- Это было где-то здесь. А, вот! Нашла! - Настасья устроилась поудобней и, строго взглянув на сидящего напротив Трофима Яковлевича, принялась читать вслух Черную Книгу. – Если враг твой донял тебя так, что желаешь ему смерти, а он полон сил и здоровья, призови демона Акшира. Но, сперва, подготовь сосуд для души врага твоего схожий с ним али лицом, али телом. Заточи в сосуд три волоса врага твоего и каплю крови его. Дай врагу твоему прикоснуться к нему, заглянуть в глаза, овеять дыханием. А после, если уверен, что не ужаснет тебя вид Акшира, зови его к себе на подмогу… Так, далее у нас довольно сложный ритуал вызова демона и, собственно говоря, его портрет. Б-р-р! Ну и рожа! Ага, вот продолжение. Когда Акшир заточит душу врага твоего, иметь ты будешь над врагом полную власть. Возьми лунную иглу и, призвав на помощь Люцифера, мсти, как ты этого захочешь. Вонзи в око – ослепи, вонзи в ухо – оглуши, вонзи в голову – лиши разума, а в сердце – жизни. Девять дней не вынимай иглу, чтобы хворый не поправился, а душа умершего не увидела, кто ее жизни лишил. На девятый день этой иглой принеси в благодарственную жертву Акширу черного петуха.
Настасья захлопнула книгу, вид ее был весьма задумчив.
- Какая-то белеберда, - зевнул Трофим и потер переносицу, при этом его очки смешно запрыгали на носу. – Здесь ничего не сказано про портрет.
- Еще как сказано, - горячо возразила Настасья. – Сосудом для души может быть и портрет, и кукла, хотя бы отдаленно напоминающая жертву. Главное, чтобы при их изготовлении были использованы кровь и волосы будущей жертвы.
- Ты думаешь, что тот, кто нарисовал портрет…
- О, нет! – Настасья и мысли не допускала, что неизвестный мастер, так ее восхитивший, мог быть причастен к Черной магии. – Достаточно покрыть картину слоем лака с этими ингредиентами, и получится готовый сосуд для души.
Трофим уловил ход ее мыслей.
- А это мог сделать любой из приближенных к нашей покойной хозяйке. Мотив…- он на мгновение задумался. – Мотив однозначно был у Александра, да и Валентина, думаю, была бы не прочь вырваться из-под опеки мамаши, чтобы без оглядки бросится в объятия Фрола, отсюда следует, что и у учителя также была причина желать смерти Степаниды Игнатьевны. Одна толька Мария чиста, аки слеза.
На это у Настасья, опять таки, было свое мнение. Она помнила вчерашний разговор с девушкой, которая только и мечтала, как бы обрести независимость, чтобы в свое удовольствие путешествовать по миру, ни в чем себе при этом не отказывая.
- Наверняка это учитель или, нет, Валентина…хотя…она же такая хрупкая, инфантильная, вряд ли она осмелилась бы, - продолжал размышлять вслух Трофим. – С другой стороны, ведь этой парочки не было с нами в библиотеке на момент кончины Степаниды Игнатьевны. Стало быть, он, а может все-таки, она вполне мог бы прокрасться в каминный зал и сделать свое черное дело.
- Конечно, мог бы, - с иронией произнесла Настасья. – А перед этим очень мило побеседовать с демоном Акширом, как будто для кого-нибудь из них это вполне привычное дело – использовать черную магию первой степени для умерщвления человека. Ты знаешь, я скорее поверю версии Марии об использовании яда.
- Но ведь у нас есть доказательство! Иголка все еще торчит в портрете, - не отступал Трофим. – И я не думаю, что это простое совпадение.
