Мне сердце вырвали
И бросили под ноги...
Ножом исчиркано,
Являя мне итоги:
-Ну, вот и всё! Взгляни,
Что от меня теперь осталось.
А заслужил ли кто,
Чтобы меня им раздавала,
На мелкие кусочки
Сердце поделила...
Дошла до точки ты,
И, даже не спросила,
А нужно ль им оно?
Ведь, будь все так,
Я не было б обожжено,
Не поглотил бы мрак,
Меня бы грязными ногами
Не топтали,
Словами не убив...
Понять бы пытались.
Теперь кровавый шрам...
Ему не затянуться.
Скажи, что делать нам? -
Я в ужасе проснулась.
Колокола!
Колокола!
Колокола!
Их звон ядовитого ярко-оранжевого цвета - разрывал голову на части. Сознание, то включалось на мгновение, то неслось по замысловатым коридорам раздражающе — ярких лабиринтов, хаотичностью движений, не позволяя включиться в жизнь...
– Мама! Мамочка! — взывала Вика и тормошила Наташу, взволнованно дергая ее за плечи и трепетно гладя по волосам, - мама! Что с тобой?! Мамочка, ответь мне!
Наташа приоткрыла глаза и сквозь пелену все еще воспаленного сознания увидела беспокойный взгляд дочери. Некоторое мгновение она пыталась что-то понять, но это удавалось с трудом... Подняла руку, почти ее не ощущая, и положила на голову Вики.
– Девочка, моя родная! – едва прошептала Наташа и опять закрыла глаза.
Под напором бесконечной материнской любви, чувства долга — сознание стало медленно возвращаться, и вместе с ним приходило постижение чудовищной реальности. Наташа открыла глаза и протянула руки навстречу до боли любимой белокурой головке дочери:.
– Дочик, мой дорогой! - не беспокойся, пожалуйста, все хорошо!
Попробовала привстать с кровати, но закружилась голова и буквально упала в объятия своей девочки. Только сейчас она заметила, что в комнате есть еще кто-то... У окна стояла Лариса, мать Лены – одноклассницы Вики, с которой они вместе готовились к экзаменам.
– Мамочка, что случилось?! Знаешь, сколько ты уже спишь?! Мы с тетей Ларисой все утро звонили, но никто не брал трубку. Хорошо, что у меня с собой оказался ключ от квартиры. Обычно я всегда забываю! – голос от волнения дрожал и срывался. – Будила, будила, но ты даже не пошевелилась. Мамочка, я так испугалась и позвонила тете Ларисе. Она послушала дыхание и сказала, что вы с папой, видимо, вчера поздно возвратились из ресторана и теперь тебе надо дать поспать. Вика говорила быстро, возбужденно, как будто боялась, что-то может произойти и она не успеет все сказать. – Уже восемь часов — совсем вечер, и мы собрались вызывать скорую помощь!
– Успокойся, моя милая! – Наташа ласково прижала к себе дочь.
Развернувшись к Ларисе, поблагодарила, попросив прощения за беспокойство. Лариса, со свойственной ей горячностью, стала убеждать Наташу, что она это делала с огромной радостью, но вот только сильно переволновалась. Видя, как та бледна, спросила, не нуждается ли Наташа в помощи сейчас?
– Мамочка, а где же папа?! Сегодня же суббота?! — ничего не понимая, взволнованно спросила Вика, перебивая Ларису.
От вопроса дочери Наташа вздрогнула, словно через нее пропустили электрический заряд, но адскими усилиями выдавила из себя улыбку и сказала, что он вчера срочно уехал в командировку...
– Что-то там случилось на работе... – говорила, но совершенно не понимала, как вести себя дальше...
