты, держась за подбитую челюсть, добрые десять минут, а безвинно пострадавший советник уединился в любимом кресле с бутылкой и спешно успокаивал нервы, не издав более ни звука.
— Никогда бы не подумал, что ты умеешь так визжать, — признался ученик лекаря, окончательно избавившись от душащей истерики. Только губы продолжали подрагивать и кривиться. — Ты никогда не проверял, могут ли твои вопли оглушать врага на поле боя?
— Нет, — сухо обрубил Сарин, но Анасфено только шире улыбнулся.
— Не проверял или не оглушают?
Не дождавшись ответа, он распахнул мантию и принялся рыться по внутренним карманам с чрезвычайно плутоватым видом. Извлечённое им нечто уместилось в его кулаке, но Сарин, делающий вид, что юродивый за его столом просто предмет интерьера, насторожился.
— Сарин? — не замечая, что вернулся к своему ужасающему акценту, протянул Анасфено, наклоняясь поближе. — Сари-ин? Ты ведь знаешь, что сегодня за день? Сегодня день святой Эдме. Вот что интересно, — сбился он с игривого тона, — почему его празднуют и в империи, и у некромантов?
— На севере не празднуют, — не стерпел дракон, поведя плечами и не отрывая взгляда от руки лекаря. — А здесь это традиция. Для имперцев Эдме святая, принявшая Всетворца, для магов — хитрая некромантка, обманувшая целую толпу священников и ставшая герцогиней. Кардинал герцогства Тоно, к слову, продолжает политику лояльности к магам и ведьмам...
Анасфено, уложив подбородок в подставленную ладонь, покачал головой:
— Какой же ты очаровательно нудный. Животное должно быть забавным, а ты, Сарин, всё же животное.
— Лекарь должен уметь хотя бы чай от простуды готовить, а не отраву, — немедленно отозвался Сарин, — а ты все же лекарь. Или нет? Или лекарь? Ох, — злорадно развел он руками, прежде чем сделать последний глоток вина и убрать бутылку за кресло, — я даже и не знаю, какой ответ правильный. Можно ли назвать лекарем оболтуса, три сотни лет травящего своих подопечных? Что скажешь, недоучка?
— Только то, что у меня есть для тебя подарок, животное.
Поднявшись и в последний раз ощупав челюсть, Анасфено подошёл ближе и торжественно развёл на указательных пальцах золотую цепочку. У Сарина внутри всё похолодело: никогда раньше он не видел такого уродливого и вычурного плетения. Толщиной она оказалась в палец лекаря и блестела даже в тусклом свете. Даже россыпь лавово-золотых спессартинов и почти чёрных альмандинов** не спасала положение.
— Ошейник для самого многознающего животного в этом городе, — не скрывая гордости, заявил Анасфено и, не слушая робких «нет-нет, я недостоин», застегнул это чудовище на шее господина советника. Распрямившись, дабы оглядеть дело рук своих, он кивнул. — В моём мире — на наш праздник любви и верности, конечно — мы дарим любимым символ своей семьи. Я сделал рисунок, а ювелир — всё остальное. Заклятье против воровства вместе вплетали!
— А мессиру Архазару ты такой же подарил? — сипло поинтересовался Сарин, пытаясь выпрямить плечи. Золотая цепь давила на него. Во всех смыслах. — Он — самый многознающий. Вдруг обидится?
— Он человек, — снисходительно поправил его лекарь, приглаживая узкую полосу бородки. — А ты нет. Ты же не человек, Сарин?
— Не человек, — вынужденно согласились с ним, и Анасфено, усмехнувшись, потрепал драконью макушку.
— Вот и носи. И никаких возражений.
— Лорд убьёт меня, если узнает, что я связался с сумасшедшим бальзамиром*. Нет... что хуже, твои наставники меня убьют, если узнают!
Анасфено наклонился к нему, и Сарин нервно прикрыл ухо. На этот раз ничего неподобающего не произошло.
— А ты, — шепнул лекарь, — им просто не говори.
***
Стук в дверь раздался, когда часы на центральной площади ещё не пробили шести часов утра. Широко зевая и посылая проклятья на голову тому, кто додумался разбудить его в единственный за полгода выходной, Анасфено выбрался из постели и спустился на первый этаж, спросонья собирая боками все углы на пути к двери. Отодвигая засовы, он зевнул ещё раз, подпоясал получше халат...
За порогом, на самых ступенях, его дожидался окорок, выложенный на заботливо подстеленную холстину. К счастью, без крови и уже закопчённый, но дыхание лекаря предательски сбилось.
Он поднял глаза на стоящего у стены дома напротив Сарина. Господин советник лорда был лохмат, непричёсан, в застёгнутой не на все пуговицы рубашке и измятых штанах. Цепь болталась поверх ворота, кое-где исцарапанная крепкими когтями.
«Снять пытался», — понял заторможенный Анасфено и снова поглядел под ноги. Окорок был размером с собаку, не меньше. И куда его теперь деть...
— В моих краях, — не скрывая издёвки, сообщил обидчивый дракон, — принято дарить любимым мясо. Мы, животные, предсказуемый народ. Чем больше любим, тем больше мяса. Ты вот, например, потянул бы на целого козла. С днём святой Эдме, Анасфено.
***
Примечания:
* Бальзамиры — общее название подмастерьев, учеников всех мастей и уже полноценных лекарей Дома Аркс.
** Виды граната.