Платье. Прозрачной шифоновой ткани цвета чайных разводов платье. Оно скрывало фигуру статной высокой женщины. Я не успел вычислить, когда и откуда она появилась. Она уверенно и тихо ступала по мощеной линии побережья на расстоянии моего прикованного внимания. В ней было что-то эпохальное. Она походила на женщину Спарты, на Троянскую Елену. Гордая и непреклонная. И в то же время в ней определенно присутствовало нечто классическое. Фигура тридцатых. Я поднял бутылку рома и опрокинул за сухой закон.
В зону моей видимости вклинились еще две фигуры. Первым семенил маленький мальчик в синей кепке, полосатой футболке, шортах и потрепанных сандалиях. Я никогда не умел определять возраст детей, потому навскидку оценил его в пять-семь лет от роду. Он держал в руке деревянный кораблик - главный купальный атрибут. Все остальные возможные атрибуты нес торопящийся следом мужчинка. Он был одет в льняной костюм и обут в точную копию сандалет мальчика. Только в масштабе. Степень потрепанности была пропорциональна. Мальчик прыгал вокруг и звал маму. А она не обращала на него ни малейшего внимания и продолжала идти, не пороча своей безмятежности. Львица. Казалось, она может прикусить ребенка за шейный позвонок и уволочь в пещеру, чтобы он не мешался под ногами. Но она просто продолжала статно шагать. А мужчинка в льняном костюме спешно ее нагонял. Он засыпал ее вопросами и предложениями. Я услышал его русскую с акцентом речь. Маленький лысеющий еврей с орлиным клювом, эдакий представитель первой волны эмиграции. Он казался еще меньше своего роста, когда его голова вжималась в туловище, и он заискивающе из-за плеча львицы вопрошал ее о том, где она хочет остановиться. Она не сбавляла темпа. На этой картине она смотрелась так же печально, как и нелепо выглядели ее спутники. Мужчинка не дожидался ответов. Перекладывая полотенца, напитки, пляжные подушки, кремы от загара и кремы для загара из одной руки в другую, он постоянно что-то роняя и запинаясь, прибавлял шагу, чтобы высвобожденной рукой указать на очередное неплохое место для отдыха. И платье перестало развеваться. На мгновение. Его обладательница остановилась на краю скалы, повернулась в сторону моря, подняла разведенные руки, словно бы потягиваясь, и сделала глубокий вдох встречного ветра. Мужчинка и мальчик тоже остановились, молча созерцая ее наслаждение. Двигаться продолжал только я. Приблизившись, я заглянул в ее греческий профиль и обнаружил след темно-вишневой улыбки. Я практически поравнялся с ней, когда она резко повернула голову и посмотрела на меня из-за левого плеча. За ее правым плечом располагалось ее несуразное семейство. Глаза ее были скрыты от меня парой коричневых солнцезащитных очков каплевидной формы. Мои глаза, впрочем, тоже скрывались за черными стеклами, но ее взгляд пронзил меня. Секунда разделилась на крошечные песчинки времени, которые мгновение процедило насквозь. Ветер ласково овеял ее светлые волосы. У мальчика и мужа не было лиц. Передо мной открылся чудесный скалистый пейзаж и я снова увидел море, которое всегда было там и никуда не исчезало.
Что ж, смотри. Было на месте и без тебя: и пребудет, ныне и присно и во веки веков.
