Предыдущие главы: http://www.proza.ru/2016/08/04/1630
***
Хотелось убежать отсюда, не забирая вещей. Эти руны каким-то образом приковывают к себе внимание настолько, что невозможно думать ни о чем другом, что сознание затемняется, а воля – притупляется. Если и вправду эти символы имеют такую власть над людьми, хотя я до сих пор не мог в это поверить, то как это действует? Ведь вчера было еще все нормально, вчера я вполне себе спокойно читал этот манускрипт и, несмотря на то, что прекрасно видел и даже рассматривал эти знаки, то чувствовал я себя спокойно и был собой.
Да, но со вчерашнего дня многое изменилось. Pan Jakub встретил меня и рассказал свою историю об умерших друзьях, попросил меня помочь ему. А потом я узнал, что он, возможно, недоговаривает, а, может, и лжет, что он имеет какую-то собственную цель. Что ради сохранения этой цели в тайне он способен убить – правду говоря, это слова Карола, но они тоже не лишены здравого смысла. А этот животный страх потери Вероники? Я просто накручиваю себя, пугаюсь так, что поддаюсь влиянию таинственных образов: древняя книга, чувство опасности, древние символы – это все аттрибуты загадочных приключений. Наверняка моя депрессия имеет с этим всем что-то общее. Нужно успокоиться и попытаться найти всему рациональное объяснение.
Но этого не произошло – моя воля снова взбунтовалась и зажила собственной жизнью, подавляя мои желания и рациональное мышление.
Я снова перелистывал блокнот. Когда я перерисовывал вчера руны, то делал пометки в тетради – рядом приписывал номер страницы в манускрипте. Теперь с помощью такого оглавления элементарно просто найти соответствующую запись. На пятьдесят третьей странице пергамента просматривался едва заметный, и то при содействии мощного увеличительного стекла старопольский текст. Надев интеллигентные очки с желанием сфотографировать страницу, я с удивлением обнаружил еще одно чудесное их умение: все настройки по фильтрам и контрасту сохранялись даже тогда, когда приложение, делающее фотографии, было закрыто, то есть линзы пропускали через себя свет таким образом, что я очень четко видел бледно-желтые оттенки, а весь фон был угольно-черным. Таким образом снимки были просто не нужны.
Польский текст, светящийся белесой дымкой, оказался отрывком из какого-то дневника.
«Года Господнего 1576 дня второго февраля каракка „Gloria Deus” господина Guusa Meеuwisa получила пробоину в правом борту немногим выше ватерлинии, вероятно вследствие столкновения с горой ледовой, которая повстречалась нам вчера на пути, и нам пришлось изменить курс, отклоняясь на 10 градусов от течения, изобилующего восхитительной по вкусу рыбой. Никто еще не заплывал так далеко, в эти холодные синие просторы, эти воды еще никогда не видели кораблей, ни один человек еще не потревожил бесконечную водную гладь, никто еще не видел эти переплетения тысяч божественных огней, застывших на шелковом полотне ночи.
Иногда, залезая на бушприт по грубым тросам из конского волоса и усаживаясь в корзине, я вглядываюсь в нескончаемый горизонт, шумящий в парусах неукротимый ветер, барашки далеких волн и задумываюсь, как, пожалуй, необычно и зрелищно выглядит наша двадцатиметровая шхуна здесь, как маестатично должны выглядеть брамсели на фоке и гроте, гордо рассекающие воздух.
А потом это чувство проходит – глаза неизменно отказываются охватить весь простор океана, и гордость отступает, даря ее место страху. Люди должны быть самыми безрассудными существами, когда-либо ступающими по земле, ведь никто иной на свете не садится добровольно в луковичной формы деревянное корыто, закругленные борта которого загибаются внутрь, и не пускается в бессмысленное плаванье вдаль от Родины.
