или
ПОВЕСТЬ О НЕУДАЧНИКЕ
ДОРОГА В НИКУДА
«Попытка творческого самовыражения любой ценой и любыми способами ведет к психологическому разрушению личности»
Заумная фраза из неизвестного источника
Дорога в никуда
И дверь не на запоре,
Ни страшного Суда,
Ни вышек вдоль забора
Период его жизни в Литинституте был недолгим и он не любил о нем распространяться. Только самые близкие к нему люди знали о том, что он учился в Литинституте, да и то без особых подробностей. Да и сам он не любил ни вспоминать, ни говорить об этом периоде своей жизни. Было почему-то неприятно и даже стыдно, хотя, если разобраться, стыдного здесь не было ничего.
Короче, весной он ушел из института. Ушел после долгих раздумий и серьезного разговора с Паустовским, который, вздохнув, оформил для него академический отпуск с условием, что на следующий год он вернется в институт.
А ведь так хорошо все было вначале. Он легко и свободно, без всяких проблем вошел в студенческую среду, легко, без усилия и даже с удовольствием начал учиться. Все было внове, в диковинку и очень интересно. Он был доволен, счастлив и с наслаждением опробовал незнакомый, но такой заманчивый и притягательный для него студенческий мир.
Однако немного спустя он с удивлением для себя вдруг начал замечать, что ему не слишком-то удалось в него вписаться, в этот студенческий мир, что он всего лишь рядом с ним, около него, но только не внутри. Что между ним и студентами курса всегда находится какая-то невидимая, не очень прочная стена, граница, что он лишь входит в студенческий мир, да и то на правах гостя или чужого, не своего, поэтому никак не может слиться с ним, и стать его неотъемлемой частью. Студенческая жизнь проходила мимо него и он не принимал в ней никакого участи, я только наблюдал ее. Причем, наблюдал снаружи, не изнутри.
И дело здесь было не в тем, что студенты, по каким-то причинам, не приняли его в свою среду, совсем нет. Дело было не в них, дело было в нем самом, в его собственных ощущениях, в собственной оценке происходящих вокруг него событий. Дело опять упиралось в пресловутую формулу, которая будет преследовать его всю его сознательную жизнь и согласно которой человек бывает несчастлив или счастлив только тогда, когда сам в этом убежден.
Дело в том, что он не был чужим в студенческой среде, он себя увидел в ней чужим, почувствовал себя ненужным и неинтересным для нее, потому что не смог вписаться в круг студенческих интересов, а он, этот круг, был достаточно широк и разнообразен.
Он не сумел подняться до уровня студенческого общения Литинститута, который в то время был значительно выше, чем у студентов обычных вузов Москвы, и слишком уж высок для молодого человека из провинции, окончившего самую заурядную, самую обыкновенную Советскую десятилетку, хотя и на золотую медаль. А не сумев подняться до их уровня, не сумев почувствовать себя на равных с ними, он сник, растерялся, запаниковал и трусливо сбежал, воспользовавшись предложением Паустовского об академическом отпуске, чтобы через год вновь вернуться в институт.
Паустовский надеялся, что он вернется в институт. Почему, не знаю. Но это так. Даже больше, он искал его потом через бывших его сокурсников. Но никто не знал, где он.
***
А он улетел с геологами в западную Якутию, где проработал несколько лет сначала поисковым рабочим, потом помощником бурового с мастера или «помбуром» и далее буровым мастером на стационарной буровой установке , разместившейся на берегу Вилюя, притока Лены.
В Москву он вернулся через пять лет. Он тогда прилетел в Москву с направлением от руководства Якутской Геологоразведочной экспедиции на поступление в Московский Геологоразведочный институт, в один из лучших институтов страны, с правом на производственную стипендию в сумме восьмидесяти рублей в месяц.
Несмотря на длительный перерыв в учебе, в институт он тогда поступил без проблем, сдав вступительные экзамены на одни пятёрки и учился в институте с удовольствием. Ему все нравилось в институте. И общежитие, где он жил, и сам процесс учебы, дававшийся ему легко и позволявший ему учиться на одни отлично, и студенческая жизнь, в которую он сразу же окунулся с головой.
Однако с четвёртого куса института он ушел. Вынужден был уйти из-за конфликта с одним преподавателем, заведующим кафедрой петрографии, профессором, доктором минералогических наук, Миклашевской Виолетой Рудольфовной. Конфликт был чисто личный и никакого отношения к учебе не имел, но получил в институте широкую огласку.
Ему надо было бы извиниться перед Миклашевской, но он предпочёл уйти из института. Правда, руководство института в лице декана факультета пошло ему на встречу и оформило ему академический отпуск с условием возможности его возвращения в институт через год на этот же курс.
Но в институт он не вернулся. Жизнь его пошла в совершенно ином направлении. Его по знакомству устроили на работу сварщиком в одну монтажную организацию, работавшую в Байконуре. Профессию сварщика он получил в ремонтных мастерских Якутской геологоразведочной партии от элементарного нечего делать и чисто человеческого любопытства к необычной профессии, связанной с электрической дугой…
А дальше его понесло, как по горной речке, швыряя то вверх, то вниз, то вбок, а то и закручивая до судорог в сердце.
