Случай на Зодском перевале

Мишаня Дундило
Не помню, описывал ли я когда-нибудь одно из самых малоприятных своих армейских приключений.  Скорее всего нет.  Воспоминание о том событии не доставляет мне никакого удовольствия.  Но раз уж взялся писать мемуары, то деваться вроде как и некуда.

Собрали из нас, солдатиков, здоровенную бригаду и отправили на Зодский перевал, на уборку сена.  Ах да, я забыл сказать, где все это происходило.  Служил я в Армении ("армия - армения" - каламбур) чуть севернее славного города Ереван, к востоку от нас на некотором расстоянии произлегало озеро Севан, а на том берегу озера как раз и начиналась грунтовка, ведущая через упомянутый Зодский перевал в карабахские края.

Было, помнится, шесть или семь машин, последняя из которых в нашем караване тащила полевую кухню.  А первая была та, на которой ехал я - Газ-63 с глухим металлическим кузовом, типа изображенной на прилагаемой картинке (спасибо ее автору).  Считалась машина элитной: просторный фургон с тюфяком, на котором можно было во всю длину и ширь растянуться, откидной столик, освещение, что в темноте было немаловажно.  Единственное окно (скорее, окошко) имелось в одной из двух створок задней двери.  (Помню: валялся на тюфяке, курил и щелчком пальца пытался попасть окурком в окошко.  Иногда удавалось).

А весь этот комфорт предоставлен был мне как старослужащему третьего года службы.  Дедов в части уважали.

Был, правда, и некоторый дискомфорт.  Даже две разновидности дискомфорта.  Фургон запирался почему-то с внешней стороны, и чтобы вылезти по нужде или просто размять кости на природе, надо было изо всей дурацкой мочи стучать по передней стенке каземата - той, что примыкала к кабине водителя.  И второе: в этой конкретной поездке фургонный простор был сильно урезан  наличием огромной уймы сельхозинвентаря и аж трех запасных колес (зачем одной машине три запасных колеса - до сих пор для меня загадка).

Что там нарисовывалось снаружи, я не видел за отсутствием окон в бортах.  А окошко в задней двери было недоступно, ибо прорезано было высоко, под самым потолком, а я валялся на тюфяке.  Чувствовалось только, что дорога серьезная.  Машину болтало как лодку в шторм.  Водила, первогодок товарищ Зеленов (такое вот удачное сочетание фамилии и армейского статуса) то и дело передергивал передачи и все куда-то надрывно вползал.  По дну фургона пулеметными очередями молотили камни, летящие из колесных протекторов как из пращи.

В общем, укачало меня и я заснул.

Пробуждение было, мягко говоря, ужасноватым.  А то и откровенно ужасающим.  Сообразил, что машина катится кубарем по косогору.  Вокруг меня творится нечто невообразимое: все гремит, трещит, летает, бьет меня по башке, по корпусу, по конечностям.  Я в мясорубке!  Тяжелый удар и мертвый стоп.  Вестибулярка моя в отключке - не понять, где низ, а где верх.  Лицо в крови, глаза не разлепляются.  Пытаюсь пошевелиться и с радостью обнаруживаю, что вроде ничего в моем организме не сломано.  (Радость была преждевременной: четыре перелома и содранные куски кожи величиной с тетрадный лист. Сотрясение мозга.  Кровопотеря большая.  В шоке не почувствовал).

Снаружи возня и голоса.  - "Давай Козла вытаскивать" (фамилия моя Козлов). - "От него там ничего не осталось..."

Только тут я сообразил, что машина лежит на правом боку - ибо окошко в задней стенке переместилось из левого верхнего угла (это если смотреть изнутри) в левый нижний.  Левая створка двери, которая стала нижней, с грохотом падает под действием ньютоновой силы, верхнюю створку парни пытаются приподнять и подпереть.  Ползу к выходу.  Мужики до безумия удивлены, что я живой.  Выяснилось, что я даже стоять на собственных ногах могу.

Картина внутри: несколько пар вил, десяток лопат (в том числе саперных лопаток), дополнительная кухонная посуда, пустые канистры, три запаски и кувалда.  Слава Аллаху, вся эта страхота была довольно старательно связана молодыми бойцами и укреплена у стенок, кое-что засунуто было в рундуки, иначе бы мне не жить.

Выдержала буржуйка - не оторвалась.  А то прихлопнула бы меня как таракана.  Тяжелая, чугунная.

Картина снаружи: дорожное полотно находится в 7-8 метрах выше и чувствуется, оно частично разрушено - осыпался край дороги.  Спереди и сзади склон совершенно гладкий, без намека на лес или скалы - а тут единственный в своем роде вулканический останец в форме бычьего рога, об который машина, сделав несколько кувырков, и треснулась крышей будки.

Понятно: свинокос и свиноуборку отставить, такое требование пришло по рации от высокого начальства.  Очень долго и мучительно колонна разворачивалась.   Вперед по понятной причине не проехать, а орудовать лопатами и чинить дорожное полотно - не наша забота.  Самая страшная возня была с разворотом полевой кухни.  Кухня фактически устроила ловушку всеему нашему каравану. Задним ходом не сдать - прицеп уводит в сторону, а обрыв тут как тут, и спасительного останца нет - это уже не два-три, а много десятков кувырков до дна ущелья.  А отцепленную кухню и вдесятером не удержать на крутом участке дороги - тяжелая, сволочь.

А ехать надо было срочно, потому что Толя умирал - "старший машины" старшина сверхсрочной службы Анатолий Балабон, очень неудачно вылетевший из кабинки.  Мне и водиле Зеленову тоже было невесело.  Сначала разбудили деревенского врача на берегу Севана, заспанный доктор вкатил нам противошоковое, и в ту же ночь мы оказались в ереванском гарнизонном госпитале.  Но уже не втроем, а вдвоем.

И долго после этого штаб Седьмой закавказской армии под командованием дважды Героя, генерал-лейтенанта товарища Драгунского, кишел как развороченный муравейник.  Разбирательства там...  запреты...  циркуляры....  Потом рассказывали: послан был ЭКСКАВАТОР (???? - непонятно, почему не танк, почему не гусеничный тягач?) для эвакуации со склона помятого полкового имущества. Чем эта экспедиция кончилась, не знаю.  Из Москвы прилетала комиссия.  Посадили кого-то, уж не помню кого.  На этом нить воспоминаний - брык! - обрывается.