Рождение стиха
Цикл
ИНАЧЕ, ПОЧЕМУ?
Нет, это, понимаю, не вина –
постичь и осознать иную нишу;
моя душа по-прежнему вольна,
хотя я сам от многого завишу.
Хотя я сам в плену и дел, и дней,
и жизнь порой несётся просто мимо,
я о душе не думаю, о ней
печётся кто-то Высший и Незримый.
Иначе, почему в ночной тиши,
когда склоняюсь над тетрадкой, грешен,
идущею строкою из души
я поражён бываю и утешен?
И ни при чём здесь ум, когда рука
сама слова слагает с тихим рвеньем,
когда новорождённая строка
является ко мне, как откровенье.
Я тайны вдохновенья не постиг,
она для пониманья под запретом,
но Высший и Незримый – он простит
мою попытку рассказать об этом…
ЗВЁЗДНЫЙ СКВЕР
Звёздной ночью выйду в сквер,
свет небес плывёт, как лава,
у беседки сумрак сер
от интимной тени лавра
благородного, и я
попадаю к рифмам в сети,
серебристая скамья,
словно лодка в лунном свете.
Вот и всё, что нужно ей,
Музе, чтобы стал осознан
хор сверчков среди ветвей
и хорал над сквером звёздным…
Посреди надмирных сфер,
за границей мирозданья
выбирает звёздный сквер
кто-то нашему свиданью.
И ни Музе, и ни мне
не дано отстрочить встречу
этих бликов у камней
с ритмом вдохновенной речи…
САМ ПОСУДИ
Тусовок избегай, поэт,
страшись, как мора, жизни стайной,
в поэзии секретов нет,
а вот поэзия – вся! –
тайна.
Сам посуди, её истоки
ни я не объясню, ни ты,
внезапно возникают строки
за тяжким гнётом немоты.
Кто расшифрует полубред
ритмичный?
Как возник?
Откуда?
И почему всегда поэт
ждёт с трепетом его,
как чуда?..
Я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ ПИШУ СТИХИ
Я не знаю, почему пишу стихи,
почему то ямб чеканный, то хорей,
может, прошлые обиды и грехи
заговариваю, чтоб забыть скорей.
Степь бескрайняя иль моря синева,
небосвод бездонный, скальный ли обвал,
всё способны удержать навек слова,
если ритм их поэтический собрал.
Я терял друзей неверных и подруг,
я с усмешкою твердил: ну их в музей! –
но стихи в душе рождались как-то вдруг,
в них я вновь среди подруг, среди друзей.
И была в стихах меж нами благодать,
будто бед мы и не ведали пока;
в море жизни невозможны тишь да гладь,
не поэтому ль ломается строка?
Не поэтому ль топорщатся слова,
не поэтому ли в мыслях – дребедень;
у поэзии на всё свои права:
ночь глухая, а она поёт про день.
Я не знаю, почему пишу стихи,
мне вовек ритмичной речи не избыть,
может, прежние обиды и грехи
заговариваю, чтоб скорей забыть.
ВСЕ ПОЭТЫ - ВСЕГДА ГРАФОМАНЫ!
Раз голос тебе, поэт , дан –
Всё остальное – взято…
М.Цветаева
Растекается туча по нЕбу,
накрывает весь мир, не спеша:
я рифмую душе на потребу,
потому что такая душа.
Кто родился с душою поэта
и, про это, узнав, был смущён,
графоманствовать, сетуй-не сетуй,
весь пожизненный срок обречён.
Но небесной не сыщете манны,
не найдёте брильянты в росе:
все поэты – всегда графоманы,
графоманы – поэты не все.
Сколько чаяний здесь раскололось,
сколь душ не сумело созреть,
потому что не каждому голос
небом дан, кто желает запеть.
ПОТОМУ ЧТО ЖИВОЕ
Всяко было: и слеп я, и глох
в грозовых грохотанье и вое
Знал: у моря есть выдох и вдох,
и душа, потому что живое.
А во гневе (Господь, упаси!)
так ужасно и так многогрешно!
Как от щук в камыши караси,
звёзды в тучи бросаются спешно.
Но покой, наступивший затем,
потрясает сильнее, чем грозы.
Знаю: море в числе вечных тем
и поэзии нашей, и прозы.
