Моя бабушка знала много историй о феях и гномах, а бабушка бабушки своими глазами видела танцующих фей и помнила медный сосуд странной формы, который гномы почему-то оставили в старом сельском доме среди холмов.
Этот рассказ я тоже услышала от бабушки, а где услышала его она - я не знаю. Бабушка часто говорила, что история без морали походит на орех без ядра: не стоит того, чтобы его разгрызть. В этой истории мораль есть.
Эмилия
Однажды где-то в Англии жила-была семейная пара (бабушка никогда не называла имена людей и места, где они жили, даже если знала это). В семье рос единственный ребенок – девочка Эмилия. Родители девочки были спокойными и доброжелательными, «довольно мягкими», как говорила бабушка, но она была склонна считать «мягким» любого уроженца южных графств. Эмилия, рожденная на севере, была совсем не такой. Она имела сильный решительный характер, умную голову и всегда умела настоять на своем.
Потому ли, что она была единственным ребенком, потому ли, что родители были слишком добрыми и баловали ее, но Эмилия считалась, без сомнения, самой несносной девочкой во всей округе. Отец и мать пользовались каждой возможностью показать дочку своим друзьям, и не было друга, который не боялся бы этого, словно наказания. Когда леди посещала своих знакомых, она всегда брала Эмилию с собой, и если хозяева успевали увидеть из окон, кто к ним пожаловал, то обыкновенно хватали хрупкие изящные безделушки и дорогие украшения и прятали их, крича: «Берегитесь! Едет Эмилия!»
Пока мать приветствовала знакомых, Эмилия пристально рассматривала комнату. Если что-нибудь привлекало ее внимание, она прерывала приветствия, дергая мать за шаль: «О, взгляни, мама, на ту забавную птицу под стеклянным колпачком!» или «Мама, мама! С тех пор как мы здесь были в последний раз, появился новый ковер!» Как любила говорить мать девочки, Эмилия была «очень наблюдательным ребенком».
Потом она бродила по комнате, исследуя и трогая пальцем все подряд, иногда возвращаясь с чем-нибудь в руке, чтобы наступить на платье ее матери и нарушить беседу криком: «Мама! Мама! Зачем хранить эту старую чашу? Она была сломана и склеена снова, но некоторые кусочки опять болтаются, я чувствую это». Девочка могла сказать хозяйке дома:
- Это не настоящий диванчик, там, в углу. Это коробка, обтянутая ситцем! Я знаю, я проверила.
Тогда ее мама говорила укоризненно: «Моя дорогая Эмилия!»
Иногда хозяйка дома просила: «Не играй со старинным фарфором, моя дорогая: хоть эта чаша и склеена, но она очень ценная», а мать добавляла: «Моя дорогая Эмилия, ты не должна этого делать».
Иногда добрая леди просто говорила: «Не надо это трогать», иногда она настаивала: «Это трогать нельзя!», но в обоих случаях терпела неудачу. Эмилия продолжала раскачивать фарфоровую чашу, держа ее на кончиках пальцев. Мать девочки начинала волноваться, а когда она волновалась, то всегда раскатисто картавила, поэтому ее слова звучали таким образом:
- Моя дор-р-р-огая Эмилия! Ты не должна это тр-р-р-огать.
Но Эмилия даже не оглядывалась, пока чаша не выскальзывала из ее пальцев и не разбивалась на мелкие осколки. Тогда мать горестно восклицала: «О дор-р-р-огая Эмилия!», а хозяйка дома пыталась сделать вид, что ничего не произошло, но после отъезда Эмилии и ее матери собирала осколки и изливала жалобы своим подругам, большинство которых в свое время тоже пострадало от этого «очень наблюдательного ребенка».
Когда же супруги принимали друзей в своем доме, от Эмили просто не было спасения. Она вбегала в столовую во время десерта, а иногда и раньше, и пристраивалась рядом с человеком, наиболее увлеченным беседой, наваливалась на него или забиралась на колени, не дожидаясь позволения. Она прерывала самый интересный разговор рассказом о своих детских заботах: «Я сегодня гуляла. Я ходила в город. Я перепрыгнула через три ручья. Вы можете прыгать через ручей? Папа дал мне шестипенсовик. Я коплю деньги, чтобы быть богатой. Вы можете очистить мне апельсин? Нет, я лучше дам его мистеру Брауну, он очищает его ложкой и возвращает кожицу. Мистер Браун! Мистер Браун! Не говорите с мамой, лучше очистите мне апельсин. Мистер Браун! Смотрите, я играю вашей полоскательницей!»
Лишь когда полоскательница, полная холодной воды, опрокидывалась на рубашку мистера Брауна, мама Эмилии вскрикивала: «О дор-р-р-огая Эмилия!» и отводила ее к дамам в гостиную.
Здесь девочка забиралась им на колени, наступала на шлейфы платьев, перебирала их украшения, сообщая какой-нибудь леди: «Наконец я расстегнула ваш браслет!», и та с ужасом обнаруживала, что Эмилия, не поняв, как открывается застежка, просто сломала ее.