- Вот это меня и смущает, - Настасья взглядом зажгла три свечи и заставила их медленно летать по кругу над столом, танец огня всегда помогал ей сосредоточиться. – В семье, которая не имеет никакого отношения к ведьмацтву (а иначе я это почувствовала бы) совершается преступление, с помощью самой что ни на есть черной магии. Ведь не всякая, даже опытная, ведьма может решиться на вызов демона. Причем, заметь, преступление совершается уже на следующий день после нашего приезда. И ведь не побоялись лишних свидетелей, если нам приписывалась роль именно свидетелей.
Трофим с трудом оторвался от завораживающего зрелища в виде левитирующих свечей.
- Ты думаешь, что кто-то решил подставить тебя? Но ведь никто, кроме меня, не знает, что ты ведьма!
- Волк волка за милю чует, - мрачно заметила Настасья и потерла пальцами виски, словно ее мучила головная боль. – Я ведь могу и ошибаться, и поблизости действительно куражится ведьма. Она знает, кто я, а я ее – нет. А если это кто-то из Вечно Молодых мне знак подает – мол, ты следующая?
Неприятное чувство схожее на страх шевельнулось в глубине души Настасьи. Неопределенность пугала ее больше, чем реальная угроза. Она крепко зажмурилась и встряхнула головой, отгоняя тревожные мысли.
- Все так запутано.
- Так давай распутаем! – стукнул кулаком по столу Трофим. Он облизнул пересохшие от волнения губы. – Представь заголовок в газете: «Повелитель тьмы и…(кстати нужно будет тебе придумать подходящий псевдоним) разоблачают ведьму-убийцу и лишают ее колдовских сил!» Наверняка нам положены будут большие премиальные.
- Могу поспорить, ты уже решил, на что их потратить, - Настасья не могла не улыбнуться, глядя на мечтательное лицо Трофима.
- Ничего подобного, - разобиделся Повелитель Тьмы. – Я человек, преданный делу и часто работаю только во имя идеи. Но согласись, всегда приятно кроме морального удовлетворения от работа иметь еще и материальную.
- Хорошо, хорошо! - Настасья вернула свечи на стол. – Мне и самой интересно узнать, кто же все-таки столь оригинально прикончил Василевскую. Но для этого нам нужно дождаться девятого дня и не упустить момент, когда будет вынута лунная игла из портрета.
- Дождемся, выследим, прижмем к стенке и узнаем всю правду, - распланировал дальнейшие действия Трофим. - А могу я поинтересоваться, почему игла лунная? По-моему, самая обыкновенная.
- Обыкновенной она была до тех пор, пока не пролежала всю ночь в стакане с водой под полной луной, - с охотой поделилась своими знаниями Настасья. – От лунного отражения она набралась отрицательной энергии и после этого может быть использована во всевозможных ритуалах…
- Это нужно записать, - Трофим Яковлевич оглянулся, в поисках письменных принадлежностей.
- Там в комоде бумага и чернила, - махнула рукой Настасья и продолжала. – В принципе так зарядить можно любой предмет, но игла и сама по себе является очень сильным источником негатива. Поэтому ее нельзя брать в руки маленьким детям и женщинам в период их плохих дней. У них слабая защитная аура, а укол иголки может еще сильнее разрушить ее. И вообще, любой предмет похожей формы обладает определенной долей магических свойств – не зря в сказках упоминаются волшебные палочки. Конечно, сама по себе палочка не может быть волшебной, но вот усиливать энергетический поток, исходящий от ведьмы – это и есть ее предназначение. Интересно, кому я это все рассказываю?
Только сейчас она заметила, что Трофим так и не дошел до комода. Он стоял посредине комнаты, не отрывая взгляда от окна, и что-то беззвучно шептал.
- Что там? – девушка подбежала к окну и выглянула на улицу, но ничего примечательного не обнаружила. – У меня постоянное ощущение, что все самые интересные события происходят именно за моей спиной. Признавайся, что видел?
Трофим Яковлевич вздрогнул, словно выйдя из транса.
- А? Ох, извини, задумался о своем, - он выдвинул ящик старинного дубового комода, уставленного всевозможными фарфоровыми статуэтками, и достал письменные принадлежности. – А теперь, еще раз о «лунной» игле да помедленнее.
