Нам, конечно, после пропущенной прошлогодней навигации хотелось продлить себе настоящую, и мы, вроде бы, пытались тянуть время, не торопились заканчивать работу, понимая ее значимость для всех, а, соответственно, и отношение к нам со стороны руководства. Но я, как командир земкаравана, у которого в подотчете и на сохранности три единицы флота да в подчинении десять членов экипажа с их семьями, знал, что скоро наступят холодные времена осени, когда Цимлянское водохранилище начнет «просыпаться» своими знаменитыми сильными и порывистыми ветрами с высокими жесткими волнами. Знал и прикинул нам примерное время окончания работы не позднее середины сентября, так как необходимо было еще пройти конвертовку и предъявление инспектору Регистра в Волгодонске для получения разрешения на переход через водохранилище. И это было еще не все, самое главное, после соблюдения всех вышеперечисленных процедур потом надо было дождаться, хотя бы, на сутки хорошей спокойной погоды и добраться благополучно до своей базы, а это становилось проблемой номер один после сентября месяца. Такова уж природа привлекательного южного края, отличающегося иногда своей непредсказуемой суровой осенней действительностью.
- В среду заканчиваем и сдаем начальнику гидроузла работу, а на четверг заказываем буксировщик для возвращения домой, - докладывал я в трубку диспетчеру движения флота в Пятиморск ранним утром понедельника.
- Вас понял, в среду сдаете работу, на четверг «Перекат» для буксировки. Собираете «по-канальски»? – спросил у меня в свою очередь диспетчер.
- Да, конечно, как положено, - ответил я, услышав утвердительный вердикт, и положил трубку.
- Все, уезжаете? – удрученно спросил меня Вакула, когда я закончил доклад диспетчеру. – Жаль.
- Да, Володька, уезжаем, не поминайте лихом, работай и больше не пей, жизнь-то продолжается и она всего одна, - вздохнув и похлопав начальника вахты по мускулистому флотскому плечу в неизменной тельняшке, ответил я…
В ночь со среды на четверг появился на горизонте наш буксировщик, вернувший из отгулов механика с женой и привезя с собой мешок новостей. Оказывается, в управлении шли перестановки инженерного состава, управляющего флотом, и меня уже ждали на берегу для перевода на другую должность. А мне так хотелось отдохнуть после тяжелой навигации, последней, возможно, моей навигации в карьере, тем более мы заработали кучу отгулов. Хотелось сделать дома ремонт и съездить в гости к кому-нибудь. Ну, да ладно, надо было еще не растерять в Цимле и благополучно до дома довести караван, а осень что-то холодная наступила, резко и неожиданно, как бы ни зависнуть из-за нее в Волгодонске на всю зиму.
Пока нас вели до водохранилища, мы провели подготовительные работы для Регистра, приготовили документы и задраили трюма. В порт Волгодонска мы зашли во всеоружии, с закрытыми окнами брандвахты и задраенными трюмами на всех трех единицах, я с заявкой на осмотр и папкой документации отправился в кабинет инспектора, находящийся в управлении портом...
После осмотра и исправления недоработок, через двое суток земкараван получил разрешение на разовый переход, да только погода сильно испортилась и на водохранилище задул затяжной низовой ветер, поднявший на широких местах зеркала воды полутораметровые волны. Нам иногда казалось, что природа собрала над морем все грозовые тучки юга и специально понизила слегка температуру воздуха, что даже крупным судам не всем диспетчер разрешал выходить из аванпорта, не говоря уже о нашем караване. Началось время долгого и нудного ожидания, которое могло продлиться неделю и больше, такова жизнь, пришлось ждать…
Однажды, сидя в рубке и посматривая на водную даль водохранилища, кусочек которого можно было созерцать, стоя у причальной стенки грузового участка порта, я с горечью думал, что вот она, последняя навигация, шестнадцатая на моем флотском пути. И когда они успели, эти шестнадцать, пролететь, было же время середины восьмидесятых, было и моя самая первая, веселая, молодая, задорная навигация курсанта, закончившего третий курс речного училища…
- Вовка, куда места берем работать? – спросил я своего закадычного дружка, Вовку Миронова, стоя у стенда с местами распределения на плавательскую практику мотористами-лебедчиками земснарядов.