Сковывало еще и присутствие Ларисы. Ей надо было прежде понять что-то самой... Ситуация требовала забыть о себе, успокоить дочь и не делать постороннего человека, каким все-таки была мама Лены, свидетелем того, о чем еще сама не осмеливалась даже думать. Лариса, будто это почувствовала и заторопилась домой, оправдываясь, что скоро должен прийти сын из университета, а дома нет ужина. Попросила не церемониться и звонить, если потребуется помощь. Ощутила, что находится в полном смятении, да и кто бы на ее месте чувствовал себя иначе, пребывая в такой ситуации! Наташа понимала, что надо хоть что-нибудь объяснить, тем более, что Лариса была в курсе их предполагаемого вояжа в ресторан. Но она не могла подобрать ни одного подходящего слова. Ощущала всем существом, что обстановка становится более запутанной, собрав волю в кулак, сказала, улыбнувшись, как можно беспечнее.
– Представляешь, Лариса, я уже была при полном параде и примеряла свои новые туфли на шпильках, как зазвонил телефон. Я рванулась в прихожую и со всего размаха растянулась на полу, зацепившись за ковер. При разговоре с Вадимом почти не почувствовала, что у меня с ногой не все в порядке, но после разговора не смогла сделать и шага, наверное, потянула связки. Вадим сказал, что забежит домой на одну минутку, чтобы взять кое-какие вещи, так как его отправляют в командировку. Как ты думаешь куда?! – Наташа, как могла, изображала беспечную улыбку, пытаясь обшутить сложившееся положение, – представляешь, во Францию! Какой-то там контракт заключить требуется.
И вдруг её насквозь пронзило... «А-а-а, как же вещи?! Ну, да-а-а-а! Ведь он же уехал без вещей?! Или...» – От этого «Или», перехватило дыхание и, едва сдерживаясь, она продолжала свое повествование, удивляясь своей чудовищной лжи.
– Когда Вадим пришел, нога уже сильно опухла, и он уложил меня в постель и приложил лед. Потом принес огромный букет. Поздравил и обещал, что когда вернется, мы всей семьей пойдем куда-нибудь отпраздновать это событие. Проводив его, я выпила снотворное, чтобы уснуть, не ощущая боли – выпалила все это на одном дыхании, теряя последние силы.
Она взяла руку дочери, прижавшись к ней с силой, словно искала в ней спасение. Лариса искренне выразив сочувствие, еще раз попрощалась, но в её голосе уже чувствовалось некоторое сомнение... Уходя, она боковым зрением окинула спальню и мельком взглянула в зал... Цветов нигде не увидела... «Ну, не на кухне же?!» - подумалось с сомнением...
После ухода Ларисы силы Наташу оставили совсем. Но все-таки встала с кровати, хотя Вика не разрешала. Сказала, что ей надо в туалет, и, слегка опираясь на свою хрупкую девочку, вышла из спальни. Ноги, по сравнению с вчерашним вечером, немного слушались, но вот тело пронизывала невероятная усталость. В ушах все еще звонили оранжевые колокола... Слабым голосом попросила дочь поставить чайник, сама по стеночке прошла в ванную комнату. Упершись о раковину, Наташа взглянула на себя в зеркало. Оттуда на нее смотрели глаза раненого животного, когда — то сильного. Шальная пуля разрушила эту гармонию мира. Еле смогла подавить в себе рыдание. Открыв на всю мощь кран с водой - села на край ванны, зажав рот полотенцем. Неизвестно, сколько так просидела, но только привел ее в себя стук в дверь и голос дочери:
– Мамусик, у тебя там все в порядке? Я жду. Чай уже готов.
Это буквально выбросило из оцепенения сковывающего разум. «Нет! Этого нельзя допустить! Вика не должна была сейчас ничего видеть, понимать: у нее экзамены, выпускной бал, а потом поступление в университет. Я должна уберечь ее психику. А Денис…» - Наташа даже застонала вслух от мысленного напора обстоятельств, не дававших ни малейшего права на все страдания, которые испытывала. Умывшись ледяной водой, промокнула лицо полотенцем, вышла из ванны.
– Ну, где там заждался чаек? Кажется, я действительно проспала целую жизнь, – сказала, придавая голосу как можно больше радостной беспечности.