Егор, конюх покойной госпожи Василевской, управился со всеми делами на заднем дворе и вышел на улицу. У ворот, на резной скамеечке, сидел рыжий, не так давно получивший увесистых тумаков от Трофима Яковлевича. Он курил самокрутку и, глядя на пустынную улицу, тяжело вздыхал. Заметив Егора, рыжий отодвинулся и молча протянул тому кисет с крепчайшим донским табаком. Егор достал из сапога полоску пожелтевшей газетной бумаги и, взяв щепотку табаку, принялся сворачивать папироску. Его острый взгляд не упустил легкой дрожи в руках приятеля.
- Да, нежданно наша кормилица Богу душу отдала, - перекрестился он. – Я вот все думаю, что же с нами дальше-то будет? В деревню повернут аль молодые господа при себе оставят. Ты как, Петр, на это мыслишь?
Прежде чем ответить, рыжий сплюнул и глубоко затянулся.
- Не знаю, Егорка, что у барышень наших в головах. Да и не до них мне сейчас.
- Ох, что же это я, дурья башка, - взволновался Егор и даже постучал себе по лбу. – Совсем запамятовал, что у тебя и своих хлопот полон рот. Как дочка?
- Не встает, - голос Петра предательски задрожал. – Такая слабая стала, что и головы от подушки оторвать не может.
- А дохтор что говорит? – с сочувствием поинтересовался конюх. – Ее же барский дохтор смотрел?
- Да ничего тот доктор не тямет, - Петр швырнул окурок под ноги и со злостью раздавил его каблуком сапога. – Выписал микстуру, а от нее дочке только хуже. Вешал бы я таких докторов.
- Ты…того, сильно не переживай, - замямлил Егор, не зная, как и утешить друга. – На все воля Божья. Если Бог даст, выдюжит твоя дочка.
Петр смахнул рукавом набежавшую слезу и резко поднялся.
- А я на Бога больше не уповаю, - с вызовом заявил он Егору, отпирая калитку, - он не поможет так еще черт есть, к нему и обращусь.
И, не обращая внимания на опешившего от подобного богохульства конюха, он зашагал в сторону дома.
- Совсем человек от горя умом тронулся, - покачал головой Егор и еще раз перекрестился. – Оно и понятно: то дочкина хворь, то смерть барыни. Эх, жизнь человеческая, до чего же ты коротка, как ноченька летняя…
Еще немного покурив, он тоже вернулся в дом, где вся прислуга была занята приготовлениями к предстоящим похоронам.
Настасья расправила складки траурного платья, одолженного Валентиной, у нее самой такого в гардеробе не водилось. Платье ей было настолько тесным, что девушка в нем с трудом дышала.
- Ничего, как-то потерплю, - утешала она себя. – Но сверху придется что-нибудь накинуть.
Она опустила глаза на плотно обтянутую тканью пышную грудь, к которой все еще не могла привыкнуть. Ведь у других девушек она растет в течение нескольких лет, а у Настасьи появилась за одну ночь. Десять лет жизни в обмен на каплю сока Первоцвета – такова цена мести за смерть воспитавшей ее Аглаи. Девушка отогнала прочь мысли о прошлом, настроение итак было не очень, чтобы еще больше усугублять его былыми воспоминаниями. В дверь постучали.
- Вы уже готовы? – послышался приглушенный голос Марии. – Нас все уже ждут. Спускайтесь.
- Иду! – откликнулась Настасья, подхватывая на ходу мантильку. – Пурга, я оставлю для тебя окошко открытым, вдруг тебе захочется полетать.
Из клетки послышалось ворчание: ворона, взявшая за привычку бодрствовать ночью, а днем отсыпаться, не любили, когда ее будили.
- Везет тебе, - завистливо заметила Настасья. – Не нужно никуда идти, никого не надо утешать. Ладно, скоро увидимся.