Если две молодые подруги уединялись в тихом уголке для разговора, «наблюдательный ребенок» непременно пытался подобраться к ним поближе, мял цветы и ленты на платьях, крича:
- Вы хотите секретничать, я знаю. Я слышу все, что вы говорите! Я буду слушать, а потом тоже расскажу свой секрет.
Когда стук в двери сообщал, что пришла Няня, чтобы уложить мисс Эмилию в кровать, у всех вырывался вздох облегчения.
Но Эмилия бежала к матери и начинала мучить ее приставаниями и жалобным хныканьем, пока няню не отсылали. Любящая мать поворачивалась к дамам и говорила с улыбкой:
-Я думаю, что могу позволить Эмилии побыть с нами еще немного. Это такое удовольствие для бедной девочки!
Но гостям это не доставляло никакого удовольствия.
Эмилия мучила не только людей, но и животных. Собак она, правда, любила, но еще больше любила делать то, что ей запрещали, поэтому наступала им на хвосты, или делала вид, что хочет дать им печенье, а сама больно стукала по носу.
Знакомые матери Эмилии были настолько воспитаны и любезны, что никогда не говорили ей, как страдают от грубости ее дочери и от ее страсти к разрушениям. Другое дело собаки: они откровенно выражали свои чувства рычанием и укусами.
Однажды Эмилия мучила белоснежного бульдога (очень воспитанного и необычайно разумного) и не заметила, как терпение пса лопнуло. Его розовый нос стал темно-красным от злости, он оскалил зубы и так же раскатисто произнес букву Р, как и мать Эмилии. Девочка протянула ему булочку, но только пес собрался ее взять, вдруг спрятала угощение за спину и пнула его. Это ужасно рассердило бульдога, и поскольку Эмилия не позволила ему укусить булочку, он укусил ногу Эмилии.
Мама девочки впала в истерику. Она кричала, что бульдога надо застрелить (из опасения, что он бешеный), а рану Эмилии надо прижечь (из страха, что и она заразится бешенством). И конечно, девочка не сможет перенести эту боль, поэтому ее надо усыпить хлороформом, но от этого она может умереть! Бедная леди кричала:
- Или мы застрелим Эмилию и прижжем рану бульдогу – то есть, я хочу сказать, застрелим бульдога и прижжем рану Эмилии — и все будет в порядке, или придется дать им обоим хлороформ! В любом случае я сойду с ума!
И поскольку доктор все не шел, она выбежала без шляпы, чтобы встретить его во дворе, а папа Эмилии, который был тоже очень обеспокоен, бросился за нею со шляпой в руке. Тем временем доктор вошел через другую дверь и нашел Эмилию сидящей на полу в гостиной рядом с бульдогом и горько плачущей. Она говорила псу, что его хотят застрелить, но этого нельзя делать, потому что она сама во всем виновата. Девочка целовала бульдога, а бульдог лизал ее лицо своим красным языком, и терся розовым носом о ее нос. Эти же слова Эмилия повторила доктору, но ему сказала, что может обойтись без хлороформа, если пощадят бульдога. И хотя девочка выглядела очень бледной, она была полна решимости поступить так, как сказала.
Но доктор осмотрел ее ногу и нашел, что это только царапина, а не глубокая рана; затем он осмотрел бульдога и увидел, что тот выглядит гораздо более разумным, чем любой в этом доме. Поэтому он только промыл ногу Эмилии и перевязал ее, ничего не прижигая, и сказал, что бешенство ей не грозит. Девочка получила хороший урок и впредь всегда вела себя с животными очень осмотрительно, хотя друзей матери продолжала изводить так же, как и раньше.
Теперь знакомые мамы Эмили, которые были слишком воспитанными, чтобы упрекать ее в лицо, занимались этим за ее спиной. Один джентльмен, например, сказал, что чем больше неприятностей доставляет другим Эмилия, тем дороже она своей матери. А кто-то добавил, что как бы дорога она ни была как дочь, как друг она, конечно, гораздо дороже, и предложил на Рождество послать матери счет за все убытки, которые Эмилия причинила за год. Видите, как Эмилия не нравилась друзьям ее родителей, а ведь хороших детей обычно все любят.
Но если девочку не любили в гостиных, то в детской ее любили еще меньше. Бедная Няня, которой и так было очень сложно с этим испорченным ребенком, страдала еще и от того, что Эмилия непрерывно портила свои платья. Девочка не просто быстро их изнашивала, не просто падала в них в лужи или случайно рвала их во время игры «Охота на зайца», но постоянно нарочно их портила, и Няне приходилось прилагать все силы, чтобы это исправить. Эмилия упрямо шла по грязной стороне дороги, когда Няня просила идти по чистой, да еще и поднимала грязь ногами; если она лезла на забор, то никогда даже не пыталась освободить зацепившееся платье; когда она бегала, то часто наступала на подол юбки и рвала ее. «Няня починит» или «Няня постирает», – вот и все, что она думала об этом.