Вика с беспокойством смотрела на маму и не узнавала. Юное сердце еще не научилось формулировать свои ощущения в полной мере, но чувствовать, пусть отдаленно, уже умело. Смышленая девочка и, надо сказать, не по годам. Её душа никак не понимало, почему мама, которая раньше бывала в хорошем расположении духа, шутила и даже слегка подтрунивала, не обижая, вдруг сейчас какая-то робкая и немного испуганная?! «Может, всё-таки сильно болит нога, но не признается, чтобы мы не волновались?»- думала девочка.
Наташа спросила дочь, как они позанимались с Леной, но Вика лишь легко отмахнулась, дескать, ты же знаешь, я ответственная дочь, а вот как ты? Обнявшись, они долго просидели за столом перед остывающими чашками с чаем - две хрупкие женщины. Одна, уже испробовала горький вкус полыни, и другая - только вступала в жизнь. И что её ждет? Либо выстоит, а, может, затеряется, растворится в неразберихе жизненных коллизий и тихо потухнет, не успев заявить о себе в полный голос. И все это сейчас зависит и от того, как поведет себя Наташа в создавшейся обстановке, щадя не оформленные чувства своей юной дочери. Но как же это трудно, когда тебе хочется закричать во весь голос на целый мир: «Ну, почему же вы так унижаете, уничтожая нас, женщин, уходя так грубо, безжалостно, без объяснений?! Как же воспитывать детей с таким оскорбительным чувством в сердце?!» – Но этот внутренний вопль застрял где-то глубоко в груди, мешая дышать, раздирая душу невероятной обидой, а вслух, она тихо воскликнула, мягко отстраняясь от дочери:
– Ой, дочик! Мы же не пошли к портнихе. Валентина Борисовна опасается, что может не успеть сшить выпускное платье! - с виноватыми интонациями в голосе досадовала Наташа.
– Ничего страшного! Сходим завтра и извинимся, – ответила Вика.
На кухне, где они сидели, и, вообще, по всей квартире висела непонятная тишина, непривычная для этого дома. Словно здесь боялись вспугнуть что-то: мать никак не могла еще понять, как начать жить по иным правилам, которые ее сердце отказывалось понимать и принимать, дочь своими вопросами, боялась сделать больно маме, но один она, все-таки, решилась задать:
– Мама, а папа взял мобильник? Ему можно позвонить? - и, слегка задумавшись, озвучила мысль. – Счастливый! В Диснейленде побывает!
У Наташи замерло все внутри, она сделала вид, что уронила салфетку и попыталась поднять, но Вика опередила.
– Думаю, вряд ли его телефон там будет принимать, а вот когда позвонит нам и сообщит свой номер...– не договорила, как раздался звонок. Она побледнела и вся напряглась так сильно, что это не могло укрыться от глаз дочери. Вика побежала к телефону, вскрикнув:
– А вот и папа! Алло! Ой, бабушка, приветик, а я думала это папа. А разве он тебе не звонил перед отъездом!? Ну, значит, не успевал... Представляешь, они с мамой собрались сходить в ресторан, отпраздновать свою годовщину, вместо этого его срочно отправили в командировку! Вика выдержала торжественную паузу, желая поразить Анну Васильевну–мать Вадима, сенсационной новостью. Ей понравилось, как мама рассказывала об этом тете Ларисе. – И куда, ты думаешь?! - добивала она и без того удивленную бабушку. Во Фран-ци-ю! Представляешь!
После такого сообщения Анна Васильевна, наверное, села, если до этого стояла. Она попросила пригласить к телефону маму, и Вика, уже передавая трубку, успела выпалить на ходу, что мама еще и ногу сломала. Одному богу только известно, какое выражение лица после этих сообщений было у бабушки. Наташа не успела остановить дочь, чтобы та не волновала свекровь, но Вику, от смешанных чувств, буквально понесло... С одной стороны, радость за папу, что он побывает в Диснейленде, с другой, переживания за маму.