Она вышла из комнаты. Снизу доносился гул голосов, видимо, людей, пришедших проститься с госпожой Василевской, собралось немало. «Поскорее бы это все закончилось», - мечтала Настасья, спускаясь по лестнице. У портрета Степаниды Игнатьевны она по привычке остановилась и украдкой оглянулась – никого не было видно. Игла все еще находилась в картине и лишь немного потускнела. Ведьма знала, что к концу девятого дня она станет абсолютно черной, готовой пустить кровь невинной жертве. Девушка собралась было уходить, но каким-то боковым зрением уловила еле заметное движение на портрете. Вздрогнув от неожиданности, она принялась рассматривать картину более внимательно. При этом Настасью не покидало ощущение, что за ней наблюдают. В конце-концов поиски принесли положительный результат: в ярком оперении павлина на заднем фоне Настасья различила два ярко желтых глаза с узкими, как у кошки, зрачками. Глядя в эти глаза, девушка ощутила вползающий в ее душу липкий страх. С трудом оторвавшись от портрета, она поспешила обратно в свою комнату. Отыскав в дорожном сундуке Всевидящее Око, подаренное Армидой, она вернулась в каминную залу.
- Посмотрим, чьи это глазки, - Настасья навела зеркало в сторону павлиньего хвоста, в ту же секунду раздался треск, и по стеклу поползло множество мелких трещинок: Всевидящее Око было уничтожено.
- Что за…- Настасья с ужасом смотрела на испорченную вещицу. Она прекрасно понимала, что только очень сильное Зло могло нанести вред предмету заговоренному самой Армидой. Ей вдруг нестерпимо захотелось очутиться как можно дальше от этого дома, но с другой стороны, девушка понимала, что она уже ввязалась в игру, из которой обратного хода не было.
- Вот ты где! - Трофим обратил внимание на необычную бледность девушки. – Что с тобой? Ты словно приведение увидела, а ведь все только тебя и ждут.
- Уж лучше с привидением повстречаться, - пробормотала Настасья, послушно следуя за Сахарным. Если бы она только знала, что уже совсем скоро ее словам суждено было сбыться, то, скорее всего, промолчала бы.
Когда траурная процессия вступила на центральную аллею старого городского кладбища, Настасья судорожно вцепилась в руку идущего рядом Трофима.
- Ты с ума сошла?! – воскликнул он, морщась от боли. – Да отпусти же!
Он с трудом разжал побелевшие от напряжения пальцы Настасьи.
- Здесь кругом столько мертвецов! – прошептала Настасья, со страхом поглядывая на поднимающихся из могил призраков.
- Это на кладбище то? – с сарказмом поинтересовался Сахарный, потирая больное место.
- Ну, не мертвецов, а приведений, - поправила себя девушка, пробираясь вглубь траурной процессии. – Никогда в жизни не могла и подумать, что увижу столько неприкаянных душ сразу.
- Говори тише, на нас обращают внимание, - шепотом предостерег Трофим. – Еще подумают, что ты с ума сошла.
- О чем это вы? – Мария взяла Настасью под руку и зашагала рядом с ними.
- Настасья говорит, что здесь много неприкаянных душ, - поделился новостью Трофим.
- Правда? – Мария не могла сдержать любопытства. – И что они делают?
- Просто смотрят на процессию, - прокомментировала Настасья, украдкой поглядывая на мертвецов. – А вот этого я знаю.
Она указала подбородком на свежую могилу, заваленную венками.
- Это его хоронили в день нашего приезда.
- Городской голова! – ахнула Мария. – И он здесь?
- Стало быть, прикончили его все-таки, - задумчиво произнес Трофим. – Иначе его душа сейчас совсем другом месте была бы.
- Почему? – не поняла Мария.
- Души убиенных далеко от тел своих не отлучаются.
- Навечно? – ужаснулась девушка подобной перспективе.