- Вы, кажется, полагаете, что вещи сами чистятся и зашиваются, мисс Эмилия, - сказала однажды бедная Няня.
- Совсем нет, - сказала Эмилия грубо. - Я думаю, что все это делаешь ты, а иначе для чего ты нужна?
Да, ее тон был наглым и недостойным настоящей леди, но Эмилия действительно не понимала, как страдают другие люди из-за ее небрежности.
Няня целый день проводила в борьбе с этой своевольной особой, пытаясь сделать так, чтобы девочка была прилично одета и хорошо себя вела, но если даже Эмилию удавалось уложить в кровать не больше, чем на два часа позже положенного, то и тогда Няне не приходилось и мечтать об отдыхе. Мать Эмилии еще могла откинуться на спинку своего кресла и тихо побеседовать с мужем, пользуясь тем, что дочка спит, и их разговор никто не прерывает каждые две минуты; но Няня должна была полночи сидеть при свете масляного светильника и чинить большие рваные дыры в муслиновых платьях Эмили или стирать и гладить то, что Эмилия должна была надеть на следующий день. Иногда к концу недели у девочки не оставалось ни одного чистого платья.
Другим источником неприятности для Няни было то, как Эмилия ела. Девочка не желала носить передник: если его на нее надевали, она рвала завязки и, отбрасывала его прочь, переворачивая тарелку с бульоном на скатерть и на свое платье. Она требовала то одно блюдо, то другое; она не любила это или то; она хотела, чтобы ей отрезали маленький кусочек того, потом другого…
Ее мама обыкновенно начинала словами «Моя дор-р-р-р-огая Эмилия, ты не должна быть так расточительна», и заканчивала фразой: «У бедного ребенка совсем нет аппетита». Другому это могло бы показаться серьезным основанием для того, чтобы не тратить впустую продукты на Эмилию, но в случае с ее мамой только означало, что девочка могла приниматься за котлету с томатным соусом, еще не доев ростбиф, а котлету тут же менять на сливовый пирог и заварной крем. Крем же девочка только размазывала по тарелке, а сливовые косточки выплевывала прямо на скатерть, а потом могла еще соблазниться кусочком сыра или сельдерея, чтобы вскоре снова перейти к десерту.
Няня обычно говорила: «Многие бедные дети благодарили бы Бога за ту еду, которую вы портите каждый раз, мисс Эмилия», и вспоминала хорошее старое высказывание «Не хочешь – не порти». Но мама Эмилии позволяла ей отсылать обратно на тарелках столько еды, что можно было прокормить этим не одного ребенка.
На подземных лугах
Стояло лето, начался сенокос. Эмилия постоянно вертелась на лугу, и косарям было очень жаль, что она не могла быть где-нибудь в другом месте. Она потеряла грабли, чуть не убила себя и несколько других людей вилами, опрокидывала одну копну сена за другой с такой же скоростью, с какой их ставили. Когда приближалось время вечернего чая, все надеялись, что Эмилия уйдет домой, но она потребовала у мамы принести чай в поле, и мама сказала:
- Бедный ребенок должен иногда получать удовольствие, - и поспешила исполнить ее желание.
После этого Эмилия упала с воза и очень испугалась, хотя не ушиблась. Тогда ее увели домой, а косари упорно продолжали трудиться. Они скосили и вывезли все сено, кроме нескольких стогов, которые оставили до утра.
Солнце село, выпала роса, взошла полная луна. Стояла прекрасная ночь. Эмилия выглянула из окна гостиной и увидела четыре стога сена. Рядом с каждым стогом отдыхала его тень. Пустые луга выглядели бледными в лунном свете. Да, это была прекрасная ночь.
- Я хочу выйти на луг, - сказала Эмилия. - Те стога уберут прежде, чем я смогу добраться до них утром, и нельзя будет больше скакать по ним и кувыркаться. Я сделаю это сейчас.
- Моя дорогая Эмилия, ты не должна этого делать, - сказала мама, а папа добавил, - я не хочу даже слышать об этом.
Поэтому Эмилии пришлось пойти наверх, где она начала ворчать на Няню, но та только сказала:
- Теперь, моя дорогая мисс Эмилия, будьте хорошей девочкой и быстро ступайте в кровать. Луг сейчас весь мокрехонек от росы. Кроме того, сегодня полнолуние, и кто знает, что может случиться! Вы можете встретить маленький народец, сохрани вас Бог от этого! Да еще и сорока целый день прыгала около дома - это к неприятностям.
- Мне все равно, - сказала Эмилия, - я в сороку бросила камнем.
Она вышла из детской и съехала вниз по перилам, но в гостиную не пошла, а открыла переднюю дверь и вышла на залитый лунным светом двор.
Стояла прекрасная ночь, но было в ней что-то странное. Все выглядело спящим, и все же словно не спало, а наблюдало. Не было слышно ни звука, и все же воздух словно дрожал от шепота и шелестов. Девочка была здесь совершенно одна, и все же при каждом шаге чувствовала чье-то присутствие позади себя или рядом – но, обернувшись, обнаруживала, что это только шелестят листья или пробегают тени.