На дворе стояло начало весны одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. В так называемой третьей столице Союза, а по совместительству и столице всей Волги на улицах убрали весь снег, что бы не случилось вселенских потопов при наступлении настоящего весеннего тепла и машины вместе с пассажирами не поплыли по мостовым вниз, в волжскую даль. Мы, курсанты третьего курса путейского отделения, только что вышли на экзаменационную сессию перед отъездом на навигационную практику, которая сулила нам рядовые должности на судах технического флота всей необъятной Страны Советов. На стенде красовалась вся обширная география рек, от Лены до Невы, от Печоры до Кубани, включая северные и южные края, а практика должна была длиться от начала апреля до конца ноября, настоящая полная навигация со всеми вытекающими из нее последствиями.
- Да поехали на юг, там тепло, навигация длинная и денег подзаработаем, - спокойно ответил мне потомственный речник Вовка, - вот, смотри, Волгоградский техучасток, мест много, поехали, - и он ткнул пальцем в пятую строку списка.
Место было достаточно привлекательным для тех, кто хотел погреться под южным солнышком, но мы с другом по совокупности набранных за три года баллов за учебу и поведение во всем курсе входили в первую пятерку и имели возможность еще взять направление, куда хочется, а не что останется последним. Поэтому выбор и был за нами, а не за оставшимися местами.
- Слушай, город-герой, поехали, - согласился я.
На том и порешили, а через полмесяца, благополучно сдав экзамены, уже с билетами в руках сидели в плацкартном вагоне поезда дальнего следования. Для нас обоих, молодых и неженатых парней, это было первое большое самостоятельное путешествие да еще и на работу в должностях, да еще с хорошей зарплатой, о которой мы, конечно же, узнали позже. Душа ликовала и кусала ногти, хотела и боялась, переживала и наслаждалась, мечтала и…
- Так, ребятки, на один земснаряд не получится вам попасть, Миронову уже есть восемнадцать и можно на ночной вахте стоять, а Климову пока нет. Поэтому первый пойдет на черпаковый «Волжский-511», который через два дня уходит в навигацию, а второй на землесос «Ока», базирующийся в затоне Красноармейска и находящийся до середины мая на ремонте, - вынес свой вердикт спокойный старичок, начальник отдела кадров Волгоградского техучастка, когда просмотрел все наши документы…
- Блин, разлучили, ну, что поделаешь, придется постигать разные способы багермейстерского искусства, - констатировал я факт, выйдя из управления.
- Ничего страшного, - буркнул Вовка, - наработаемся еще вместе…
Через три дня мы расстались и, как оказалось, на всю эту длинную южную навигацию, до самого возвращения глубокой холодной осенью в училище на последний четвертый курс…
Большой трехпалубный современный землесос серым красавцем Чехословацкой постройки и производительностью две с половиной тысячи кубов показался мне океанским лайнером, напичканным электроникой и всевозможными мигающими датчиками, сильными импортными дизелями, расположенными в двух машинных отделениях. Посетив все это и увидев своими широко распахнутыми глазами, мне уже с первого дня захотелось поскорее пойти в свою первую полноценную навигацию в официальной должности на такой мощной речной машине, посмотреть, как она себя чувствует на водных просторах низовьев Волги.
- Привет, ты с какой роты? – спросил меня высокий пухловатый парень с кудряшками на голове, лет тридцати.
- С семнадцатой, - спокойно ответил я.
