В погожие летние дни уличного музыканта, Андреаса Р., можно было видеть с кларнетом в руках на площади, прилегавшей к центральному Кёльнскому вокзалу. Здесь было его рабочее место. В зависимости от времени дня люди в большей или меньшей степени обращали на него внимание. В утренние часы "пик" в деловой спешке они пробегали мимо, даже не удостоив его взглядом. Когда поток спешивших на работу иссякал, их сменяли уже никуда не торопившиеся прохожие. Это были или туристы разного цвета кожи и говорившие на всех языках мира, или пожилые люди, вышедшие погреться в лучах еще нежаркого утреннего солнца, или мамаши, выгуливающие своих крошек. Они порой останавливались подле одинокого музыканта и долго слушали его кларнет. Потом не спеша шли дальше, не забывая бросить в его шляпу несколько медных монет.
Осенью, когда небо затягивалось тучами, и шел нудный, мелкий осенний дождь, Андреас садился в свой старый "Фольксваген" с фургончиком и катил на юг, - в Хессене и в Райнланд-Пфальце устраивались традиционные ежегодные ярмарки и праздники урожая. Здесь в ряду других балаганчиков он открывал своего рода "тир": выстраивал пирамидки из пустых консервных банок и зычным голосом зазывал желающих испытать свою меткость. Для этого они должны были резиновым мячом попасть в такую пирамиду. Если от удара все банки разлетались, то бросавший мяч получал приз: дешевую плюшевую игрушку. Особо падкими на такую приманку были дети. Счастливчик потом с гордостью показывал окружающим свой трофей.
Поздней осенью Андреас возвращался домой. Жил он на окраине Кёльна, в небольшом трехэтажном доме на улице Морбахерштрассе. Он снимал скромную двухкомнатную квартирку на чердаке, заставленную случайной мебелью и пустыми бутылками из-под пива.
В долгие зимние вечера он часами просиживал в пивной "Три апостола", что находилась недалеко от его дома, или наведывался в бар за углом, где можно было потанцевать, пропустить пару стаканчиков, а если повезет, то и подружку подцепить. В свои тридцать лет Андреас был еще холост. Его связи с женщинами носили случайный и скоротечный характер. Постоянной подруги у него пока не было.
Однажды в баре он приметил девушку на вид лет двадцати, которую до этого здесь ни разу не встречал. Это была высокая (ему подстать), хорошо сложенная красавица с гривой пышных каштановых волос и с ярко накрашенными губами. Они познакомились. На ломаном немецком незнакомка рассказала ему, что с год тому назад приехала из России, из города Тулы, и теперь живет в доме одного зубного врача, доктора Брокманна, - ведет домашнее хозяйство, ухаживает за двумя его детьми-подростками и двумя кошками; что сюда ее привела подруга, Оксана, которая уже четвертый год живет тоже у хороших людей. Андреас спросил:
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать. (Он ошибся всего на год.)
На вопрос, как ее зовут, ответила: "Варвара". Андреас был в шоке, - он не только не мог запомнить это странное русское имя, он не мог его даже выговорить. Он краснел, он потел, но изо рта у него выходило лишь нечто нечленораздельное. Варя, наконец, сжалилась над ним:
- Зови меня просто Каштанка.
- Каш-тан-ка, - повторил он по слогам. - А почему Каштанка? - спросил Андреас с недоумением.
- Да, потому что волосы у меня каштановые.
Ему понравилось это имя, и он весь вечер повторял, чтобы не забыть, "Каштанка, Каштанка". (Он не знал, что в России так иногда называют собак.)
Он предложил ей закурить, заказал выпить. За коктейлем Андреас рассказал французский анекдот: "Один человек спрашивает у продавщицы:
- Есть ли у вас черные презервативы?
Та в недоумении ищет на полках.
- Есть бесцветные, есть розовые, есть даже голубые... но черных, к сожалению, нет.
Он поворачивается и огорченный собирается уйти.
- Извините, месье, зачем вам черные презервативы?
- Видите ли, мадам, я иду навестить вдову моего недавно умершего друга."
Варвару немного покоробила фривольность анекдота, но, чтобы ему потрафить, она громко рассмеялась.