Скоро Эмилия оказалась на лугу, но и там повторилось то же: что-то двигалось около одного из стогов. Подойдя ближе, она ясно увидела в лунном свете крошечного человечка в зеленой одежде, в высокой остроконечной шляпе и башмаках с очень длинными носами. Человечек завязывал шнурок, поставив ногу на стебелек.
Когда он, сердясь на ботинок, состроил гримасу на своем сморщенном личике, Эмилия чуть не рассмеялась. Наконец человечек встал, осторожно ступая по стерне, подошел к стогу и, вытянув из-за пояса полый стебелек, стал дуть в него, пока его щеки не сделались похожими на мячи. Не было слышно, однако, никакого звука, только где-то вдали словно протрубил призрачный рожок. Вдруг с другой стороны стога высунулась еще одна остроконечная шляпа и еще одно сморщенное личико.
- Мы можем устроить праздник сегодня вечером? - спросил первый человечек.
- Не можем, - ответил второй, - нам негде развернуться, все тропинки завалены грязными платьями этой Эмилии.
-Ах, вот как! - сказал первый гном и направился к следующему стогу. Эмилия осторожно последовала за ним.
Здесь он снова дунул в стебелек, и снова высунулась голова. Человечек опять спросил:
-Мы можем устроить праздник сегодня вечером?
- Как это возможно, - был ответ, - когда некуда поставить даже желудевый кубок? Все завалено остатками ужина этой Эмилии.
- Фу! - сказал гном и продолжал свой путь к третьему стогу, где задал тот же вопрос:
- Мы можем устроить праздник сегодня вечером?
- Разве мы сможем танцевать на осколках и обломках? – сердито спросил высунувшийся из стога гном. – Эта Эмилия столько всего разбила!
Человечек сердито фыркнул и ужасно нахмурился. Когда он подошел к четвертому стогу, то дунул так яростно, что стебель травы распался на семь частей. Но результат был тот же, что и прежде: остроконечная шляпа высунулась из сена, и слабый голос прошептал:
- Мы запутаемся в порванных нитках! Это все Эмилия! Если бы мы могли ее поймать!
- Если она умна, то постарается держаться подальше от этих стогов, - сердито прорычал гном и потряс кулаком.
Упрямая Эмилия, услышав, что она не должна чего-то делать, сразу захотела сделать это. Поскольку храбрости ей было не занимать, она потянула карлика за маленький плащ, как раньше тянула мать за шаль, и сказала тем капризным голосом, каким обычно говорят испорченные дети:
- Почему я не могу подойти к этим стогам, если захочу? Они принадлежат моему папе, и я могу приходить сюда, когда угодно. Вы не имеете никакого права здесь распоряжаться!
- Ночные тени и болиголов! – воскликнул маленький человечек. – Какая наглость! Возможно Ваша Дерзость совсем не знает, как устроен мир?
Сказав это, он снял свои остроносые ботинки и начал танцевать, напевая:
-Все под солнцем принадлежит людям,
А под луной - гномам.
Да-да-да! Хо-хо-хо!
Все под луной – гномам!
Крича «Хо-хо-хо!», маленький человечек начал кувыркаться по траве. Сейчас Эмилия с удовольствием убежала бы прочь, но она уже не могла этого сделать - гном танцевал и кувыркался вокруг нее, словно стараясь отрезать ей путь к дому. Бесчисленные голоса со всех сторон хором присоединились к нему:
- Да-да-да! Хо-хо-хо!
Все под луной – гномам!
- А теперь, - сказал маленький человечек, - за работу! У нас много дел, поэтому забирайся в стог.
- Не буду! - сказала Эмилия.
- Быстро! – прикрикнул гном.
- Не буду! – повторила Эмилия.
Но стоявший позади маленький человечек сжал ее плечо костлявыми пальцами. Эмилия попыталась убежать, но гном наступал ей на пятки остроносыми башмаками и хватал за руки. Так впервые в жизни девочке пришлось сделать то, что ей велели. Высокие остроконечные шляпы и сморщенные лица выглядывали из каждого стога, словно белые миндалинки из бисквита, и всякий раз, когда карлик сжимал плечо Эмилии или наступал ей на пятки, гномы кричали «Хо-хо-хо!», ужасно при этом кривляясь, и смеялись так, что было отвратительно смотреть на них.
-Вот и Эмилия! - прокричал человечек, когда они достигли первого стога.
- Хо-хо-хо! - смеялись гномы и тыкали в нее пальцами.
- Принесите подмену, - велел первый гном. Сено раздвинулось, и шесть или семь гномов вынесли, как показалось Эмилии, маленькую девочку. Когда она вгляделась получше, то к своему ужасу и удивлению обнаружила, что девочка точно походила на нее — это было ее собственное лицо, одежда, и все остальное.
- Мы отнесем ее в дом? - спросили гномы.
-Нет,- сказал главный гном, - положите ее рядом со стогом. Отец и мать наверняка придут сюда ее искать.