Но господин Meеuwis наслушался в Duynkercken рассказов об огромных рыбах и отправился в аферное путешествие, дабы изловить неизвестное создание и окрыть себя славой первого рыбака.
Я присоединился к нему в Гданьске, где он набирал команду, поскольку многие члены предыдущей погибли из-за разгулявшегося шторма, и чинил свой корабль. Уже через месяц мы огибали побережье Королевства Шведского и выплывали в неизведанные просторы...»
Следующие страницы дневника нашлись только в середине книги, на странице сто семьдесят третьей.
«Шторм был страшный. Целую ночь команда храбро сражалась с волнами, намеревающихся смыть нас вместе с кораблем в морскую пучину и поглотить нас живьем. Дождь лил немилосердно, оттого удерживать каракку на плаву было гораздо труднее. Наконец, наш капитан, отчаявшись спасти целостность шхуны, да и вообще корабль, приказал убрать паруса и молиться Богу за спасение. И первое, и второе мы выполнили с надлежащей тщательностью и внимательностью, однако ни первое, ни второе не помогло. Загребая воду, корабль дико раскачивался и новоровил уйти под воду без единой пробоины, такие волны бушевали...»
Новые обрывки показались уже спустя пять листов.
«Когда тучи, наконец, рассеялись и наступила долгожданная ночь, мы не поверили своим глазам, так что господин Meeuwis, старый опытный мореплаватель, способный по одному только положению Ursa Minor, Полярной Звезде, обнаружить, где находится, побежал в свою каюту за астролябией. Хотя и так было все понятно: шторм, будоражущий нас три дня и ночи подряд, отдалил нас далеко на восток, в земли неизвестные и никем не занятые. Никто тут не плавал, никто не жил, ибо не приспособлен человек для таких морозов и для такого одиночества.
Мораль команды была подорвана и, признаюсь, мне самому было ужасно грустно и страшно, ведь собирались мы охотиться на таинственную огромную рыбу и заниматься рыболовством, а не затеряться в необозримой водной пустыне.
Путешествие длилось уже несколько месяцев, и запасы таяли, будто не была эта копченая свинина, засоленная рыба, капуста, пшеница и фрукты, а ледяные глыбы, выставленные на палящее июльское солнце. Даже удивительные огни, которые сами собой иногда зажигаются в море, не утоляли привычной уже тоски.
Оплакав товарищей, которых трехдневная буря унесла с собой, мы после скудного обеда принялись обсуждать, что нам следует предпринять. Многие, практически потерявшие рассудок и волю к жизни, предлагали плыть на юг – к таким же холодным и жестоким берегам Царства Московского. Я высказался за возвращение к восточным землям Королевства Шведского, что немногие поддержали, но капитан принял это заявление с величайшим удовольствием, ибо сам склонялся к таком исходу событий...».
Продолжение нашлось только в конце “Medicinae plantarum”, на странице двести сорок шестой.
«Оказалось, что решение капитана отклониться от желаемого курса, было подарком Фортуны, долгое время нам показывающей строптивый и недружелюбный характер, такая она, природа недоступных богов и богинь. Сегодня дня Господнего седьмого февраля года 1....6, в полупрозрачной дымке тумана, когда только взошло Солнце, показалось нам нечеткое очертание берега. Радости среди команды не было предела. Нефортунное почти трехмесячное путешествие, не принесшее желанного улова, радости от мореплавания, денег и познания, зато с обилием познакомившее с лишениями, смертью, голодом, пробирающимся под кожу и в кости холодом, страхом, завладевающим сознание, подарило, наконец, желаемую сушу. Сверкающий в утренних багровых лучах солнца снег и ледяные глыбы быстро уняли всю жизнерадостность. Нашим изможденным взорам предстал не краешек земли, на котором можно найти спокойствие и отдых, но злобное пространство, готовое убить нас своим холодом и оставить нас же единственными свидетелями этой морозной ауры.