Потом они танцевали. В этот вечер Андреас был щедр: угощал ее сигаретами, шоколадом, различными напитками. Рассказывал забавные истории, много шутил. Она весело смеялась. (Ей говорили, что у нее красивые зубы и улыбка ей к лицу.) Вдруг она почувствовала его шершавую руку на своем колене. Варвара решительно отдернула ногу. (Пусть не думает, что она какая-нибудь уличная девка.)
Когда они вышли из бара, было уже темно. Маленькая луна висела высоко в небе. В холодной черноте зимней ночи ярко горели звезды. Она жила неподалеку, и они пошли пешком. У дверей ее дома он поцеловал Варвару в щеку и на прощание членораздельно сказал по-русски:
- До-сви-дания, Каш-тан-ка.
С тех пор они стали часто встречаться. Однажды он пригласил ее к себе домой. Предварительно привел квартиру в полный порядок: починил замок в двери, перемыл посуду, пропылесосил всю мебель и полы и, наконец, сдал скопившиеся за год пустые бутылки. Когда она вошла, ее внимание привлекла аккуратно застланная широкая кровать у стены с двумя высоко взбитыми подушками. Едва успев скинуть с себя пальто и шапку, она притянула Андреаса за шею, тот не удержался на ногах, и они оба повалились на постель. Андреас, делая вид, что обороняется, схватил подушку и слегка шлепнул ею Варвару по голове. В ответ она со смехом подхватила другую и изо всех сил ударила Андреаса. Наволочка лопнула, и из нее во все стороны полетели пух и перья, - комната словно утонула в снегу. Не обращая на это внимания, они, содрав с себя последние покровы, слились в жарком поцелуе...
После этого свидания она, улучив свободную минуту, чуть ли не каждый вечер приходила к нему. Ей нравилось гладить его впалую грудь, поросшую бедной растительностью, расплетать висевшие серой паклей волосы под мышками, вдыхать запах мужского пота. (Андреас не придавал большого значения личной гигиене.)
Он уговорил Варвару оставить место у зубного врача и переселиться к нему. С этого времени они дни и ночи проводили вдвоем. Она была счастлива. Но вскоре Андреас стал часто вздыхать, что денег у него мало, что скоро им не на что будет жить и надо серьезно подумать о будущем. Такие разговоры приводили ее в отчаяние. Она его обожала, об остальном же Варя ничего не хотела знать...
Как-то раз Андреас пришел домой не один: рядом с ним, в дверях, стоял маленького роста толстячок с усиками "щеточкой" и в круглых очках. "Наверное, бухгалтер", - подумала про него Варвара. Но она ошиблась. Это был содержатель известного в городе борделя "Под фиговым листком", херр Штернфельд. Оба были явно навеселе.
- Познакомься, шатц, - бросил с порога Андреас. - Мой старый приятель...
Но незнакомец опередил его.
- Вилли, - сладко улыбаясь, он протянул руку навстречу Варе. - Много о вас слышал хорошего, вот от него, - и он ткнул Андреаса пальцем в живот.
- Очень приятно. Каштанка, - сконфузившись, пожала она протянутую руку.
- Представляешь, - захлебываясь от пьяного восторга, продолжал Андреас, - сижу я в "Трех апостолах", вдруг открывается дверь, и входит... Вилли. Я глазам своим не поверил. Поди, лет пять не виделись. А? - обратился он к приятелю.
- Да-а-а, более того.
- Ну, выпили мы с ним... по стаканчику. Рассказал я ему о наших проблемах, и он вызвался нам помочь. Вот, добрая душа. Оказывается, у него есть для тебя хорошее место.
Варя обрадовалась.
- Ну, что же вы стоите в дверях. Раздевайтесь. Я сейчас кофе приготовлю.
Уже сидя за столом, она нерешительно спросила у гостя:
- А что за работа такая?
- Да, работа совсем пустяковая. Так, ничего и делать особенного не надо, только... легкий массаж. Клиент у нас неприхотливый, многого не просит. Сначала массируете ему спину и плечи. Потом он поворачивается и ложится на спину, а вы массируете ему грудь и живот. Вот, пожалуй, и все. Ну, может быть, еще две-три непритязательные просьбы, но это уже оплачивается экстра, - закончил он, все также сладко улыбаясь.