Когда Эмилия услышала это, то начала вопить о помощи, но ее втолкнули в стог, где самые отчаянные ее крики звучали не громче стрекотания кузнечика.
Внутри стога было очень красиво. Фермеры не любят луговые цветы, но их любят волшебные существа. Гномы развесили по стенам картины из лютиков и ромашек, пучки клевера качались под крышей, наполняя воздух чудесными ароматами, маргаритки на потолке светились, словно звезды. Но Эмилия ничего этого не замечала, она только пыталась выглянуть сквозь сено наружу, и действительно увидела отца, мать, няню и слуг, бегущих по лугу в поисках девочки. Когда родители увидели «Эмилию», то подбежали, чтобы поднять ее. «Эмилия» слабо стонала, ее мама плакала, а настоящая Эмилия кричала изо всех сил.
-Что это? – прислушиваясь, спросила мама (нелегко обмануть материнское сердце).
-Только кузнечики, моя дорогая, - сказал папа. – Давай скорее отнесем бедного ребенка домой.
«Эмилия» застонала снова, и мать воскликнула: «О боже! Дор-р-р-рогая Эмилия!» - и залилась слезами.
- Намажьте ей глаза, - сказал гном, и глаза настоящей Эмилии были чем-то намазаны, после чего она успела увидеть, что подмена была всего лишь старым отвратительным гномом.
- И отправьте ее вниз, - добавил главный гном. Тут в земле открылось отверстие, и Эмилию втолкнули туда.
Девочка оказалась на пустоши, где не было видно никаких домов. Луны тоже не было, и свет был каким-то странным – ни день, ни ночь. Было скорее похоже на рассвет, и каждый звук был одновременно и ясным, и призрачным, подобно первым звукам дня перед восходом солнца. По пустоши были разбросаны красивые цветы, оттенки их постоянно изменялись в этом странном свете, и так же изменялись и смешивались различные ароматы.
Вид был бы просто очаровательным, если бы каждую дорожку не перегораживали большие бельевые корзины, полные грязных платьев. Это были платья Эмилии, порванные, мятые, мокрые, покрытые песком, пылью и грязью. Эмилия узнала их.
- Ты должна их выстирать, - сказал стоявший позади нее гном. – Поэтому-то тебе и разрешили спуститься к нам сюда, а вовсе не потому, что твое общество нам так уж приятно. И чем скорее ты начнешь, тем лучше.
-Я не умею, - сказала Эмилия (она уже поняла, что ответ «я не буду» не понравится гномам), - отправьте их Няне, она все сделает. Это ее работа.
- То, что Няня могла сделать, она уже сделала. Теперь твоя очередь, - сказал гном. - Рано или поздно все, испорченное вредными и капризными детьми, возвращается к ним. Некоторое время мы помогаем няням, потому что любим детей, но есть предел всему. Если ты никогда не стирала свои грязные платья, то пора тебе научиться делать это, потому что только так ты сможешь узнать, какие неприятности доставляешь другим людям. Она научит тебя.
Гном указал своим длинным пальцем на старушку, сидящую перед костром, над которым на перекрещенных шестах висел горшок. Это немного походило на цыганский табор, а старушка казалась настоящей, не волшебным существом — так это и было, как Эмилия потом узнала. Она жила под землей много лет и прислуживала гномам.
Вот так случилось, что Эмилии пришлось самой стирать свои грязные платья. Предложите любой маленькой девочке выстирать хотя бы одно из ее платьев - не наполовину, не оставив его покрытым пятнами в грязной воде, а чисто-начисто отстирать, предложите ей накрахмалить и выгладить его, короче говоря, заставить платье выглядеть так, словно оно только что прибыло от прачки — и вы представите, как нелегко пришлось бедной Эмилии. Никто ей не помогал. Пока она работала, гномов не было видно, но стоило ей начать лениться, упрямиться или обдумывать побег, как они тут же оказывались рядом, тыкали ее пальцами и щипали изо всех сил, пока она снова не принималась за работу.
Спина девочки болела, ее руки сморщились от впитавшейся в них горячей мыльной воды. Сначала, пока Эмилия дулась и упрямилась, старушка обращалась с ней довольно сурово, но когда девочка стала послушной и усердной, ее наставница сменила гнев на милость и даже немного помогала ей.
Когда Эмилия проголодалась, она попросила поесть.
- Все, что пожелаешь, - захихикал один из гномов, - здесь множество еды, и вся она принадлежит тебе.
И он привел ее туда, где лежали груды тарелок с остатками мяса, пирогов, пудингов, бутербродов и всего того, что Эмилия когда-то без разбора отправляла обратно.
- Я не могу есть холодные остатки, - сказала Эмилия, отворачиваясь.
- Зачем же ты просила есть, если не голодна? - закричал гном и снова отправил ее стирать.