Это забрало у нас всю жажду жизни и выживания, благодаря которой мы все еще существовали и которая была для нас тем светом маяка, способным внушить в нас желание вернуться к родным и близким, друзьям и к знакомым, к тому привычному когда-то образу жизни.
Однако капитан питал еще надежду увидеть берега, родные ему. Он приказал высадиться на ледовую скалу и приступить к поиску пропитания и ресурсам для починки корабля, поскольку пробоина, хоть и залатанная тем, что оказалось под рукой, явно бы не пережила следующего шторма, что оказалось бы для нас верным пропуском в мир, откуда нет возврата.
Находясь еще на расстоянии около пяти миль от острова, мы могли рассмотреть его с удивительной легкостью. Господин Meeuwis смотрел на сушу сквозь подзорную трубу, но она была избыточна, ведь чтобы рассмотреть глубоко врезанные в береговую линию заливы и fjord’ы, с этой позиции хватало одних только глаз. Высокое побережье покрыто было либо скалами, либо толстой ледниковой скорлупой, выходящими просто в морозные объятия океана. Лед и грубые скалы, ровно как и волны, светились прозрачным багрянцем.
А над ними, словно Атлас, подпирая кровавый небосвод, вырастали едва видимые сквозь серую вуаль темных туч, подобных воздушному водовороту, цепи высоких мощных гор с плоскими, будто разорванными сильными ветрами, множественными вершинами. Унылая атмосфера вовсе не придавала нам сил и уверенности, но осознание того, что ноги, наконец, дотронутся не раскачивающейся зыбкой поверхности палубы, но твердой непоколебимой земли, дарило нам странную надежду.
Последовав приказу капитана, мы, когда „Gloria Deus” приблизилась к острову возможно близко, поскольку помощник господина Meeuwisa, Karl Eizenberg, немец по происхождению, боялся подводных рифов или скал, повреждение от которых определенно мы бы не смогли исправить, сошли на шлюпки и начали грести в сторону берега, наиболее лишенного обледенений. Когда до острова оставалось несколько десятков футов, мы увидели очередное волнующее зрелище. Побережье состояло из террас, возвышающихся одна над другой, словно лестница для великана. Это поразило нас безмерно, и у меня сердце начало биться удивительно быстро.
Сойдя на каменистый шершавый берег, покрытый пористым колким камнем, капитан разделил нас на три отряда, и приказал осмотреть эту часть долгожданной земли. Остальные ждали с нетерпением и в ужасном расположении духа на палубе каракки под предводительством Karlа Eizenbergа.
Не нужно было идти слишком долго, чтобы понять и принять очевидное – здесь нет места для живых существ. Вечно промерзшая земля уходила, похоже, на многие футы в глубину. Ужасно низкая температура, к сожалению, сотворила так, что жизнь тут проходит очень медленно, будто сама природа погрузилась в вечный сон. Не было тут привычного разнообразия восхитительных растений, нет – большинство земли и скал, свободных ото льда, порастали редко и без особого желания, будто будучи на изгнании, серовато-зеленый мох, одинокие грибы и блеклые маленькие цветы с такими же маленькими лепестками и короткими побегами. Не было тут ни деревьев, ни кустарников, а странные растения, похожие на миниатюрные вербы и березы, не превышали высотой нескольких дюймов и плелись по скалам как плющ. Самыми высокими растениями были на этом месте разные виды трав, доходящие по середины щиколоток. Тут царствовал ветер, разносящийся мощными сильными порывами по всей безлюдной территории, лишая нас, бедных затерявшихся путников, последнего тепла и последней дотлевающей надежды.
