У Т О П И Я
История жизни и гибели одного государства.
"Идея совершенства, как её ни переодевай,вошла в каждого: под ней подписывается даже тот, кто ставит её под вопрос. С тем, что прямого продолжения в истории не существует, что она вовсе не движется заданным курсом к определённой цели, в наше время не согласится никто. «У Истории есть цель, к которой она стремится, которую она содержит в себе как возможность» — вот что провозглашают наши желания и учения в один голос. Чем больше идея обещает на завтра, тем скорее она победит сегодня".
Чоран. Механика Утопии.
1 ЧАСТЬ. 1813-1915.
***
Несмотря на то, что Адеодат Непомук родился в «Зелёном сердце Германии», земле, окрещённой местными поэтами подобным образом за неимением более удачного варианта для прозаической Тюрингии,- родился в семействе, выдерживавшем чистоту своей крови, как вино в бочках, и тщательно подчёркивавшем благородное германское происхождение,- всё же он крайне скверно говорил по-немецки. Его отец, в один весенний день решивший, что вино застоится и поэтому сосуд скорее следует почать, нежели держать до скончания века, обнаружил в одном из злачных эрфуртских кафешантанов со зловещим навзванием «Frohlicher Gockel» заезжую кокотку и, даже не собрав вещей, уехал с ней в её родную Францию. Совершил этот поступок Адеодатов отец по молодой глупости (хотя его сын, уже будучи глубоким стариком, в своих мемуарах писал: «Мой отче, Авитус Непомук! Ты был дитя своей эпохи. Твою внезапную любовь к моей матери я могу назвать не иначе, как контаминацией любви-дружбы, семейного чувства и восторженности, а если использовать оригинальную греческую терминологию, то филии, сторгэ и агапэ соответственно»), за что и был проклят семью материнскими проклятиями; его родительница добросовестно подготовилась ко встрече с сыном, состоявшейся спустя пять лет после омерзительного побега (трёхлетний Адеодат в то время воспитывался французской няней и по причине несерьёзной болезни не поехал знакомиться с бабкой), и перечислила ему всё то, что непременно обрушится на его бедовую голову. Её смертельные пожелания, впрочем, не распространялись на внука, хотя она и была взбешена тем, что родословная (лучше сказать, родославная) Непомуков отправилась по касательной. Французская биссектриса, проведённая через семейный девяностоградусный угол, на веки вечные разделила Авитуса с матерью, а Адеодата - с бабкой и всей семьёй.
Первое время на чужой земле Авитус не находил себе места и покоя. Ничто его не радовало, и, может быть, поэтому, став уже успешным коммерсантом, он никогда не оставлял своего дела и работал по девятнадцать часов в сутки, желая иметь ещё больше денег и работы. Когда Адеодат пошёл в школу, на счету Авитуса было несколько домов и квартир в центре города. Удивлённые подруги его жены завистливо у неё спрашивали, неся в своём вопросе всю ненависть и презрение, которые обыкновенно испытывают лучшие друзья: «И чем же, интересно, занят твой муженёк? Вечно пропадает. Всё на столе, гляди, стынет!». Обладательница заточенного, как нож для разделки, ума, мать неизменно отвечала: «Убийствами, грабежом, вымогательствами. Проще говоря, политикой».
Особенные старания Авитус прилагал к тому, чтобы мальчик учил немецкий и свободно владел тем орудием, с помощью которого Непомуки достигли могущества в Германии.
- С людей хватит и обещаний. Это для них самое ценное.
Так советовал он сыну, вспоминая, что именно слова положили начало величию Непомуков: когда Людовик Немецкий решил покончить с самостоятельностью Великой Моравии и в середине девятого века напал на союз ободритов, последним пришлось совсем не сладко. Один из тех, кого, как позднее выражались в семье, «на мякине не проведёшь, но и на козе не объедешь», попав в руки германцам и будучи спрошен: «Какого ты племени?»,- ответил: «Вашего». Об остроумце поведали самому Людвигу, с которым, как говорят, состоялся подобный диалог:
Людвиг. Что это за человек?
Герцоги. Он может заставить птицу мяукать, а свинью кукарекать – лишь дайте ему время.
По семейному преданию, Людвиг, сказав, что Германской империи нужны такие люди, засмеялся, а воины, стоявшие неподалёку с обнажёнными мечами, разгневались, так и не дождавшись крови. С тех пор место погребения короля в Лоршском имперском аббатстве часто посещалось предками Непомуков и стало своего рода символом удачи и успеха.
- Так вот, ты можешь сказать: «Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto» - и тебе зачтётся. Но главное – это сказать.
Однако, вопреки всем ожиданиям Авитуса, Адеодата не притягивали подобные трюки с совестью. Отца он представлял в виде фокусника, жестоко обманывающего на площади глупый народ: «Я закрою монету колпачком, а вы скажете, где она». В конце концов и монета под колпачком, и монеты из зрительских карманов, и даже сами колпачки оказывались у отца. «Несите мне ваши деньги, и я дам вам – надежду!». «Каждое моё слово равняется четырём экю. А теперь платите мне за то, что я сказал» - и ему, как это ни странно, платили.
Ещё одним разочарованием – на этот раз и Авитуса, и Адеодата – была отвратительная успеваемость ребёнка в изучении немецкого языка. Авитус занимался с ним сам, нанимал частных учителей, популярных просветителей и даже гипнотизёров, которые, впрочем, признали, что мальчишка абсолютно негипнабелен. Однажды нашёлся восточный маг, уверявший, что разглядел в Адеодате предыдущее воплощение в качестве знаменитого немецкого писателя, и собрался пробудить в нём эти воспоминания, но Авитус, прозвав того шарлатаном, отправил прочь (позднее он всё-таки пригласил его и попросил о помощи, но в конечном счёте убедился, что это действительно шарлатан). Однажды Адеодату был подарен с далеко идущими планами томик Гегеля на немецком. Авитус, как и любой немец, обожал коротать вечера за его неторопливыми метафизическими рассуждениями и надеялся приобщить таким образом сына к языку. Однако, когда Адеодат раскрыл книгу и прочёл не что иное, как: «Das Selbstbewusstsein ist an und fur sich, indem und dadurch, dass es fur ein Anderes an und fur sich ist; d.h. es ist nur als ein Anerkanntes»,- у него началась столь тяжёлая истерика, что все прочие педагогические находки были оставлены. Что касается томика Гегеля, то его выбросили на помойку.