Через некоторое время девочка так проголодалась, что кротко попросила разрешения пойти за едой. Она с радостью съела холодную отбивную и остатки рисового пудинга. Какими восхитительными оказались они на вкус! Эмилия удивлялась, как могла она раньше не есть такие замечательные вещи. Через некоторое время девочка подумала, что можно было бы согреть еду в горшке, в котором старушка с пустоши варила свой обед, и попросила разрешения сделать это.
- Можешь делать все, что хочешь, если будешь справляться со всем сама, - ответила старушка. Вскоре Эмилия, наблюдая за нею, научилась готовить на костре нехитрые кушанья из остатков еды.
Поскольку у гномов не было дневного света, то не было и ночи. Когда старушка уставала, она ложилась и засыпала. Если она считала, что Эмилия заработала отдых, то позволяла и ей немного поспать. Здесь никогда не было холодно, никогда не шел дождь, поэтому они обе спали прямо на пустоши среди цветов.
Платья Эмилии стали, наконец, чистыми, но теперь их надо было заштопать. Эмилия с ужасом смотрела на огромные рваные дыры, оставленные гвоздями заборов и каблуками башмаков. Она расплакалась, горько жалея, что дома отказывалась учиться шитью и совсем не умела держать иголку.
Вряд ли девочка в одиночку справилась бы с этой работой, но старушка, видя, что Эмилия пытается быть прилежной и послушной, помогала ей.
«Как хорошо, что я хоть чему-то научилась! - думала бедная девочка. – Теперь я знаю: все, что изучаешь, может оказаться полезным».
Наконец, починка платьев была закончена.
- Как вы думаете, теперь мне разрешат пойти домой? - спросила Эмилия у старушки.
- Еще нет, - ответила она. – Тебе придется исправить все сломанные тобою вещи.
- Но когда я все сделаю, - сказала Эмилия, - они отпустят меня?
-Это зависит от тебя, - сказала старушка, но Эмилия заплакала так горько, что та пожалела ее и посоветовала:
- Не плачь, гномы терпеть не могут слез. Я расскажу тебе все, что знаю, и сделаю для тебя все, что могу. Когда ты прибыла сюда, то была – уж прости меня - таким неотесанным ребенком, такой злой, эгоистичной, упрямой, ленивой и невоспитанной девочкой, что ни гномы, никто-либо еще не пожелал бы держать тебя дольше, чем необходимо. Но теперь ты стала прилежной, трудолюбивой и послушной, и кроме того, настолько милой и воспитанной, что, наверно, гномы захотят оставить тебя здесь. Может, стоит согласиться? Они - доброжелательный народец, и ты скоро станешь их любимицей.
-О, нет! Нет! - заплакала бедная Эмилия. - Я хочу к маме! Моя бедная мамочка! Я хочу попросить прощения за то, что так долго была плохим ребенком. Кроме того, та ненастоящая «Эмилия» сможет вернуться к собственному народу.
- Я дам тебе совет, - сказала старушка. - Ты умеешь танцевать?
- Да, - сказала Эмилия, - уроки танцев мне нравились. Учитель даже считал меня способной.
- В любых затруднительных ситуациях начинай танцевать, - продолжала старушка, - танцуй все танцы, которые знаешь, танцуй как можно лучше. Гномы любят танцевать.
- А потом? - спросила Эмилия.
- Тогда, возможно, однажды ночью они возьмут тебя танцевать с ними на наземных лугах.
- Но я не смогу уйти. Они наступят мне на пятки! Я никогда не смогу убежать от них.
- Это твой единственный шанс. Если когда-либо, во время танцев на лугах, ты сможешь найти клевер с четырьмя листочками, зажми его в руке и пожелай оказаться дома. Тогда никто не сможет остановить тебя. А пока советую тебе казаться счастливой, чтобы гномы думали, что ты довольна и забыла мир людей. И танцуй, прежде всего танцуй!
И Эмилия, чтобы не остаться навсегда под землей, начала танцевать прямо на пустоши. Увидев это, подошел гном.
- Хо-хо! - воскликнул он, - ты умеешь танцевать, не так ли?
- Когда я счастлива, то танцую, - сказала Эмилия, выполняя несколько изящных движений.
- Чем же ты сейчас счастлива? – спросил гном подозрительно.
- Разве мне нечему радоваться? - сказала Эмилия. – Все платья выстираны и починены.
- Давай их сюда! - сказал гном. Полдюжины человечков засунули чистые платья в большую корзину и подняли наверх. Никто не знает, каким образом эти платья оказались утром в платяном шкафу в детской.
Потом гномы отвели Эмилию на пустошь, где серые гранитные валуны служили стульями и столами, а иногда и наковальней, на которой уродливый старый гном ковал заклепки, чтобы чинить сломанные вещи. Огонь в пустом валуне служил ему горном, а плоская верхушка камня - наковальней. Камни были заставлены различными безделушками, украшениями и всем тем, что Эмилия когда-либо ломала и разбивала.
- Здравствуйте, сэр, - сказала девочка гному, - я Эмилия.
Гном перестал раздувать огонь и посмотрел на нее.
- Интересно, почему тебе не стыдно? – спросил он.