Я шел неспеша, разглядывая такой чужой, такой лишенный жизни мир, удивляясь, что Бог мог создать такое неприспособленное для существования место. И в это же мгновение, с истошным криком сотен голосов, из, зависшего над расколотыми вершинами близкого взгорья, тумана, вылетело черное облако птиц, устремившихся к морю. Это было невероятное зрелище, достойное уважение – крылатые создания облюбовали затерявшийся в морской пучине кусочек суши. И почти в этот же момент мое внимание привлекли неизвестные мне огромные животные. Неповоротливые, блестяще-серого цвета, они были похожи на гору pudding’a с глазами и, похожими на кошачьи, усами. Звери лежали у берега, их лапы были похожи на утиные или гусиные и издавали они странные горловые звуки. Правая рука моя непроизвольно сжалась на рукоятке мушкета, а левая одним только прикосновением проверила, что запаса пороха и пуль хватит, чтобы убить шесть или семь тех животных, что бы означало провиант на около месяц путешествия, ведь желание мое вернуться на Родину возродилось из пепла отчаяния.
Осмотревшись по сторонам, я заметил два нечетких силуэта, отдаляющихся в сторону взгорья и вовсе не заинтересованных исследованием побережья. Вдохновленный этим, я пробежал возможно бесшумно по мелкой гальке и спрятался за высоким шероховатым камнем у взгорья. Удивительные животные как раз, двигаясь неуверенно на четырех лапах мелкими подскоками, направлялись к воде. Осмелев, я подобрался к месту их лежбища, сообразив, что, пока животные будут находиться в воде, выстрелить в них будет гораздо проще. Но, значительнее, чем эти создания, меня озадачило и привело в восторг другое – белые, толстые клыки, лежащие на берегу. Я сразу же набил ними матерчатый мешок, висящий у меня за спиной, ведь эти клыки с виду напоминали драгоценную слоновую кость. Что, если эти животные – неизвестный вид слонов?
Из моря на побережья выходил как раз один из зверей. Не теряя ни мгновения, я вытащил мушкет из-за ремня, достал из кармана кусочек кремния, прицелился, выбил искру – и с оглушающим хуком поле зрения заволокла серая обгоревшая пелена дыма, разносящая эхом первый на этом острове выстрел. Животное лежало в пятнадцати шагах от меня, все еще с открытыми глазами, все еще дышащее, но оно непременно умрет – с пулей в груди не живут долго. Быстро разошедшийся по воде отзвук выстрела распугал остальных зверей, и они скрылись в волнах, а затем уселись на скалах в шестидесяти футах от берега, нервно о чем-то переговариваясь своими низкими голосами.
Я хотел подойти к добыче. Но свет вдруг начал пропадать – солнце что-то съедало, его сияние начало уменьшаться и таять. Не зная, что делать, я оставил зверя на берегу – и так бы я не смог самостоятельно дотащить его до шлюпок – и бросился за камень, чтобы забрать мешок с клыками и кинуться наутек. Но за камнем я подскользнулся на скользком мху, и не успев сообразить, что происходит, провалился куда-то. На самом деле оказалось, что камень отбрасывал тень на вход в пещеру, теперь же света не было, и во мраке неширокое отверстие было хорошо видно.
По дну пещеры с едва уловимым шорохом тек ручей, отбрасывающий в темноту тот немногий свет, что еще остался на поверхности земли. Вскоре солнечные лучи снова стали освещать мир вокруг, и в гроте стало светлее. На неровных стенах хорошо были заметны вырезанные в камне странные знаки. Заинтересованный еще сильнее, ибо значило это, что когда-то люди побывали на этом острове, я достал несколько обрывков пергамента и уголек для рисования и стал покрывать увиденными символами бумагу. Шагов через двадцать или тридцать коридор пещеры расширялся, образуя полукруг шириной в двадцать футов. Потолок тонул во мраке, а с него миниатюрным водопадом лилась вода – вот что давало начало ручью. В центре полукруга располагалась постройка из массивных каменных блоков, каждый из которых покрывали таинственные надписи или одиночные символы...»
Я уже думал, что не найду продолжение удивительной истории, но на триста девяносто четвертой странице появилась очередная запись.
