Весна в самом разгаре. Майские праздники. Студент Ахметов с трудом дождался этих дней, чтобы начать усердную подготовку к коллоквиуму. Он никогда не был прилежным учеником. Проспать или прогулять занятие – обычнее дело Ахметова.
Всё изменилось, когда к ним перевёлся некто Рукавишников. Высокий, статный, белолицый. Всегда покупал в буфете пряников больше других, учился лучше всех. Да и в спорте ему не было равных. На то, как пинал Рукавишников мяч, как он стоял на воротах, собирались посмотреть все зеваки. Каждый замечал превосходство новичка. Ахметов тоже злился, но значения своим эмоциям не придавал. Но когда Рукавишников начал провожать до дома Степанову, и та не отвечала ему отказом, Ахметов этого вынести не смог. Он сам был неравнодушен к примерной девочке из соседней гимназии и даже пару раз делал попытки позвать её на прогулку. Но по разным причинам их планы всегда рушились, и Ахметов каждый раз угрюмо шёл пинать мяч в соседние дворы. Это было уже похоже на ритуал. Но студент не оставлял своих попыток завоевать сердце курносой отличницы.
Началось целое соперничество. Война. По крайней мере, так думал Ахметов. Рукавишников же ничего про это не знал, косых взглядов сокурсника не замечал и всех его нападок в упор не видел. Конфликт в какой – то мере пошёл на пользу Ахметову. Он и вправду начал учиться лучше. Стал практически первым учеником в группе, но до Рукавишникова всё же не дотягивал. И майские праздники – как раз отличный шанс всё исправить. Есть целых 5 дней, чтобы вызубрить предмет и перещеголять, наконец, зазнавшегося новичка.
После занятий Ахметов, ускорив шаг, шёл быстрее домой. Сокурсники разъедутся кто куда, навестят родителей, он же головы от учебников не оторвёт, пока не утрёт нос Рукавишникову. Общежитие было пустое – тем лучше. Можно учить предмет с ночи до утра, никто не будет ворчать из-за непогашенной лампы. Ахметов сел за стол, открыл книгу и сосредоточенно начал вникать в формулы и теоремы. Через 3 часа непрерывной зубрёжки, молодой человек почувствовал небольшую слабость. Приняв это за переутомление и усталость, он лёг на постель и стал размеренно жевать калач. Закончив трапезу, студент вернулся к наукам. После получаса физики с химией у Ахметова поднялся жар. В ужасе от того, что приходится терять драгоценное время, студент решил полежать ещё, но в этот раз подольше и под пуховым одеялом.
Проснулся Ахметов от того, что кто-то сдавливал ему запястье, пытаясь нащупать пульс. Бедолага открыл глаза и увидел у постели доктора. Рядом же стояла Клавдия Ильинична – уборщица и по совместительству повар и комендант общежития. Доктор что-то сосредоточенно писал, баба Клава то судорожно заламывала руки, то нервно хваталась ими за голову, повторяя: «Бедный рябёнок. Доведут енти науки до гробовой доски».
«Инфлюенция» - вынес свой вердикт Доктор – «в тяжёлой форме. Принимать 5 раз в день». Он поставил на стол микстуры, таблетки, попрощался с Клавдией Ильиничной, потрепал больного по нечесаной голове и, наконец, ушёл. Баба Клава побежала вслед за доктором, закрывать калитку.
Во дела! Ахметов был зол и напуган. Всё, что его волновало в этот момент – невозможность подготовиться к работе и перещеголять Рукавишникова. Студент попытался встать, сжав кулаки, но в слабости упал на пол, запутавшись в простыне. Злости не было предела. Руки, ноги Ахметова были точно ватные – не слушались, не разгибались. Распутаться из простыни оказалось делом нелёгким, и поэтому он дотянулся до стола, где лежал перочинный нож и самостоятельно расправился с текстильными путами. Клавдия Ильинична, проходившая мимо, подумала, что студент совсем уже мечется в горячке, и заботливо напоила несчастного Ахметова всем, что было в колбочках и баночках.
Больной спал сутки. Иногда он просыпался и судорожно бормотал что – то вроде «Упустил. Опоздал…» В такие моменты баба Клава, дежурившая у постели парнишки, крестилась, крестила Ахметова и прикладывала к его голове свой свёрнутый фартук, обильно смоченный перед этим в ледяной воде. Его она тоже крестила со словами: «Пущай вся зараза с Ванечки к этой воде и прилипнет». Фартук регулярно сцеживался в выгребную яму и мочился заново в чистой холодной воде. Ахметову постепенно становилось лучше. Кто знает, что было тому причиной – пилюли доктора или бытовая магия бабы Клавы.
Через 10 дней Ахметов окончательно избавился от гриппа. Во время болезни он был изолирован от других студентов и провёл много времени в одиноких раздумьях. Постепенно он понял всю никчёмность своей затеи «переплюнуть» Рукавишникова. Он даже внутренне полюбил его. И Степанову. Всех вокруг он простил, и не было в его мыслях больше идей о конфликте. Ахметов будто повзрослел, помудрел. Не зная возраст молодого человека, можно было бы смело сказать – постарел.
Дни напролет он сидел в каморке бабы Клавы. Вместе они варили какие – то снадобья, делали растворы. Ахметов очень подружился с Клавдией Ильиничной – единственным человеком, кто был рядом в трудную минуту – и всячески помогал ей из благодарности.
Тем временем сам того не зная, студент стал местной знаменитостью. В университете только и было разговоров о том, как молодой человек победил инфлюенцию одной лишь проточной водой. Без малейшей помощи доктора. Как – то раз Ахметов услышал эти россказни и на секунду задумался : «А был ли доктор?». Но потом это становилось абсолютно неважным, как и всё вокруг. Он не замечал восхищённых взглядов Степановой, улыбок одобрения со стороны студентов, растерянности Рукавишникова. Не видел восхода солнца, его заката. Не знал, какой сейчас день недели и месяц. Всё это не волновало угрюмого Ахметова. Он стал замкнут, нелюдим. Будто очарован.
Поговаривают, что впоследствии он даже бросил университет, и теперь дни напролёт проводит с бабой Клавой. Носит для неё колбочки из аптек, собирает травы. И как умалишенный шепчет, шепчет что – то над водой, увлечённо помешивая её и разливая по сточным канавам.