- Мне стыдно, - сказала бедная Эмилия, - очень стыдно. Я хотела бы исправить все эти вещи, если смогу.
- Хорошо, - сказал гном, который был добрым маленьким существом, - принеси вот ту фарфоровую вазу, и я покажу тебе, как приняться за работу.
Сначала у бедной Эмилии ничего не получалось, хоть она старалась изо всех сил. Зато на гнома было приятно посмотреть – он работал просто виртуозно. Вещи, казалось, исправлялись сами собой, и он так гордился своим умением, что заново переделывал все, починенное Эмилией. В первый раз, когда он дал ей несколько минут, чтобы отдохнуть и развлечься, она взялась руками за юбочку и начала один из самых лучших своих танцев.
-Заклепки и подставки! - завопил маленький человечек, - как она танцует! Это очаровательно! В самом деле, очаровательно! Продолжай же! Фа-ла-ла! Ла-фа-ла! У меня просто каблуки чешутся, когда я гляжу на тебя!
Тут он вскочил и тоже пустился в пляс.
-Я тоже хороший танцор, - сказал маленький человечек Эмилии. - Ты знаешь танец «Прыжок, скачок и кувырок»?
- Не думаю, - ответила девочка.
- Мною все так восхищаются, когда я его танцую, - скромно сказал гном.
Он скинул кожаный фартук и сделал несколько ловких прыжков на одной ноге.
- Это – прыжки, - сказал он, остановившись на мгновение, - а скачок делается вот так: поднимаешь левую ногу как можно выше, а потом перепрыгиваешь на правую, и так далее. А вот это кувырок, - тут гном перекувырнулся и исчез из виду. Когда Эмилия увидела его, он уже сидел на валуне, положив ногу на ногу.
- Ну как? – спросил он.
-Замечательно! – восхитилась Эмилия.
-Теперь твоя очередь, - сказал гном.
Но Эмилия ответила:
- Боюсь, что я должна продолжать работу.
- Фи! - сказал маленький мастер. – Предоставь это мне. Я могу за минуту сделать больше, чем ты за месяц, и, кстати, гораздо лучше. Танцуй!
-Вы знаете вот это? - сказала Эмилия и протанцевала несколько тактов мазурки.
-Замечательно! – крикнул маленький человечек. – Подожди-ка! - и он вытянул из-за валуна старую скрипку. - Теперь танцуй снова, чтобы я мог поймать ритм и подыграть тебе.
Так он и сделал, импровизируя мелодию, которая, однако, звучала очень странно, как и все в этом подземном мире.
- Скрипка прибыла ко мне из наземного мира, - сказал маленький человечек. - Она была разбита вдребезги и выброшена. Хо-хо-хо! Нет ничего, что я не могу исправить, и исправленная мною скрипка – почти что новая. Ее звук стал даже лучше. Теперь выучи меня этому танцу, а я починю все остальные вещи. Согласна?
- Конечно, - сказала Эмилия и начала объяснять танец.
-Очаровательно, очаровательно! - кричал гном. – Мы, гномы, еще не знаем такого танца! Мы танцуем все вместе, взявшись за руки, все по кругу и по кругу. Теперь я выучу шаги, а потом обхвачу тебя за талию и буду танцевать с тобой вдвоем!
Эмилия посмотрела на гнома: грязный, старый, уродливый… Вот так партнер!
Но, как говорится, «красив тот, кто красиво поступает», а гном был добр к ней. Поэтому Эмилия разрешила ему обхватить себя за талию, и они стали танцевать вместе. Остроносые башмаки гнома немного мешали, но танцевал он очень хорошо.
Потом маленький человечек принялся за починку сломанных украшений, и вскоре они стали еще лучше, чем новые. Но наверх их не отправили, поскольку гномы сказали, что они непременно сломаются по дороге, поэтому замечательное умение маленького мастера не принесло никакой пользы знакомым мамы Эмилии.
- Есть ли для меня еще задания? - спросила Эмилия.
- Еще одно, - сказали гномы и привели ее дальше на гладкую зеленую лужайку, покрытую чем-то, напоминавшим порванные нитки. Можно было подумать, что это было рабочее помещение швеи.
-Что это? - спросила Эмилия.
- Это нити всех бесед, которые ты прервала, - был ответ, - и теперь стало опасно танцевать здесь, наши остроносые башмаки зацепляются за эти нити. Потанцуй-ка на сети для лова сельди, и ты узнаешь, каково это!
Эмилия начала собирать нитки, но это было так утомительно! Она очистила ярд или два, и ее спина уже ужасно заболела, когда вдруг она услышала скрипку, наигрывающую мазурку. Оглянувшись, она увидела старого гнома, который играл и гримасничал, прижимая подбородком скрипку.
-Танцуй, моя леди, танцуй! – кричал он.
-Я не могу, - сказала Эмилия, - я так устала наклоняться.
-Тогда отдохни немного, - ответил он, - а я сыграю тебе жигу. Жига - красивый танец, такой живой, такой веселый! Вот так!