«Капитан Meeuwis был вне себя от счастья, когда девятилетний помощник повара, мой вечный должник и брат по чувству долга, храбрый и удивительно смекалистый Tomas Junggers рассказал ему историю о том, как он спас меня. Заинтересованный выстрелом, он сбежал по наклонному обрыву скалы, едва ли не ломая шею от падения и покрывая ноги ссадинами. Мальчик увидел на берегу тело диковинного зверя и потревоженную от моего падения гальку. Взрослый бы этого не заметил – мы слишком самолюбивы, чтоб посвящать свое внимание пустякам и мелочам, но мальчик заметил, и я благодарен ему за это всей душой, ведь до выхода из пещеры мне было не добраться – он был слишком высоко, и никакой возможностью вскарабкаться туда я не обладал. Tomas, как оказалось, имел при себе длинную веревку, один конец которой он обвязал вокруг камня, а другой, узнав меня на дне грота, спустил вниз.
Обрадовался капитан еще и потому, что мясо застреленного мною животного оказалось съедобным, а когда я показал ему мою находку, то вся команда признала, что денег, вырученных за продажу шкур, мяса и костей этих зверей с лихвой хватит не только на новую вылазку на остров, но и вполне зажиточное проживание в любом крупном городе. Господин Karl Eizenberg также объяснил, что странное сегодняшнее событие – недостойное волнения явление у небесных светил, и что пугаться нечему. Я же почувствовал себя настоящим трусом. Ближайшей ночью я с позволения капитана измерил положение острова с помощью его астролябии и записал к себе в дневник...»
А под этой записью было видно несколько знаков и ничего мне не говорящие цифры.
Сняв интеллигентные очки, я бросился к книжным полкам и стал перерывать энциклопедии по астрономии. Достаточно быстро я нашел, что странные символы – это обозначения небесных тел. Полумесяц, лежащая на окружности и крест – это Меркурий, окружность и крест – это Венера, окружность и стрелочка, направленная вправо и вверх – это Марс, а особым образом нарисованная четверка – это Юпитер. Но ни в одной книге здесь я не нашел, что такое «выхватыватель звезд», астролябия. Хотелось найти этот остров, даже не хотелось – мне нужно было его найти, и даже координаты его были известны, что означало: не нужно высматривать подобные очертания в многочисленных скандинавских островах. Но как мне понять, каким образом преобразовать эти знаки и числа в принятую сегодня систему определения объектов с помощью долготы и широты?
Способ пришел в голову сам собой: нужно попросить помощи у Элизы. Она же учится на втором курсе астрономии, наверняка знает, как мне провернуть задуманное. Но вот только номера ее у меня нет. Сто процентов есть у Вероники или Каролины.
Упоминание о Вере заставило меня застыть не месте. Черт подери! Что делать с panem Jakubom? Я же не собирался впутываться во все это больше, чем надо. Нужно было так мало – не трогать и не использовать эти чертовы очки. Если Карол прав, и он работает с кем-то сообща и хочет найти остров, а, скорее всего, - ту постройку в пещере на неизвестном острове, то я – ненужный свидетель. Кроме того, я знаю слишком много. Судя по всему, здание – дело рук викингов. Они плавали повсюду – завоевали французскую Нормандию, атаковали племена на территории Англии, некоторые теории даже говорят, что они были правителями Киевской Руси. Викинги открыли Гренландию, им приписывают основание поселений в Северной Америке. Поэтому они могли без особых трудностей обследовать и поселиться где-нибудь в восточных районах Арктики и хранить награбленные со всей Европы сокровища на подобных безлюдных островках в пещерах. Почему нет? Если я до этого додумался, то pan Jakub мог знать об этом все время и все, что ему нужно – координаты клада. Я совершил страшную оплошность.