–Здравствуйте, Анна Васильевна! Вика вас совсем запугала. Я просто потянула связки немного, но уже все хорошо, – Наташа никак не могла подобрать интонацию разговора со свекровью, поймав себя на мысли, что уже не доверяет Анне Васильевне, и подозревает, что она в курсе дел Вадима. Но возможно она не права, тем более что у него не наблюдалось такой близости с матерью, которая могла бы перерасти в личные откровения. Наташа не хотела бы обидеть свекровь своим подозрением. Да, она беззаветно любит сына, но надо быть справедливой и признать, что и к Наташе относится очень хорошо. Анна Васильевна не имеет высшего образования, но наделена природным тактом и умом, только очень ранима и совсем не уверена в себе. Наташу преследовало всегда такое ощущение, что свекровь имеет какую-то тайну... Не отпускающую изглодавшую душу... Она мало рассказывала о себе, и ходила... со слегка опущенной головой. Наташа замечала, что Вадима иногда это раздражало, и просила никогда при детях не говорить о своей маме в непочтительной форме, если хочет, чтобы они учились уважать ее. Было неприятно видеть недовольный взгляд Вадима в сторону матери, зная, как она любит его.
Наташа продолжала свой разговор со свекровью уже без предвзятости. Анна Васильевна неподдельно была взволнована тем, что у них сорвалась вечеринка, даже уговорила внука остаться, чтобы не мешать родителям, хотя он, любя бабушку, просился уже домой. Ему надо было успеть переделать кучу всяких дел, прежде чем уедет в спортивный лагерь, а у бабушки это невозможно, да и нет компьютера. И сейчас, когда Наташа просила, чтобы Анна Васильевна отправила завтра Дениса домой, так как ему собираться в лагерь, бабушка наотрез отказалась, считая, что невестке необходимо как следует подлечить ногу и желательно целый день полежать, а не суетиться с детьми. Она не стала возражать, чувствуя, как нужны сейчас силы, чтобы учиться жить заново. Да! Да! Именно заново! Теперь она точно понимала, что прежняя Наташа исчезла в неизвестности. Поговорив немного с сыном, она как можно ласковее пожелала им с бабушкой спокойной ночи и положила трубку.
Вика уже навела в кухне порядок, и ласково обняв свою маму за шею, пристально посмотрела в её красивые серые глаза. Не по-детски вздохнув, предложила ей помощь, чтобы она поскорее могла принять душ и лечь в постель. Совершенно обессиленная, опустошенная, Наташа, безропотно, как маленький ребенок, поддалась дочери. Пообещала, что уж завтра они точно закажут платье. Выпила снотворное, чтобы уснуть наверняка, боясь остаться наедине со своим отчаянием. Когда уже окутывала пелена беспокойного сна, тревожно зазвонил телефон. Где-то далеко, видимо Вика его забрала, чтобы не беспокоить маму. Скорее почувствовала, а не услышала, что это Вадим... Сознание слабо восставало против сна, но он беспощадно напирал и не позволял услышать разговор. Почувствовала острую боль в сердце – это была боязнь за дочь, которая сейчас, наверное, уже успела услышать что-то страшное для ее понимания. Наташа изо всех сил напрягла слух, и до нее долетели обрывки фраз из разговора Вики с папой. Девочка взволнованно рассказывала о маминой ноге:
– Опухоль, правда, спала, но если бы ты не приложил лед, было бы хуже. Ты не обидишься, если я не стану будить маму, потому что она выпила снотворное?
Голоса отступили далеко-далеко и постепенно растворились в ночном пространстве, наполняя его щемящим, пронзительным одиночеством...
Нет, никогда тебя я видеть не хочу!
И если встречу ненароком – не признаю…
Но лишь во сне от боли страшно закричу,
От осознания, что я тебя теряю!
А утром от бессонницы в пустом лице,
Не будет даже капельки о том намёка,
Что ночью я была расплавлена в свинце:
Унижена, нема, распята, одинока.