Я резво спустился вниз по скалистому склону, бросил на камень сумку, выудил из нее полотенце, которым прикрыл пойло, сбросил тельняшку и очки, и сиганул в воду. Возможно, это немного странно для человека, объездившего океан и одиннадцать не семь морей, но я так и не научился нырять в воду таким образом, чтобы после целую минуту судорожно не отплевываться от соли. Когда зрение пришло в норму, я увидел, что львица с семейством избрали тот же скалистый спуск, что и я. Мальчик облюбовал для себя лужицу и уселся топить свой кораблик. Мужчинка суетился среди набранного пляжного хлама, а львица все еще неспешно спускалась, аккуратно придерживая подол шифона и тщательно выверяя каждый следующий шаг. Ее ступни обвивала коричневая тесьма кожаных греческих сандалий. Какими же разными, черт подери, могут быть даже сандали. Ее образ был безупречным. Мужчинка продолжал о чем-то тараторить. Она подошла к воде и медленно разоблачила себя из платья, пустив его по ветру в сторону их импровизированного лагеря. Она была в отличной форме, несмотря на возраст средних лет. Женщину, которая уже родила можно отличить сразу, однако, той, которая сумеет себя сохранить, это пойдет лишь на пользу. Я глотнул соленой воды и словно бы протрезвел на мгновение. Повернул в сторону лагуны за выступом скалы и поплыл. Но море не принимало меня, то и дело плевало мелкими волнами в лицо, выталкивало и прибивало к берегу. Если русалки начинают ревновать, лучше не рисковать, не то сухим из воды точно не выйдешь. Вот они мчатся, волны. Храпящие морские кони, пенноуздые, белогривые скакуны Мананаана.
Пришлось выбираться на берег пока меня не затоптали, не утопили.
День занимался ясный и солнце уже сильно пекло. Становилось открытие неба. А ветерки носились вокруг, пощипывая кожу преизрядно.
Я посмотрел в ее сторону. Она была одна. Принимала солнечную ванну сидя на плоском камне. Бордовый купальник подчеркивал цвет ее губ. Она с любопытством посмотрела на меня, улыбнулась и, будто слегка пожав плечами, обернулась к солнцу. Я нащупал бутыль под полотенцем, всадил три глубоких глотка, и пошел к ней. У меня не было никакого плана. И я даже не предпринял попытки составить его по пути. Я приблизился и тупо встал перед ней, загородив солнце. Она сняла очки и смерила меня взглядом. Глаза цвета лазури. Цвета морской волны.
Я едва не погиб из-за вас.
Алеф, альфа: ноль, ноль, единица.
В чем дело, морячок, заблудился? Или подрался с кем? - ехидно спросила она.
Я взглянул на свою правую руку. Она кровоточила. Рана была не глубокой, но кровь обильно растекалась, обволакивая клетки кожи в красную перчатку.
Вообще-то я левша, а это, видимо, след от неудачного рукопожатия, - рассудил я.
Идем, я помогу.
Она грациозно повернулась на месте и подала мне руку. Я помог ей подняться. Она нежно коснулась моего запястья, как раз там, где заканчивала растекаться перчатка. Она сжимала мою руку все крепче и шла к воде. На краю моему взору открылась небольшая лагуна с выдолбленными в скалистом уступе ступенями уходящими прямо в лазурь. Прежде я не видел этой лагуны из-за неровностей береговой линии, но словно всегда знал о ее существовании. Я неоднократно плавал вокруг, но не ведал, что есть способ оказаться внутри. Я безудержно следовал за ней, которая вела меня, и мы оказались в воде. В этот момент я услышал смех. Это был звонкий смех, резонировавший с водной гладью.
Ринтра рычит, мечет молнии в небе нависшем;
Алчные тучи клокочут в пучине.
Откуда ни возьмись явились волны, и разбивались они о порывы смеха вдребезги.
Я попытался удержаться на плаву, но она ухватила и вторую мою руку за запястье, потянула вниз, прильнула, и утопила в соленом поцелуе. Я сжал в ладонях ее талию, и мы закружились в толще воды. Я жмурил глаза от соли и чувствовал, как ее распущенные волосы обвивают мне голову. Мне постепенно начинало не хватать кислорода, но я сжимал ее талию пуще прежнего, держал даже крепче, чем она меня. Мы исполняли трехмерный танец. Медленный, в такт первой части 49-ой симфонии Листа. F Minor. Я упивался ею.
И вдруг, она вдохнула из меня разом весь остаток воздуха. От неожиданности я открыл глаза. Мои ладони сомкнулись. Вокруг кипела мутная вода. Я был один. На самом дне. Малые рыбы стремительно меняли курс прочь. Мне туго сдавило легкие. Не глядя, я толкнулся правой рукой о нечто острое, и в смутной попытке обернуться, стал выгребать на свет.