В эту же секунду в голову пришел план. Интеллигентные очки – просто орудие, так как они не имеют собственной памяти, то есть одна-единственная фотография, сделанная ними, хранится у меня в телефоне. Так как соединение идет через bluetooth, то, даже если предположить, что в очках установлена программа, приказывающая передавать файлы автоматически на указанное устройство или адрес, то она в этом случае бессильна. Так что удаляем изображение, возвращаем очкам фабричные настройки и говорим мужчине, что они все время спокойно себе лежали в сейфе.
Повозившись несколько минут, я нашел в интеллигентных очках нужную опцию и выбрал «Возврат к фабричным установкам», потом, немного успокоившись, сложил блокнот и цилиндрический очечник в рюкзак, навел на столе порядок, уложив книги стопкой, и нажал сигнальную кнопку.
Pan Krzysztof пришел через пару минут.
-Вы сегодня удивительно долго работаете,- заметил он с улыбкой, укладывая рукопись обратно в коробку из плотного белого картона. – Как там ваши открытия?
-Все нормально,- ответил я неуверенно, выходя из комнаты и подойдя к столу с сейфом, показывая тем самым, что не настроен на разговор.
Библиотекарь слегка скривился, но ничего не сказал.
Получив обратно свои вещи и разложив их по нужным карманам, я немедленно отключил bluetooth в телефоне. Было уже почти шестнадцать часов, когда я выходил из библиотеки в промозглый и влажный воздух. Я оглянулся по сторонам, нервно высматривая мужчину в серой потертой куртке и в шапке, но никого похожего я в горстке прохожих не заметил. Подумав, что он, как вчера, окликнет, когда я буду садиться в машину, я неспеша, хотя отчаянно желая быстро и незаметно прошмыгнуть в audi, подошел к автомобилю и сел за руль. Никто ко мне не подошел, никто меня не окликал, никто не постучал в стекло. Уставившись в стекло заднего вида, я сидел, не двигаясь, две минуты, пока не понял, что разговор с panem Jakubem отложен, и не поехал в сторону Bramy Oliwskiej.
Попетляв с пятнадцать минут узкими уличками, я успокоился окончательно и позвонил Каролине.
-Занята? – спросил я, услышав ее звонкое „Hallo”.
-Нет. Только что приехала домой с библиотеки. Представляешь, решила пересилить себя и просидела над книгой пять часов. Спасибо, кстати говоря, что ты согласился поменяться. У меня все замечательно. Надеюсь, ты не слишком мучаешься из-за ботанического сленга Средневековья.
-Это, скорее, эпоха Возрождения,- заметил я. – Ты не могла бы мне скинуть номер Элизы?
-Да без проблем,- ответила Карола. – А зачем тебе, если не секрет.
-Она – наша подруга,- нашелся я. Признаться честно, то секунду назад я и понятия не имел, как аргументировать этот звонок, - сейчас же повод нашелся сам собой. – Кроме того, Вера говорит, что у них – настоящая любовь.
-Вот уж удивительно, да,- подтвердила Каролина. – Никогда бы не подумала, что он найден себе такую классную девушку так быстро. Считала, что Карол скорее попадет в Книгу рекордов Гиннеса, чем в кандидаты в мужья. Ну что ж, люди ошибаются. Тебе на Viber скинуть? Или по-дедовски – sms с номером выслать?
-Давая по-дедовски,- выбрал я второе, потому что боялся подключать пока телефон к интернету – мало ли что.
-Ну все, лови.
-Спасибо.
Быстро скопировав номер Элизы, я ввел его в телефонную книгу и набрал вызов.
Вместо гудков полилась бетховенская пьеса «К Элизе».
-Да,- заговорил немного испуганный голос.
-Элиза, это Марчин, друг Карола. Мы вчера ви...
-Да-да, я помню. Тебе что-нибудь нужно?
-Вообще-то, да. Только, прошу тебя, пусть Карол ничего не...
-С этим труднее – он сейчас сидит в одной комнате со мной.
-А...