- По-моему, шатц, стоит попробовать, - подбодрил ее Андреас. - А не понравится, так бросишь.
Немного поколебавшись (непонятно отчего, но какой-то червь сомнения закрался ей в душу), она согласилась.
- А когда можно начать?
- Хоть, завтра.
Договорились, что завтра в девять вечера ("Почему так поздно?" - недоумевала Варвара) они с Андреасом приедут к Штернфельду.
На следующий день ровно в девять его "Фольксваген" затормозил у ярко освещенного парадного подъезда. Варя, задрав голову вверх, вслух прочитала "Под фиговым листком". (И снова червь сомнения зашевелился у нее внутри.) Когда они вошли, Штернфельд все с той же волшебной улыбкой на лице, семеня короткими ножками, подкатился к ним:
- Милости просим к нашему шалашу. Разрешите вас познакомить с хозяйкой нашего дома, мадам Вышневецкой.
Это была дама, мягко говоря, выше средней упитанности. О ее возрасте можно было только строить различные предположения. Черный парик, сиреневая помада на губах и маникюр того же цвета довершали ее портрет. К тому же вскользь заметим, что на ней был небрежно накинутый прозрачный пеньюар, а из тесного бюстгальтера, как тесто из кадки, вылезала пышная грудь.
- Мадам Вышневецкая, введите, пожалуйста, фрау Каш-тан-ку (это слово он произнес по слогам) в курс дела, - обратился к ней Штернфельд.
"Мадам" взяла Варвару под руку и с такой же "очаровательной" улыбкой, как и у шефа, повела ее в номер.
- Я приеду за тобой завтра в семь утра, - услышала Варя голос кричавшего им вдогонку Андреаса.
В семь часов он уже ждал ее на том же месте, где накануне они оставили машину. Главный вход был закрыт, и она вышла из боковой двери. Как только она села рядом, Андреас дал газ. Она была вся в слезах. Всхлипывая, Варвара стала его упрекать:
- Ты продал меня этому противному карлику.
- Что ты, мой ангел. Как ты могла так подумать? Ты, ведь, знаешь, как я тебя люблю, - и он поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
- Они заставили меня спать с незнакомыми мужчинами.
- Не может быть! - с притворным ужасом в голосе воскликнул Андреас.
- Ты знал об этом!
- Ничегошеньки не знал, - соврал он.
- Поклянись, что не знал.
- Клянусь тебе здоровьем моих родителей, - сказал он, покраснев. Но в темноте Варя не могла этого заметить. Она немного успокоилась.
- Я туда больше ни за что не пойду.
Андреас молчал.
- Ты, ведь, знаешь, шатц, как нам сейчас трудно, - наконец, прервал он паузу. - Я ищу работу. У меня уже есть два интересных предложения, - продолжал он врать. - Как только я устроюсь, я заберу тебя оттуда. А пока... ну, потерпи немного. Я прошу тебя, - и он правой рукой сжал ее колено.
Варвара убрала его руку.
- Ни за что!
Оставалось только одно средство. Когда они приехали домой, он помог ей раздеться, откинул с кравати покрывало и осторожно положил ее на постель. В постели она готова была простить ему все...
В тот же вечер они снова появились "Под фиговым листком". Все повторилось сначала, но уже не с таким эмоциальным накалом, как накануне. Со временем Варвара успокоилась, - ведь, наградой за все унижения, которые ей приходилось испытать, была ЕГО ЛЮБОВЬ...
Между тем, Андреас забросил свой кларнет и, несмотря на то, что установилась теплая весенняя погода, уже не выходил, как прежде, на привокзальную площадь в надежде своей игрой заработать несколько медяков. Он поменял старый "Фольгсваген" на новенький "Мерседес", купленный им в рассрочку. Теперь он каждое утро с жадностью пересчитывал принесенные Варей деньги, и ему все казалось, что часть денег она утаивает от него. Он стал подозрительным. Однажды она ничего не принесла, и Андреас побил ее за это...