- Пока не выйдет срок ей Богом положенный. Скажем, если человеку было отведено шестьдесят лет прожить, а в тридцать его лихие люди жизни лишили, то будет душа его еще тридцать лет по земле блуждать, пока не придет ей время предстать перед судом Божьим.
Настасья слушала его с открытым ртом. Ни о чем подобном ей Аглая никогда не рассказывала, но она почему-то верила Трофиму. Да и идущая возле собственного гроба Степанида Игнатьевна была лучшим тому подтверждением. Призрак Василевской время от времени склонялся над телом, а после в растерянности оглядывался на незамечающих ее родственников. Бедная женщина никак не могла свыкнуться со своим новым положением.
- Одного я не могу понять – почему их так много? – Настасья снова оглянулась. – Не меньше тридцати и в основном в этой части кладбища, там я никого не вижу.
Она махнула рукой в сторону покосившихся от времени и заросших травой могил.
- Это старая часть, а с этой стороны стали хоронить совсем недавно, - пояснила Мария и помрачнела осененная неприятной мыслью. – А ведь и правда стали много хоронить. Надо же, а я как-то на это и не обращала внимания.
Настасья и Трофим переглянулись. В который раз на ум пришли слова Пурги, что город проклят. Кто-то систематически изводил его население. Присмотревшись, Настасья отметила для себя, что могилы убиенных датировались последними тремя годами. Перед глазами Настасьи всплыла картина похоронной процессии городского головы. Определенно между этими двумя смертями была связь, нужно было только убедиться в правильности своих предположений.
- Машенька, можно тебя кое о чем спросить? – прошептала она на ухо девушке. Та удивленно взглянула на Настасью и кивнула. – Как бы узнать, где сейчас портрет головы, который за его гробом несли?
- Прямо сейчас? – Мария была несколько шокирована подобной просьбой, тем более, что они уже подошли к вырытой яме, при виде которой, у шедшей впереди Валентины случилась истерика. Настасья поняла всю неуместность своей просьбы.
- Нет, нет. Конечно не сейчас. Идем скорее к твоей сестре, а то этот болван, Фрол Емельянович, не знает, что и делать. Стоит, как истукан, хоть бы платок ей подал.
И только после поминального обеда, когда последний гость, еще раз высказав свои соболезнования, покинул их дом, Мария сама подошла к Настасье.
- Я узнала то, что вас интересует, - она покосилась на явно заинтересовавшегося ее словами Александра, и отвела Настасью в сторону. – Он теперь висит в Городской Думе. Не расскажете, зачем он вам?
- Не сейчас, моя дорогая, - Настасья ласково погладила девушку по плечу, словно прося прощения за свою скрытность. – Но обязательно расскажу, как только буду уверена в своей правоте. Только обещай мне, что никому не расскажешь, о чем я тебя просила.
- Хорошо, - девушка устало кивнула, вид у нее был измученным. – Так хорошо, что вы рядом. И Трофим Яковлевич. Ведь будь я один на один со своими родственничками, наверняка бы сошла с ума.
Она кивнула на Валентину, которая, не переставая, рыдала на груди учителя, и Александра, который делал вид, что помогает прислуге убраться со стола, а сам тем временем изо всех сил пытался услышать, о чем разговаривают девушки в дальнем углу комнаты.
- Иди, отдыхай, - Настасья легонько подтолкнула Марию в сторону выхода. – О сестре не беспокойся. У меня есть для нее чудесное успокаивающее средство по старинному бабушкиному рецепту. Будет спать, как младенец.
- А Сашка? – Мария с ненавистью смотрела в сторону кузена. – Знаете, я так думаю, что он только и дожидается момента, чтобы пошарить в маменькиной комнате. Я все ключи от шкафов спрятала, но он ведь такой жук!
- Не переживай. Он выпил столько коньяку, что вряд ли сегодня будет на что-либо способен. К тому же, я переговорила с Егором, и он все эти дни не будет с Александра глаз спускать.