-Не переживай. Он уже полтора часа что-то строчит в своем ноутбуке, и я не могу понять, что именно.
Да уж, все преимущества управления компьютером с помощью текстовых команд теперь стали для меня очевидны.
-Мы можем встретиться?
-Давай в “Manchattanie”. Через полчаса? Нормально?
-Да, идет.
Элизу было тяжело не заметить. Ярко-фиолетовые волосы постепенно меняли оттенок и становились синевато-аквамариновыми, переходя на кончиках в черный. Приятные мелкие, слегка эльфийские черты лица притягивали и завораживали. Светлый голубой свитер и темные джинсы каким-то удивительным образом прекрасно сочетались с грубыми мартенсами, будто девушке захотелось придать некой твердости в свой беззащитный и милый образ.
-Привет,- сказали мы одновременно.
-Что тебя приводит к молодой девушке, девушке твоего друга?- спросила она с неопределенной интонацией, то ли заинтересованно, то ли язвительно.
-Что тебя заставляет соглашаться на встречу с другом друга, который приходиться тебе парнем?- отбил я мяч. – Зайдем в “Starbucks”?
-Только ничего не заказывай,- кивнула она, усаживаясь за столик сразу при входе,- не люблю пить здесь кофе. Кроме того, эту фирму обвиняют во многих грехах против экологии, особенно за вырубку дождевых лесов, так что просто посидим и обсудим твою проблему.
-Откуда ты...
-Люди, которые звонят, неизвестно откуда получив номер телефона и начинающие разговор, объясняя, кто они такие, обычно нуждаются в помощи. А я просто хочу помочь другу моего молодого человека,- пояснила она с невероятной легкостью, всматриваясь в меня карими глазами.
-Увидительно,- пробормотал я. – Только можно одну договоренность, прежде, чем...
-Какую?
-Позволяй мне договаривать предложения.
-Ладно. В чем твоя проблема?
Я достал из рюкзака блокнот, раскрыл на нужной странице и подал Элизе.
-Можешь мне найти это место?
-Wow!- восхитилась она. – Никогда бы не подумала, что увижу подобное не на лекции по астрономии.
-Вы в университете определяете координаты с помощью астролябии?- удивился я. – Я думал это дело древности.
-Во-первых,- сказала Элиза, улыбаясь и испытывая неподдельный интерес,- астролабония, с греческого...
-«Берущий звезды»,- сказали мы хором.
-А неплохо, господин студент классической филологии,- похвалила меня девушка. – Только я тоже прошу о привилегии давать мне договаривать фразы, okej. Так вот, это прибор для определения широты и основан он на принципе стереографической проекции. То есть способа наносить объекты трехмерные таким образом, чтоб на бумаге они были так же достоверны. Измерив высоту Солнца или другой звезды с помощью алидады, визирной линейки с диоптриями, поворачивают паук, это прозрачная пластина с картой звездного неба, чтобы изображение точки эклиптики, в которой Солнце находится в данный момент года, попало на изображение альмукантараты – параллели - соответствующей этой высоте. При этом на лицевой стороне астролябии получается изображение неба в момент наблюдения, после чего определяется азимут светила и точное время, а также градус эклиптики, восходящий над горизонтом.
-Звучит непонятно,- заметил я.
-Только для студентов классической филологии,- рассмеялась она. – Я тебе помогу, только почему ты просил не говорить мне об этом Каролу?
Я снова почувствовал укол предательства. Непонятно зачем, я дальше раскапываю эту историю, подвергая собственных друзей опасности.
-Я не могу сказать,- честно ответил я, не зная, что выдумать.
-По крайней мере – честно. У тебя есть ручка или карандаш? Тут нужно провести несколько расчетов.
Я секунду повозился с рюкзаком и подал Элизе авторучку.
-А как ты определишь координаты, если ты только что сказала, что астролябия показывает изображение неба?