Как-то раз Варвара собралась навестить свою подругу. Оксана служила в доме чиновника одной страховой компании и давно приглашала ее заехать к ней как-нибудь днем, когда хозяев не будет дома. Варя уже не раз бывала у нее и хорошо знала дорогу: сначала надо было проехать три остановки на трамвае, потом свернуть направо в боковую улицу и метров сто пройти вверх. Поднявшись в трамвай, она стала искать деньги: перерыла сумочку, обшарила карманы, - денег не было, ни цента. Тут она вспомнила, что кошелек по рассеянности оставила на тумбочке, у кровати. Что было делать: сойти на первой же остановке и вернуться домой или ехать дальше? Однако последнее было рискованно: еще утром она слышала по радио, что в городе проводится очередная кампания по вылавливанию "зайцев" в общественном транспорте. "Ах, - подумала она, - авось, пронесет." (Уж, это русское "авось".) Она присела на ближайшее свободное место и, затаив дыхание, стала считать остановки: одна, вторая... На следующей выходить. Тут она заметила, что спереди приближается какой-то человек и проверяет билеты, - контролер. Она оглянулась назад - то же. Паника охватила ее. Хоть в окно прыгай. "Боже, какой позор!" - подумала про себя Варя. Вдруг она увидела, что кто-то протягивает ей чистый, без дырок билет. Даже не взглянув на спасителя, машинально сказала: "Danke", ("Спасибо" - нем.) схватила билет и сунула его в стоявший рядом компостер. И вовремя: не успела она это сделать, как услышала над ухом: "Bitte, Ihre Fahrkarte." ("Пожалуйста, ваш билет." - нем.) Облегченно вздохнув, она протянула свой билет.
- Что, испугались?
Варвара оглянулась на голос. Рядом с ней сидел аккуратно одетый, в белой рубашке с галстуком молодой человек. На вид ему было лет двадцать пять. Из-под толстых стекол очков на нее с прищуром смотрели карие глаза.
- Бертран, - представился незнакомец.
- Наташа, - почему-то соврала она. - Ой, мне выходить.
- И мне тоже.
Они вовремя выскочили из трамвая, потому что двери уже закрывались.
- Мне сюда, - она показала рукой направо.
- Можно, я вас провожу? - нерешительно спросил Бертран.
В знак согласия она кивнула головой. По дороге он рассказал, что учится в Боннском университете уже на четвертом курсе. Изучает юриспруденцию. Отец его, Клаус Юнг, профессор математики, работает в том же университете. Что живет он в доме своих родителей, в Бонне.
Заметим попутно, что Бонн и Кёльн - города-соседи. После воссоединения Германии и переезда правительства в Берлин Бонн утратил свое мировое значение и превратился (впрочем, как и был до этого) в тихий университетский городок на западе Германии...
- Мы пришли, - она остановилась у дверей дома, где жила Оксана.
Бертран вытащил из кармана еще один неиспользованный трамвайный билет:
- Это вам на обратную дорогу.
Варвара покраснела.
- Дайте мне, пожалуйста, ваш адрес. Я хочу выслать вам деньги.
- Что вы, - замахал он руками. - А впрочем, если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, вот мой адрес и телефон, - он протянул ей свою визитную карточку.
- Мэрси, - и она нажала на кнопку звонка. Раздался зуммер, и Варвара приоткрыла тяжелую входную дверь.
- Послушайте, - окликнул ее Бертран, - не могли бы вы мне дать свой номер телефона?
Она только махнула ему на прощание рукой.
Варя спохватилась, когда увидела, что еще держит в руке его карточку. Спрятала ее поглубже, на дно сумочки, чтобы она дома, не дай Бог, не выпала на пол. "А то он меня убьет", - подумала Варвара...
Прошел месяц, другой. Жизнь в борделе постепенно засасывала ее. Она опустилась, стала пить. Андреас день ото дня становился все несноснее: он требовал от нее денег, денег и денег, не давая ничего взамен. Если ему казалось, что Варя мало принесла, бил ее. Жизнь ее превратилась в ад. Она отчаянно искала выход из положения и не находила его.
Однажды в поисках запропастившейся губной помады она перебирала содержимое своей сумочки и наткнулась на визитную карточку, подаренную ей студентом из трамвая. Прочитала: "Бертран Юнг". Варвара ухватилась за нее, как утопающий за соломинку, и позвонила ему. Бертран узнал ее голос.
- Наташа? - спросил он.
- Да, Наташа, - сердце Вари колотилось от волнения.
