В час поздний явился Серафиус в шатер полководца, устеленный коврами, обставленный мебелью искусной и усеянный подушками мягкими. Горела одинокая свеча на низеньком столике, у которого сидел Реус, задумчиво наблюдая за танцующим пламенем. Было то немногим позднее переправы через реку, во время ночного привала.
- Приказали вы явиться мне, – сказал Ала, стоя у входа.
- Да, – лишь хмуро заметил воевода. – Проходи, – и жестом велел сесть ему по другую сторону столика.
Серафиус, облаченный в пыльную далматику, прошел в шатер и опустился на ковер, где велено ему было. Молчал сначала Реус, смотря на пламя свечи, затем поднял взор на пришедшего, взял кувшин с вином, стоявший рядом, и наполнил им кубок, загодя поставленный там, где сидел жрец. Поблагодарил полководца сдержанно Серафиус, ожидая, когда тот изложит надобность визита Ала, и они перейдут к делу. Однако продолжал сохранять молчание Реус. Пригубил свой кубок, медленно осушил… затем поставил его на столик и взглянул на жреца глазами, полными любопытства.
- Мой дед, – начал он, – был нищей крысой из побочной линии знатного, но загнивающего рода. По счастливому стечению обстоятельств он был усыновлен дядей – главой основной линии – в четырнадцать лет, после преждевременной смерти отца. Ты веришь в удачу, жрец? Или будешь настаивать, что все в мире предопределено?
- Удача так же предопределена, как и пути людские.
- Что же это за удача тогда? – фыркнул Реус, лицо его исказило недовольство.
- Удача хоть и предопределена, но не всегда может стать частью пути. Человек может отказаться от нее: в таких случаях говорят – «Удача отвернулась». От пути же своего никто отказаться не в силах. Даже смерть, даже наложение на себя рук – лишь часть его.
Реус, ничего не ответив на слова Ала, продолжил сказ:
- Он учился, не покладая рук, и, в конце концов, сделался видным чиновником в Твердьграде. Однако сияющая звезда на небосводе рано или поздно угаснет, и дед понимал это. Потому возложил надежды своим на старшего сына, который, увы, вышел никчемнейшим человеком. Пьяницей и развратником. Средний и младший, мой отец, были обделены вниманием деда и не особо любили его. Старший, унаследовав состояние своего отца, быстро разбазарил его, и семья очень скоро пришла в упадок. Отец и брат его лишь благодаря оставшимся дедовским связям смогли добиться мелких чиновничьих титулов, а старший вскоре спился.
Серафиус осушил кубок, и полководец настоятельно налил Ала еще.
- У дяди, тот, который средний сын, недуг. Сколько бы ни проводил ночей с женой, сколько бы ни изменял ей, наследника так и не появилось. Именно потому я и младший брат всегда были в очах родичей лучом света во тьме. Они верили, что мы добьемся успеха и вернем семье былое величие. Брат мой был искусен в математике. Отец пророчил ему славное будущее в счетной палате, да только унесла его хворь, и накрылась счетная палата медным тазом. Все надежды легли на меня, а я возьми и запишись в армию. Отец был в ярости, вот только гнев его рожден был отчаянием. Ведь если бы умер я, все бы пресеклось. Много сил и связей бросил, чтобы отстранили меня от службы, да, как видишь, не только не лишился места, но и преуспел, став полководцем, – Реус помрачнел. – И теперь веду до неприличия большое войско в глушь, сражаться с одним несчастным селением, – и затем бесстрашно добавил: – Похоже, император новый и правда умом тронулся.
- Однако смогли они разбить посылаемые Его Высочеством отряды. И не единожды, – не став заострять внимание на дерзких словах командира, но запомнив их, ответил Серафиус.
- Да, воистину то странно… Неужто и правда сила богов к тому причастна, и сам Митай защищает их? – услышать такое от самого Реуса, славившегося своей верой в людей, а не богов, показалось Ала… забавным, однако сдержал тот улыбку.
- Истина предстанет пред нами, когда явимся мы в те земли… Однако поведайте же мне, полководец, зачем рассказали мне свою историю?
- Много раз ты предупреждал меня об угрозе, – помедлив, произнес муж, – и много раз случалась она. Сначала думал я, все это просто игра ума, однако сейчас уже сомневаюсь… Скажи, жрец, правда ль, что тебе доступно видение предстоящего?
Однако молчал Серафиус.
- Скажи мне, паду ли я? Падет ли мой род? – вдруг спросил Реус, и отчаяние впервые за время похода проступило на лике его.
Улыбнулся лишь на то Ала и изрек с насмешкой:
- Верите вы, что человек может изменить путь свой, изменить предначертанное, так чего же сдались вам выдумки шарлатана?
Налился гневом лик Реуса.
- Пускай считаюсь я жестоким, но не идиот, – процедил он. – Ты – нечто большее, чем желаешь казаться.
- Ожидает нас в тех краях смерть. Да только неведомо мне, кто отправится за Грань мира.
Стихла ярость, бушевавшая в груди полководца. Поник он, услышав такое.
- Мы победим?
- Откуда ж то знать мне, покуда люди сами вершат свои жизни? – изрек, нахально улыбаясь, Серафиус.
Хотелось тогда Реусу взять кубок свой и расколоть им голову наглого жреца, да толку-то?.. Только драконы беситься бы начали. Пребывая в думах мрачных, отпустил он Серафиуса, так и не задав, скрыв за всеми этими длинными речами, более прочих беспокоивший его вопрос: «Вернусь ли я после похода этого проклятого к жене, дочери и маленькому сыну?»
После разговора этого стал Реус прислушиваться, пускай и к неодобрению части воев, к предостережениям жреца.