- Я тоже ее заканчивал в семьдесят шестом, Алексей Владимирович Лебедев, сменный механик, - и он дружелюбно протянул мне ладонь, - будем знакомы…
Знал бы я тогда, в один из первых дней начала своей плавсоставской карьеры на речном флоте, что этот добродушный молодой человек станет моим главным помощником во время работы, хорошим и грамотным наставником в постижении флотских наук и старшим другом, который впоследствии поможет мне написать отчет по практике и подпишет его. Отчет, за который мне поставят «отлично» на государственном экзамене и признают его одним из лучших по содержанию на всем курсе. Спокойный, добрый, мягкий и в тоже время, требовательный наставник своим заботливым, почти отеческим и в тоже время поучительным отношением поможет мне влиться в большую семью, зовущуюся «речной флот России», в которой я живу уже не один десяток лет. Это его дружеское расположение, практически, и станет для меня тем самым толчком, можно сказать, «пинком», в лучшем его смысле, который поспособствовал дать правильное и ускоренное направление в выборе будущего, в чем я ни на сантиметр не ошибся тогда и ни на грамм не сомневаюсь сегодня. Огромное спасибо за всю мою длительную и поступательную карьеру тому самому сменному механику землесоса «Ока» - Лебедеву Алексею Владимировичу…
- Как учеба, как жизнь в доме курсанта, - его, горьковчанина по малой Родине, интересовало все, что касается оставшегося на всю жизнь в сердце родной «Кулибинки»…
В течение навигации я часто и долго рассказывал ему о нашем житие-бытие, когда мы стояли на ночной спокойной от судов и людей вахте, в темной рубке, освещаемой разве что лампочками и электронными датчиками, и монотонного покачивающейся в такт главного двигателя и грунтового насоса. Приятно было вспоминать общих знакомых из числа командиров рот и преподавателей, он делился со мной своими воспоминаниями о юных проделках своей курсантской молодости, а я рассказывал, как в восьмидесятые годы «развлекаются» курсанты речного училища. Время не стояло на месте и глупости, впоследствии вытекающие некоторым ребятам «боком», мешали им спокойно жить и учиться, в каждом курсантском потоке были такие разгильдяи, портившие свое будущее и трепавшие нервы седовласым и безусым наставникам…
Да, хорошая и запоминающаяся получилась моя первая навигация, много поучительных моментов, как положительных, так и отрицательных, оставила она в моей голове вместе с приобретенными навыками дноуглубительного и механического искусства. Там научили меня сращивать троса и заплетать гаши на буевых концах, стоять в рубке на багермейстерской вахте и водить двухсотсильную мотозавозню, там же пытались научить есть черную осетровую икру, которая мне совершенно не понравилась... Да много еще чему полезному научила меня первая практика, тому, что очень и очень в дальнейшем пригодилось во время длительной работы в командных должностях и в обучении всему этому других.
Там же и украл у меня один «дружок», сосед по каюте, конспект по тому самому дноуглублению, да ладно, что вспоминать, лишь бы ему впрок пошло чтение моих разноцветных записей, я-то свой государственный экзамен сдал…
И, по-моему, до сих пор сдаю этот самый государственный экзамен на благо речного флота России…
- Стас, ты что застыл, как изваяние? - в рубку тихо зашла Оля, моя Любимая Оля и потрепала меня по плечу.
- А? – очнулся от своих воспоминаний я. - Ты что-то сказала?
- Да я уже минуты две пытаюсь тебя оторвать от твоих мыслей.
- Да я так, повспоминал прошлые годы и первую поездку в Волгоград на практику. Помнишь, я летом прилетал в отгулы, а всю навигацию мы с тобой переписывались письмами?
- Конечно, помню, - ответила она и нежно меня поцеловала, - а ты что вдруг об этом?
- Да вот, первая, кажется, только недавно была, а сегодня, можно сказать, последняя по течению Дона сплыла, шестнадцать лет уже пролетело, тяжко и грустно. Что дальше будет, одному Богу известно.
- Все будет хорошо, ты же с образованием, опытом и знаниями. У тебя все получится на берегу, мы с детьми будем тебе помогать…
«Мы с детьми будем тебе помогать» - эти слова моей супруги я помнил, помню и буду помнить всю свою оставшуюся жизнь, нам оставалось жить вместе меньше года, меньше года…