Девушка, высунув слегка язык, сначала что-то вписывала в калькулятор в смартфоне, а потом, покрывая лист блокнота медленными неаккуратными записями, пояснила:
-Основой классической астролябии служит «тарелка» - круглая деталь с высоким бортом и подвесным кольцом для точного размещения прибора относительно горизонта. В нее вкладывается круглый плоский диск, на поверхности которого нанесены точки и линии небесной сферы, сохраняющиеся при ее суточном вращении – это находящийся в центре полюс мира, концентрические ему окружности небесного экватора, северного и южного тропика, прямая вертикальная линия небесного меридиана и альмукантараты, точка зенита и азимутальные круги.
На тимпан, этот плоский диск, накладывается «паук» - круглая фигурная решетка, в которой указано расположение самых ярких звезд, расположенных севернее южного тропика. На нем обозначен также зодиакальный круг со шкалой, показывающей годовое движение солнца по эклиптике. Некоторые шкалы даже показывают неравномерность этого годового движения.
-То есть ты хочешь сказать, что Земля не движется с одинаковой скоростью вокруг Солнца?- опешил я.
Элиза странно на меня посмотрела, ее левая рука прекратила выписывать какие-то формулы, похоже тригонометрические.
-Ты этого не знал? А, может, тебе еще неизвестно, что земные сутки не составляют ровные двадцать четыре часа, из-за чего у нас появляются високосные года?
-Извини,- пробормотал я.
-Да ладно,- она звонко рассмеялась, снова принимая обычное веселое выражения лица,- повелся. Ты невероятно наивен. После установления решетки в вертикальной позиции,- продолжила она вычисления, практически не отводя глаз от меня, только изредка посматривая, чтобы цифры и буквы не разлетались по всему листу,- и после установления указателя на выбранное небесное тело считывался угол на делении на верхней четверти решетки. Астролябией пользовался даже Mikołaj Kopernik. Первыми ее использовали арабские мореплаватели уже в восьмом веке. В Европе она появилась только в четырнадцатом веке, а широкое употребление она нашла в пятнадцатом. Только изобретение в восемнадцатом веке секстанта и хронометра позволило европейцам революционировать навигацию и раскрыть совершенно новую главу в мировом мореплавании.
Ну вот. Триангуляция готова.
-Триа... что?
-Это такой метод определения местоположения объекта по трем другим объектам, координаты которых известны. Простейшая тригонометрия. Ну а беря во внимание, что с этого объекта наблюдали сразу за шестью небесными телами, Меркурием, Венерой, Марсом, Юпитером, Полярной Звездой и Луной...
-Подожди, прервал я,- там не было записей о...
-Да, не было. Полярная Звезда и Луна не были обозначены символами, но сокращениями. Смотри: UM и L.
Да, в самом деле, автоматически, даже ни о чем не задумываясь, я переписал все, что шло после окончания дневника.
-Я позволила себе предположить, что UM – это Ursa Minor, Полярная Звезда . Мореплаватели всегда на нее ориентировались, а L...
-Это латинское “Luna”.
-Вот именно. Держи,- протянула она мне листочек. – Вот твои координаты. Судя по всему, это где-то в Северном Ледовитом Океане.
Элиза, похоже, не ошиблась. В дневнике речь шла о покрытом ледниками острове, лишенном всякой жизни.
-Я тебе даже больше скажу,- улыбнулась она, вкладывая мне в ладонь смартфон. – Это один из островов в Svalbard’e.
-Архипелаг Шпицберген?- переспросил я, переводя взгляд на телефон.
В поисковой строке были введены координаты 77°48'17,17''N 22°43'50,56''E, а Google Maps показывали острова, завешенные в Баренцевом море. Один из них, почти в точности совпадающий с тем, который я нашел в манускрипте, был подсвечен.
- Wyspa Edge'a,- подтвердила Элиза.
Следующие главы: http://www.proza.ru/2016/08/11/1491