Пытаюсь сдерживать себя я, как могу:
Быть независимой, почти, обманно гордой,
Не пожелаю фальши жалких чувств врагу,
Казаться упоительно свободной, бодрой.
Попытки жалкие мне помогли понять,
Столкнувшись с зеркалом больным лицом случайно...
Все опустело, милый, без тебя... Печать
Тоски в глазах, наполненных одной печалью.
Что еще чувствовала Наташа… Никак не получалось сформулировать это состояние, оказавшееся сильнее снотворного и тяжелее сна... Это чувство увеличивалось в размерах и, разрастаясь, заполняло собой всю внутри, постепенно вырастало в ясное понимание того, что это - унижение. Да, да! Именно! Это откровение со всех сторон больно вставляло ядовитые шипы в тело: её унизил близкий, самый родной и любимый человек, не захотев ничего объяснить.
Цинично пригласил в ресторан, заранее зная, что уезжает... Что внутри сопротивлялось и просило не торопиться... Думать и, вероятно, все-таки надеяться и попытаться понять.
Но, как и что?
И где взять силы?
А как усмирить боль?
Наташа тихо лежала, прислушиваясь к движениям дочери в комнате… Вот она, кажется, легла. Полоска света из-под двери исчезла, и теперь она погрузилась в полную темноту. Лицо стянула от напряжения и пролитых слез. Все туловище стонало и болело. Она ощущала горе не только душой, но и всем телом. Воспоминания усиливали боль в груди, Наташа попыталась их отогнать, но не получилось, мысли возвращались вновь и вновь... Острые, быстрые, как молния, и совсем неожиданно для себя начала плакать. Горько... Навзрыд...
Она не могла допустить, чтобы её отчаяние услышала Вика, и зарылась лицом в подушку… Так, пролежала долго, пока не прекратились ужасающие приступы горя. Постепенно успокоившись, Наташа, откинув одеяло, села на край кровати, крепко стискивая в руке носовой платок. Сидела и всматривалась в темноту, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то в машине, невзирая на поздний час, громко играла музыка, и это было уже нормой.
Страшно и странно было осознавать, что у неё разрушена жизнь, а везде — продолжается.
В этот момент она ненавидела весь мир за его бесчувствие.
Пыталась молиться.
Встала на колени у кровати, но слова не поддавались немому языку.
Попробовала медитировать, но сознание ей не подчинялось...
Наташа невидящим взглядом окинула комнату.
Снова охватил страх и отчаяние.
Подошла к окну... Небо было ясное и звездное. Там, откуда нам светят звёзды – невероятная гармония! Такой вселенский покой и порядок, и все кажется незыблемым, вечным, а на этом фоне еще острее чувствуется незащищенность и ранимость наших душ...
Взяла я в руки бережно звезду ночную,
И предсказать мою судьбу судьбу, прошу я.
Но взмолилась звезда: – Отпусти меня ввысь!
И в созвездье ночном ты со мной растворись.
Лечу по млечному пути.
Хочу я там тебя найти.
Я так хочу тебя понять,
И одному, родной, сиять!
Но ночное пространство поглотило меня,
Ничего мне, не дав: ни надежд, ни огня.
Как хочу я дождаться сияния дня,
И услышать признанье, что судьба я твоя!
Слышу голос холодный из тьмы забытья,
Что нет больше на небе желанной звезды,
Но живее стал смысл, что мне важен лишь ты.
И не надо, не стоит мне быть рядом с тобой,
А остаться на небе твоей яркой звездой,
Посылая надежду, оттуда светить,
Чтобы не было страшно, тебя там любить.
Я не могу тебя понять,
И не смогу уже обнять.
Пока горю, ты будешь жить-
Не дам себя я погасить!
Audio - сопровождения произведений
вы можете услышать на Fabulae.ru
автор - sherillanna
http://fabulae.ru/autors_b.php?id=8448