Кажется, он обрадовался ее звонку. Договорились о встрече в следующий вторник, в пять часов в маленьком кафе, недалеко от вокзала.
У нее была потребность выговориться; высказать пусть даже мало знакомому человеку все, что накопилось на сердце, что так мучило ее последние месяцы. Чего она хотела от него? Пожалуй, ничего. Лишь бы он ее выслушал до конца и, может быть, пожалел бы.
Глотая слезы, она рассказала ему ВСЕ... почти ВСЕ, - не сказала лишь (сама не зная, почему), что Наташа - это ею придуманное имя. Он выслушал ее молча. Варя заметила, что слеза выкатилась у него из-под очков. Бертран взял ее за руки и притянул к себе.
- Я полюбил тебя с первого взгляда. Помнишь, тогда в трамвае. Ты выглядела очень несчастной, и мне захотелось тебе помочь. Я думал о тебе каждый день; мечтал, что ты, может быть, позвонишь мне. И вот, Бог услышал мои молитвы. И я прошу тебя - будь со мной.
- А ты не попрекнешь меня... ну, за это?
- Нет. Ты же не виновата. Тебя заставили.
- Никогда в жизни?
- Никогда.
Она сжала его руки. Слезы текли у нее из глаз...
В тот же день Бертран привел Варвару к себе домой. Когда они вошли в просторную гостиную, его родители сидели за вечерним чаем. Воцарилось минутное молчание. Его отец, выглядевший моложаво для своих семидесяти лет, вполоборота посмотрел на вошедших и довольно хмыкнул: ему явно понравился выбор сына. Фрау Юнг, рыхлая старуха лет шестидесяти пяти, с застывшей чашкой в руке из-под очков строго смотрела на Варю. Родители неодобрительно относились к его, как они выражались, "любовным интрижкам". Они справедливо считали, что Бертран должен сконцентрироваться на учебе. Но "мальчику" шел уже двадцать пятый год, и херр Юнг, вспоминая свою молодость, только молча разводил руками.
Бертран, зная въедливый характер своей матери, хотел избежать ненужных распросов.
- Познакомтесь, это - Наташа, моя подруга. У нее временные трудности с жильем, и она пока поживет у нас. Мы очень устали с дороги и хотели бы отдохнуть.
Он взял Варвару за руку, и они поднялись наверх.
С тех пор каждое утро фрау Юнг, несмотря на одышку, с подносом в руках забиралась по крутой деревянной лестнице на второй этаж и приносила кофе с пирожными им в постель. Таково было желание ее сына. Но Варвара заметила, что у старухи сильно дрожат руки, и полчашки расплескивается по дороге. Она пожаловалась об этом Бертрану. Теперь уже сам профессор по утрам приносил им кофе. Он находил в этом даже удовольствие: Варвара не стеснялась его, и широко распахнутая ночная сорочка позволяла ему каждый раз любоваться ее полуобнаженной грудью...
Их дом находился недалеко от городского сада. Гуляя по его тенистым аллеям, они видели, как на детской площадке в песке роются малыши.
- Может быть, и наш ребенок когда-нибудь будет здесь играть, - сказал ей однажды Бертран. Варя промолчала.
Шло время. Варвара успокоилась. К ней снова вернулся аппетит, и она заметно поправилась. Как-то отец Бертрана, херр Юнг, высказал мысль, что хорошо было бы ей пойти учиться. В ответ она лишь усмехнулась: она не только не умела писать по-немецки, но едва могла читать. Бертран горячо вызвался помочь своей подруге. Теперь по вечерам они часами сидели над учебником. Но это сильно ее утомляло, - ученье не шло ей впрок.
Иногда, лежа в постели, Варя вспоминала свою прежнюю жизнь, с Андреасом. Худшее уже забылось, как кошмарный сон; зато, как наяву, она видела его грустные серые глаза, ощущала прикосновение его теплых рук, чувствовала запах его тела. Воспоминания тревожили ей душу. Вздохнув, она поворачивалась на другой бок...
Однажды, бесцельно бродя по городу, Варвара забрела в "русский" магазинчик. С порога почувствовала знакомый с детства запах укропа и квашеной капусты. В мясном отделе лежали колбасы разных сортов: "колбаса чайная", "колбаса докторская", "колбаса любительская". Варя вспомнила, как они с матерью ночью бегали встречать московский поезд, чтобы у проводниц-спекулянток купить батон колбасы.