Мария натянуто улыбнулась.
- Да, Егор всегда был очень предан маменьке. Обязательно отблагодарю его. И вас отблагодарю, когда…
Она не запнулась на полуслове, понимая, что сболтнула лишнего. Покраснев от смущения, девушка поспешила убраться прочь. Настасья прекрасно понимала, что та имела ввиду немалое наследство. Упоминание о деньгах неприятно поразило ее, и Настасья подумала, что, пожалуй, рановато исключать Марию из списка подозреваемых. Да и на похоронах любимой маменьки она проявила завидное самообладание: руководила церемонией, утешала сестру, принимала соболезнования, словом, вела себя не совсем обычно для столь юной девушки, внезапно ставшей сиротой. Настасья постаралась отогнать нехорошие мысли, сейчас нужно думать о другом.
- Братец! – позвала она Трофима, читающего у окна какую-то тощую книжонку. - Не прогуляться ли нам, пока еще не очень поздно?
- Хорошая идея, я вовсе не против прогуляться, - безо всякого сожаления он отложил чтиво в сторону и поднялся.
- И я, - Александр громко икнул, - не против того…прогуляться.
- Вам бы, барин, прилечь, - подскочил к нему Сенька. – Давайте вас до комнаты провожу.
- А ты кто такой? – уставился на него Александр. – Ты зачем в моем доме? Украсть?
Смотреть на пьяного Александра было не просто неприятно, а омерзительно. Трофим и Настасья не стали ждать, чем закончится препирательства между ним и Сенькой, и поспешили на улицу.
- Куда же мы пойдем? – Трофим заботливо поправил на плечах Настасьи мантильку.
- В Городскую Думу, - ошарашила его девушка. – Именно там находится нечто, на что мне страсть как хочется взглянуть.
Уже через полчаса они стояли перед перевязанным траурной лентой портретом Льва Васильевича Вяземского, покойного головы. За их спинами волновался один из охранников Городской Думы. Он то и дело поглядывал на своего напарника, оставшегося у парадного входа, и торопил Настасью с Трофимом.
- Вы уж, господа, побыстрее смотрите, а то скоро сменщики наши придут и получим мы от начальства по первое число, вечером здесь никому быть не положено.
- Да, мы, голубчик, скоренько, - утешил его Трофим, и для еще большего утешения передал ему такую же банкноту, с которой расстался при входе. – Уж больно наслышаны мы о Льве Васильевиче.
- Это правда, - смягчился жандарм. – Голова был знатный. Много дел хороших совершил. Я пойду, не буду вам мешать. Но чтобы через пять минут на выход.
Он многозначительно поправил ружье на плече и неспешно поплелся к товарищу, находу размышляя, заметил тот купюру, полученную от странного господина в очках, или нет. Как только охранник отвернулся, Настасья проворно пошарила рукой по всему портрету.
- Иглы нет, - сообщила она Трофиму. – Скорее всего, ее уже вынули, либо же использовали какой-нибудь другой способ умерщвления. Как бы узнать, когда точно умер Вяземский?
- Так это я ужиком, - Трофим похлопал по нагрудному карману, в котором хранил бумажник, и направился к скучающей охране, а девушка тем временем пристально рассматривала портрет. Лев Васильевич был изображен на фоне бравых военных в парадной форме, и во втором ряду строя Настасья увидела то, что и ожидала увидеть – молоденький черноусый солдат смотрел на зрителя нечеловеческими желтыми глазами, точно такими же, какие были на портрете Василевской. И снова Настасья почувствовала, как от этого взгляда у нее по спине пробежали мурашки. «Скорее всего, - это какой-то фирменный знак художника, - успокаивала она мысленно себя. – Кто-то оставляет на картинах свою подпись, а он рисует желтые глаза».
- Не успели мы, - Трофим Яковлевич вернулся довольно быстро и выглядел расстроенным. – Сегодня как раз девятый день. А с утра здесь такой наплыв посетителей, что за всеми и не уследишь.