И, дыханье постигнув его,
и, тоскуя на шатком причале,
я уже не хочу ничего,
только б в такт ему строки звучали.
Вот частенько и слеп я, и глох,
получал и поддых, и по вые,
а стихи, где и выдох, и вдох –
настоящие, то есть – живые…
ПОЭЗИЯ, ДЕРЖИСЬ!
Грубеют жизнь и речь, –
бальмонты где? где феты?
Овсянка, да и греч-
ка лучше, чем конфеты.
Как объяснить, что по-
льза для души обманна?
В задрипанном сельпо
не празднуют гурманов.
Нищают речь и жизнь,
позиций нет, есть позы;
поэзия, держись,
не скатывайся в прозу!
Весь ялтинский Парнас
забит, – там депутаты,
поскольку их Пегас
пасётся всласть по блату.
МАСТЕРСТВО
Обмелела времени река,
небо холоднее и синее:
всё же лаконичная строка,
точная – забористой сильнее.
Сколько я метафор перебрал
и сравнений, угождая моде,
чтоб сказать сегодня просто – ал! –
о закате к ветреной погоде.
И сейчас, не мудрствуя лукаво,
люди называют мастерством
мною заработанное право
лист назвать листом и домом дом.
КРЕДО
Брутальностью грешу,
сюсюкать – ненавижу,
пишу я, как дышу,
вернее, так, как вижу.
Пускай, не лапидарен
и гением не стал,
когда бы был бездарен –
короче бы писал.
Есть мне, о чём сказать
и что поведать вам,
и стиль мой, мне под стать,
бесхитростен и прям.
Туманы Могаби
укрыли, как дохой;
ты от меня греби,
хитрец и льстец лихой.
Метафоры люблю,
всегда ввожу их в стих,
но и не похвалю,
коль смысл ничтожен их.
Всегда на том стоял,
меняться поздно уж:
за чушь не жди похвал,
хоть и красива чушь.
РОЖДЕНИЕ СТИХА
Рождение стиха, – какое это чудо! –
снежинками слова витают, ниоткуда,
то вниз летят, то вверх, то кружатся спиралью
и музыка слышна за призрачною далью,
и губы не нужны для их произношенья,
какой-то высший смысл в сих правилах сложенья,
слова влекут слова по признаку родства,
так по весне бежит по веточкам листва,
так кружева плетут – из самых светлых дум,
но чем ты объяснишь улыбку, запах, шум?
Вот в строки всё слилось – надёжно, не спеша.
Ты слышал этот вздох? Это она – душа...
АХ, КАК СЛАДКО!
Что ж, свершилось! Я вышел в поэты!
Я – создатель стишат и сонетов,
предававшийся вычурной позе
в пику давящей жизненной прозе.
После пира приходит похмелье,
а поэзия – сладкое зелье,
наркомания, дурость, отвага,
грош цена… да бесценна бумага!
Да бесценны мгновение, вспышка,
где не муж, но уже не мальчишка
вдруг запел. А о чём? Да не важно.
Важно то, что услышан однажды
был и понят другим ли, другими…
Эти дни я зову дорогими.
Ни за что этим дням, даже дню
никогда уже не изменю…
От помоев, блевотины, смрада –
понял я – отстраняться не надо
да и некуда. Ходим по краю.
Что ж, досталась планида такая.
Понял я – надо жить и бороться,
и смеяться, когда удаётся
в беспросветности подлого века.
Сдюжить. Выстоять. Быть человеком…
Перестройка. Реформы. Валюта.
Там, где прежде гремели салюты,
там молчание грозное нынче,
будто кто-то готовит суд Линча!
Дорожают чернила, копирки…
А душа – наподобье копилки,
где любовь, достиженья, усталость…
Глядь-поглядь – ничего не осталось.
Потому что поэт – не деляга,
он смешон в пониманье завмага
тем, что всё раздаёт без остатка.
Что ж!.. а сердцу поэтову – сладко!
Что ж!.. суровой сумятицей быта
Вся судьба изжита и избита,
но утешен я всё же при этом
тем, что был и остался поэтом.
Ах, как сладко! Как горько и сладко
в мире алчном, лишённом порядка
жить поэтом, глупцом, человеком –
быть и петь с истязающим веком!