Рядом - рыба: "треска в масле", "килька в томате", вяленая вобла, свежие караси. В кондитерском отделе тоже широкий выбор: от карамелек типа "Дунькина радость" до любимого ею шоколада "Аленка". Она набрала целую сумку - хотелось угостить "русской экзотикой" свою новую семью. Заглянула и в книжный прилавок. Пробежала глазами по ярким корешкам книг: "Чума", "Воровская любовь", "Оборотни в законе", "Менты", "Менты-2", "Менты-3"... Варя тяжело вздохнула: "Сколько же их еще будет, этих "Ментов"?
Подошла к продавщице - миловидной круглолицей девушке. Разговорились. Девушку звали Оля (что очень ей подходило).
- А нет ли у вас чего-нибудь стоящего? - спросила у нее Варвара.
- Знаете, я сейчас с большим удовольствием перечитываю Чехова, - ответила Ольга. - Хотите?
Честно говоря, в детстве Варя не очень любила читать. Но Чехова все же кое-что читала - в школе по программе проходили. Она взяла в руки сборник его рассказов. Просматривая оглавление, улыбнувшись, узнала знакомое название "Каштанка". Ей почему-то подумалось, что в их судьбах, - ее и этой собачки, - много общего...
Между тем, потеряв свою "Каштанку", Андреас вместе с ней потерял и душевный покой. Во-первых, он лишился источника существования. Но это - не самое страшное (он был еще молод и мог заработать себе на жизнь). Он потерял друга. Каштанка стала в его жизни повседневной необходимостью такой же, как, например, тарелка, из которой он ел суп, или стакан, из которого пил воду. Андреас много раз звонил ей, но она не отвечала. Во сне он шарил рукой по пустой постели и просыпался в холодном поту. Ему казалось, что он стоит на краю пропасти; еще один шаг и он свалится в бездну. Андреас метался по кровати, звал ее: "Каштанка, Каштанка". В ответ только ветер свистел в щелях его квартиры под крышей. Он не мог без нее жить. Он понял, что любит ее.
Андреас стал много пить (больше обычного). Сидя часами в "Трех апостолах", он размышлял о своей несчастной жизни, иногда плакал пьяными слезами, и они скатывались в кружку с щетины на его лице. Он решил во чтобы то ни стало разыскать Каштанку. Единственным человеком, который мог бы ему в этом помочь, была ее подруга, Оксана, но он не знал ни ее адреса, ни телефона.
...В тот вечер Андреас, как всегда, сидел в пивной, пребывая в глубокой печали. И... о, его величество, случай! Дверь отворилась, и вошла Оксана в сопровождении какого-то негра. Он обрадовался, словно выиграл миллион в лотерею. Бросился к ней, стал умолять ее, упал на колени, заплакал. (Известно, что пьяницы порой бывают через чур эмоциональны.) Даже негр был растроган, хотя он так и не понял, почему этот тип валяется в ногах у его подруги. Оксана сжалилась над несчастным и униженным и дала ему адрес Варвары.
Он быстро нашел дом, в котором жила Варя, и стал ее выслеживать. Обычно она выходила в сопровождении какого-то молодого очкарика. Но однажды ему повезло: Андреас увидел, что Варвара вышла одна. Он окликнул ее: "Каштанка". Она обернулась, узнала его. "Сейчас убежит", - со страхом подумал Андреас. Но вместо этого она, улыбаясь, подошла к нему. Уфф! У него отлегло от сердца. Они зашли в ближайшее кафе.
За столиком он горячо каялся, со слезами на глазах просил прощения, божился, что любит ее больше жизни, умолял вернуться к нему. Варвара, то есть, простите, "Каштанка" колебалась. (Но змей-искуситель уже сделал свое дело. Кто однажды отведал запретный плод, тот никогда не забудет его вкуса.) И, наконец, она согласилась. Они бежали...
Много позже, лежа рядом с ним на широкой кровати в его квартирке на чердаке, "Каштанка" вспоминала Бертрана, дом профессора Юнга и, как сказал Чехов про свою героиню, "это представлялось ей теперь как длинный, перепутанный, тяжелый сон..."