Четыре года безвыездной работы в Байконуре, страшная авария на одной ракетной шахте, откуда он вылез лишь один, полгода в госпитале и перевод его в Балашиху, на закрытый машиностроительный завод, занимавшийся изготовлением оборудования для ракетных стартов в Байконуре, в цех сварных металлоконструкций, сварщиком.
Здесь его уговаривают поступить в заочный Машиностроительный институт, так называемый, ВЗМИ, на сварочный факультет, чье УКП было в Балашихе при заводе. И он поступил.
Далее все пошло, как по маслу. Сварщик, бригадир сварщиков, мастер, старший мастер, начальник участка и кандидат на должность заместителя начальника цеха по сборочно-сварочному производству.
Но здесь в него вселился бес изобретательства. Он хорошо знал сварочное производство во всех его ипостасях, со всех его практически сторон и видел многие процессы не так, как видели их другие инженеры, не прошедшие такой мощной рабочей жизненной школы, как он. Поэтому он и видел, как их можно улучшить. А они, его коллеги, нет. Он подал рацпредложение по одной сложной технической задаче, давно мучившей цех.
Главный сварщик, дающий заключение на все рацпредложения по сварочному производству завода увидел, что это решение было не простое, а на уровне изобретения. Здесь уже самой заявкой на изобретение пахло. А план по изобретательству в сварочном производство завода ОГСв не выполняло никогда. Не было у сварщиков изобретателей. Не был! И что ж тут поделаешь?! А здесь уже готовая заявка!
И он отправил рацпредложение в Патентный отдел завода. Там из рацпредложения сделали заявку на изобретение, на которую через три месяца из ВНИИГПЭ, из Всесоюзного Научно Исследовательского Института Государственной Патентной Экспертизы, пришло положительное решение, признающее это техническое решение изобретением, а потом пришло и само «Авторское свидетельство на изобретение», первое в его жизни.
Работал в цехе он толково, ведь сам был из рабочих и понимал все особенности задачи управления коллективом людей, занятых на производстве. Люди его слушались, люди ему подчинялись и плановые задания он выполнял в срок.
И ему предложили должность заместителя начальника цеха. Вопрос о том, справится он или нет, не стоял. Все знали, что справится. Но он выбрал другое решение. Он отказывается от должности зама начальника цеха и переходит в отдел Главного сварщика простым технологом с гораздо меньшей зарплатой, чем у него была в цехе и могла бы быть после занятия должности зама.
Почему? Странный вопрос! Да потому, что в него вселился коварный бес изобретательства. Он уже не мог не думать о технических проблемах своего цеха и в его голове теперь постоянно вертелись различного рода технические решения, как готовые, так и лишь зарождающиеся по совершенствовании технологии производства сварных конструкций в его цехе, на которые можно было оформлять заявки на изобретения.
Но работать в цехе и заниматься изобретательством было невозможно. А работа в отделе главного сварщика могла спокойно позволить ему заниматься изобретательством. И заявки пошли из него одна за другой. Такого на заводе еще не видели. За первый год своей работ в ОГСв он подал двенадцать заявок на изобретение. И все на уровне готового технического решения имеющейся в цехе проблемы. И все были признаны изобретениями.
Дальше больше. Он буквально завалил ВНИИИГПЭ своим заявками. И все его заявки были такими необычными, что эксперты уже с первого раза признавали их изобретениями. А потом руководство ВИНИИГПЭ предложило ему стать экспертом ВНИИИГПЭ с перспективой на получение квартиры через три года работы.
Но он не согласился. Дурак?! Конечно же! Предложение было не просто выгодным для него во всех смыслах этого слова, оно было сверх выгодным и делалось исключительно редко. А он не согласился. А не согласился по той простой причине, что эксперты не имели права подавать заявки на изобретения. Они могли учувствовать в работе над изобретениями, но лишь в качестве соавторов. Но никак не самих авторов. А он был буквально переполнен техническими идеями, жаждущими стать изобретениями. И потому не мог позволить себе остановиться.
Тогда ему предложили стать экспертом ВНИИИГПЭ по совместительству, то есть, не уходя от своей основной работы инженера технолога. Да. он продолжал работать рядовым инженером технологам. Такого в истории громадного завода еще не было. Инженер с активом в несколько десятков авторских свидетельств на изобретения работал в отделе ОГСв рядовым технологом. Но Главный сварщик не любил его именно из-за его активной изобретательской деятельности, на фоне которой, он, Главный, выглядел как-то бледновато. Поэтому он делал все, чтобы этот изобретатель сам ушел из отдела.
Естественно, что в городе его знали и такое унизительное положение с ним, известным техническим специалистом по сварочному производству долго оставаться не могло неизменяемым. И его приглашают на другой завод города в только что организованный при местном металлургическом заводе «Электросталь» НИИ, так называемую Центральную Лабораторию по Отделке Проката или сокращенно ЦЛОП в качестве руководителя плазменной группы. Ведь плазменные процессы были частью сварочного производства и он активно занимался ими у себя на заводе, получив уже несколько авторских свидетельств на изобретение.
Конец второй части
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2016/08/13/596