- Очень жаль! – Настасья с сожалением бросила последний взгляд на полотно. – Хотя, лично у меня, надежды на этот портрет было мало, но нужно было проверить все варианты. Теперь наша единственная надежда – портрет Степаниды Игнатьевны. И для нас главное – эту ниточку не упустить.
Они вышли из здания Городской Думы, где их уже заждался извозчик. Трофим тоскливо взглянул на посеревшее небо, с которого начали срываться крупные капли дождя, и покачал головой.
- Ты заметила, что здесь постоянно пасмурная погода? – поинтересовался он, помогая Настасье забраться в коляску. – Если не дождь, то какая-то мрячка. Такое впечатление, что мы находимся в Англии с ее пресловутыми туманами. И на душе как-то не спокойно, моторошно.
Настасья промолчала, хотя Трофим Яковлевич как нельзя точно описал ее собственное состояние.
А дома девушку ждал сюрприз. Не успела Настасья переступить порог своей комнаты, как ей на плечо спикировала встревоженная Пурга.
- Бесы! – прокаркала она. – Здесь кругом бесы!
Настасья в испуге оглянулась, но ничего подозрительного не заметила.
- В городе бесы, - пояснила Пурга, взмахнула крыльями и, сделав круг по комнате, опустилась на спинку стула. – Целая стая рыщет в районе рынка.
Девушка почувствовала тошноту. Бесов боялась даже Аглая. Она говорила, что с любым демоном легче договориться, чем с этими дьявольскими псами. Демона можно нейтрализовать заклинаниями, он подчиняется законам, а бесы – это пакостники высшего разряда. Их используют в качестве ищеек… Неужели они пришли за ней? Неужели Клан Вечно Молодых пошел на риск и послал по ее следу бесов? Ладошки Настасьи стали мокрыми от страха. Со всех ног она бросилась в комнату напротив.
При ее внезапном появлении, Повелитель Тьмы в один прыжок очутился возле стола и поспешно водрузил себе на нос очки.
- Настасья! Я уже собирался раздеваться, - возмутился Трофим Яковлевич. – В следующий раз, если ворвешься ко мне без стука, рискуешь застать меня голым. Что за беда?
Но Настасья не слушала его болтовни. Широко распахнутыми от удивления глазами, она рассматривала защитную пиктограмму на окне, такие же были выведены на стене возле изголовья кровати и на двери.
- Ты знал? – потрясенно прошептала девушка. – Знал, что за нами гоняться бесы, и ничего мне не сказал?
- Я просто не хотел тебя расстраивать, - Трофим смущенно отвел взгляд в сторону. – Ты итак пережила массу неприятностей, а если еще и это…
- А, может быть, ты с ними за одно? – гневно перебила его Настасья. – Выманил меня из поезда, чтобы я не успела в Москве спрятаться, и ждал удобного случая передать меня в их лапы?
- Не говори глупостей! Сядь, выпей воды и успокойся, - Трофим взял себя в руки и говорил достаточно твердо, чтобы Настасья его послушалась. Девушка опустилась в ситцевое полукресло, а Повелитель продолжал. – Каюсь, я знал, что в городе бесы. Но, поверь мне, они охотятся вовсе не за тобой. Они появились здесь задолго до нас и именно они стали истинной причиной, по которой мне необходимо было попасть сюда. Василевская – это всего лишь повод. Банальные истории о привидениях – слишком мелко для Повелителя Тьмы. А вот проклятие целого города – это то, ради чего нашу газету и покупают.
- А как же я? – у Настасьи на глазах выступили слезы от жалости к самой себе. – Получается, что ты обманул меня! Но ради чего?
Трофим тяжело вздохнул и отвернулся к окну, чтобы девушке не было видно его расстроенное выражение лица.
- Разве ты поехала бы со мной, если бы знала правду? А мне очень не хотелось тебя терять.