И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.
Вдох. Первый в жизни вдох. Всем телом, напряженный, откупорившимися лишь только легкими. Я выкарабкался на скальную плоскость и пал. Сердце требовало выпустить его наружу, нехотя усмиряя удары по мере привыкания организма к бесперебойным поставкам кислорода. Протест на коленях.
Я повернул голову в ее сторону. Она была одна. Принимала солнечную ванну, сидя на плоском камне. Она была очаровательна молодостью. От нее веяло свежестью, а тона преобразились. Белоснежная кожа. Светло-розовые губы и огненные кудри.
И я оглох. И тонкой красной линией мне прострелило голову насквозь по горизонту барабанных перепонок. Картинка перемелькнула черным. Земля пошатнулась. Меня оглушил ор. А изнутри раздались глубинные голоса. Они буквально разрывали меня воплями и негодованием. Я слышал зачатки вопросов, проклятий и безумных истошных криков. Я сдавил голову руками, и медленно зашагал в ее сторону, пока не врезался в глаза цвета морской войны.
Я едва не погиб из-за вас, - не своим голосом, перебивая внутренний гам, молвил мужчина.
Будете ли как боги?
В чем дело, морячок, заблудился? Или подрался с кем? - ехидно спросила она.
Я взглянул на свою правую руку. Она кровоточила. Рана была не глубокой, но рука… Рука была не моя.
И другая тоже.
И тело.
И ноги…
Я схватился за голову и ощутил, что лысею.. А лицо… Мое лицо! У меня орлиный нос. Редкие зубы. И ломовая боль в спине при попытке распрямиться. Голоса закричали наперебой. Среди них был и гогот, и плачь, и рев, и истерия.. Я повалился на бок, сжался в позе младенца, завыл.. Но негромко. Не мог же я позволить себе долго мешать ее покою. В лоне греховной тьмы и я был сотворен, не рожден. Ими, мужчиной с моим голосом, с моими глазами и женщиной-призраком с дыханием тлена.
Переберет за нервом нерв,
Ей вопли мальчика - бальзам
И молодеет с каждым днем,
А он мужает по часам.
Я перестал слушать голоса и медленно через силу встал.
Собери вещи, мы уходим, - спокойно отрывисто сказала она в сторону.
Я обернулся. Предпринял попытку заглянуть ей в глаза, но немедля осекся, потупил голову и тихо и скоро залепетал:
«Да, дорогая».
«Конечно».
«Сейчас я все соберу»..
Неподалеку от нашего лагеря лежали вещи, вполне способные пригодиться: сумка, тельняшка, полотенце, стеклянная бутылка с какой-то жидкостью. Я перенес все это к нашим вещам, оделся в свой любимый льняной костюм. Моя прекрасная юная супруга молча обвязывала свои тонкие ступни штрипками кожаных сандалий. Я кликнул нашего сына. Он любовался щепками в лужице неподалеку.
«Не беспокойся, любимая, я позабочусь о нем».
«Давай же, сынок, подойди ближе».
«Ну вот».
«Вытрем тебе ножки».
«Вот так».
«Вот, обувай сандали».
«Вот тебе новые очки от солнца, бери, не важно, что слегка большие».
«Беги за мамой».
Она накинула свое невесомое платье и бодро поднялась к дороге. Молодая лань. Я поднял полотенца, сумку с напитками, пляжные подушки, крем от загара и крем для загара, и заторопился следом. Чуть не забыл тельняшку, вернулся, выпал крем от загара. Пришлось поднять. Кем бы я был, если бы забыл полотенце? Тяжело ускоряться в скалистый подъем. Но вот я выбрался на дорогу и прибавил шагу. Передо мной скакал мальчик - наш сын. Дети так быстро вырастают.
Впереди нас с сыном развевалось платье. Прозрачной шифоновой ткани цвета нечаянных сводов платье. Мы следовали за ним.
Пула, 2016
(СПб, 2016).