Не помню, описывал ли я когда-нибудь одно из самых малоприятных своих армейских приключений. Скорее всего нет. Воспоминание о том событии не доставляет мне никакого удовольствия. Но раз уж взялся писать мемуары, то деваться вроде как и некуда.
Собрали из нас, солдатиков, здоровенную бригаду и отправили на Зодский перевал, на уборку сена. Ах да, я забыл сказать, где все это происходило. Служил я в Армении ("армия - армения" - каламбур) чуть севернее славного города Ереван, к востоку от нас на некотором расстоянии произлегало озеро Севан, а на том берегу озера как раз и начиналась грунтовка, ведущая через упомянутый Зодский перевал в карабахские края.
Было, помнится, шесть или семь машин, последняя из которых в нашем караване тащила полевую кухню. А первая была та, на которой ехал я - Газ-63 с глухим металлическим кузовом, типа изображенной на прилагаемой картинке (спасибо ее автору). Считалась машина элитной: просторный фургон с тюфяком, на котором можно было во всю длину и ширь растянуться, откидной столик, освещение, что в темноте было немаловажно. Единственное окно (скорее, окошко) имелось в одной из двух створок задней двери. (Помню: валялся на тюфяке, курил и щелчком пальца пытался попасть окурком в окошко. Иногда удавалось).
А весь этот комфорт предоставлен был мне как старослужащему третьего года службы. Дедов в части уважали.
Был, правда, и некоторый дискомфорт. Даже две разновидности дискомфорта. Фургон запирался почему-то с внешней стороны, и чтобы вылезти по нужде или просто размять кости на природе, надо было изо всей дурацкой мочи стучать по передней стенке каземата - той, что примыкала к кабине водителя. И второе: в этой конкретной поездке фургонный простор был сильно урезан наличием огромной уймы сельхозинвентаря и аж трех запасных колес (зачем одной машине три запасных колеса - до сих пор для меня загадка).
Что там нарисовывалось снаружи, я не видел за отсутствием окон в бортах. А окошко в задней двери было недоступно, ибо прорезано было высоко, под самым потолком, а я валялся на тюфяке. Чувствовалось только, что дорога серьезная. Машину болтало как лодку в шторм. Водила, первогодок товарищ Зеленов (такое вот удачное сочетание фамилии и армейского статуса) то и дело передергивал передачи и все куда-то надрывно вползал. По дну фургона пулеметными очередями молотили камни, летящие из колесных протекторов как из пращи.
В общем, укачало меня и я заснул.
Пробуждение было, мягко говоря, ужасноватым. А то и откровенно ужасающим. Сообразил, что машина катится кубарем по косогору. Вокруг меня творится нечто невообразимое: все гремит, трещит, летает, бьет меня по башке, по корпусу, по конечностям. Я в мясорубке! Тяжелый удар и мертвый стоп. Вестибулярка моя в отключке - не понять, где низ, а где верх. Лицо в крови, глаза не разлепляются. Пытаюсь пошевелиться и с радостью обнаруживаю, что вроде ничего в моем организме не сломано. (Радость была преждевременной: четыре перелома и содранные куски кожи величиной с тетрадный лист. Сотрясение мозга. Кровопотеря большая. В шоке не почувствовал).
Снаружи возня и голоса. - "Давай Козла вытаскивать" (фамилия моя Козлов). - "От него там ничего не осталось..."
Только тут я сообразил, что машина лежит на правом боку - ибо окошко в задней стенке переместилось из левого верхнего угла (это если смотреть изнутри) в левый нижний. Левая створка двери, которая стала нижней, с грохотом падает под действием ньютоновой силы, верхнюю створку парни пытаются приподнять и подпереть. Ползу к выходу. Мужики до безумия удивлены, что я живой. Выяснилось, что я даже стоять на собственных ногах могу.
Картина внутри: несколько пар вил, десяток лопат (в том числе саперных лопаток), дополнительная кухонная посуда, пустые канистры, три запаски и кувалда. Слава Аллаху, вся эта страхота была довольно старательно связана молодыми бойцами и укреплена у стенок, кое-что засунуто было в рундуки, иначе бы мне не жить.
Выдержала буржуйка - не оторвалась. А то прихлопнула бы меня как таракана. Тяжелая, чугунная.
Картина снаружи: дорожное полотно находится в 7-8 метрах выше и чувствуется, оно частично разрушено - осыпался край дороги. Спереди и сзади склон совершенно гладкий, без намека на лес или скалы - а тут единственный в своем роде вулканический останец в форме бычьего рога, об который машина, сделав несколько кувырков, и треснулась крышей будки.
Понятно: свинокос и свиноуборку отставить, такое требование пришло по рации от высокого начальства. Очень долго и мучительно колонна разворачивалась. Вперед по понятной причине не проехать, а орудовать лопатами и чинить дорожное полотно - не наша забота. Самая страшная возня была с разворотом полевой кухни. Кухня фактически устроила ловушку всеему нашему каравану. Задним ходом не сдать - прицеп уводит в сторону, а обрыв тут как тут, и спасительного останца нет - это уже не два-три, а много десятков кувырков до дна ущелья. А отцепленную кухню и вдесятером не удержать на крутом участке дороги - тяжелая, сволочь.
А ехать надо было срочно, потому что Толя умирал - "старший машины" старшина сверхсрочной службы Анатолий Балабон, очень неудачно вылетевший из кабинки. Мне и водиле Зеленову тоже было невесело. Сначала разбудили деревенского врача на берегу Севана, заспанный доктор вкатил нам противошоковое, и в ту же ночь мы оказались в ереванском гарнизонном госпитале. Но уже не втроем, а вдвоем.
И долго после этого штаб Седьмой закавказской армии под командованием дважды Героя, генерал-лейтенанта товарища Драгунского, кишел как развороченный муравейник. Разбирательства там... запреты... циркуляры.... Потом рассказывали: послан был ЭКСКАВАТОР (???? - непонятно, почему не танк, почему не гусеничный тягач?) для эвакуации со склона помятого полкового имущества. Чем эта экспедиция кончилась, не знаю. Из Москвы прилетала комиссия. Посадили кого-то, уж не помню кого. На этом нить воспоминаний - брык! - обрывается.