И он заиграл все быстрее и быстрее, а пока он играл, все нити, танцуя, сами собой собирались в кучки.
- Неплохо, правда? А теперь наш танец, – закричал гном и заиграл мазурку. – Чувствуй ритм! Ла-ла-фа! Фа-ла-ла! Вот так!
Отбросив скрипку в сторону, он схватил Эмилию за талию, и они заплясали как прежде. После этого ей оставалось только собрать кучки нитей в корзину.
- Куда их отправить? - спросили молодые гномы.
- На все четыре ветра, - сказал старый гном. – Прерванный разговор уже не склеишь. Это же не фарфоровая ваза.
При лунном свете
Работа Эмилии была закончена, но никто ни слова не сказал о ее возвращении домой. Гномы стали теперь очень любезными и пытались угодить ей. Было очевидно, что они хотели, чтобы она осталась с ними. Эмилия часто готовила для них еду, танцевала и играла с ними и никогда не выказывала недовольства, но ее сердце скучало по дому, и когда она была одна, то прятала лицо в цветах и плакала, вспоминая маму и папу.
Однажды она подслушала разговор гномов.
- Завтра полнолуние, - сказал один — («Значит, я здесь уже месяц, - подумала Эмилия, - тогда тоже было полнолуние») мы, как всегда, будем танцевать на лугу.
- Обязательно возьмем Эмилию, - сказал старый гном-кузнец, - чтобы я мог станцевать с ней наш танец.
- А это безопасно? – спросил другой.
- Посмотри, как она послушна, - ответил старый гном, - а как танцует! Мои ноги так сами и пускаются в пляс.
- Нас-то люди обычно не видят, - продолжал возражающий, - но ее может увидеть любой. К тому же луг находится совсем рядом с ее домом.
-Я сделаю ей шляпу из гнилушек, - сказал старый гном. - Даже если ее заметят, то примут за блуждающий огонек, прыгающий вверх и вниз. Если она не пойдет, не пойду и я. Мы должны станцевать наш танец. Вы не знаете, каково это! Мы вдвоем движемся с таким изяществом!
- Пусть будет так, - сказали другие гномы. Эмилия надела шляпу из гнилушек и поднялась с ними на луг.
Эмилия и гном танцевали мазурку, а их тени, то такие же маленькие, как они сами, то необыкновенно длинные, танцевали рядом с ними. Потом тени стали длиннее. Гном был в восторге.
- Когда мы видим, какой огромной может быть наша тень, - заметил он, - то начинаем понимать свою истинную цену.
И он продолжал танцевать, напевая: «Ла-ла-фа! Фа-ла-ла!» Это было замечательно.
Отец Эмилии, который сидел у кровати заболевшей «дочки», выглянул из окна.
- Как прекрасен сегодня лунный свет! – пробормотал он. – Но что это там? Это же блуждающий огонек! Я понятия не имел, что они появляются на здешних лугах.
Он опустил штору и возвратился в комнату.
Что касается бедной Эмилии, она не нашла никакого клевера с четырьмя листьями, и при первом крике петуха гномы вместе с ней скрылись под землей.
- Завтра мы будем танцевать на холме, - сказали гномы.
Все прошло так же, как и предыдущей ночью: клевера Эмилия не нашла, и при крике петуха вечеринка закончилась.
На следующую ночь они танцевали в поле. Эмилия впервые увидела великий танец гномов, их знаменитый хоровод, танец, где все берутся за руки и кружатся, выкидывая разные коленца. Гномы кружились быстрее и быстрее, острые носы башмаков встречались в центре, словно спицы колеса, а танцоры бежали, подпрыгивали, мчались вперед! Внезапно кольцо разомкнулось, и все кубарем разлетелись в разные стороны.
- Хо-хо-хо! - смеялись гномы, очень любившие кувырки.
Эмилия тоже радостно рассмеялась – она упала прямо на клевер с четырьмя листочками. Девочка сорвала его и спрятала за спину, потому что старый гном уже подходил к ней, вытирая грязь с лица и с кожаного фартука.
- Теперь наш танец! – завопил он. - Я решил – остаюсь твоим партнером навсегда. Ты великолепна! За свои триста лет я не встречал никого, кто бы так танцевал!
Но Эмилия подняла клевер над головой и громко закричала:
- Я хочу домой!
Гномы издали вопль разочарования, и сейчас же перед ними появился маленький человечек, изображавший раньше Эмилию, а девочка оказалась лежащей на кровати в своем доме.
Снова дома
Около кровати Эмилии стоял небольшой столик, на котором было так много больших пузырьков с лекарствами, что Эмилия улыбнулась, представляя, сколько всего пришлось проглотить «запасной Эмилии» за этот месяц. Рядом сидела мама и читала Библию. Слезы медленно текли по ее бледным щекам. Бедная леди выглядела такой исхудавшей и больной, такой измученной горем, что сердце Эмилии сжалось, словно кто-то ударил ее.
- Мамочка, мама! Моя дорогая мамочка!
Нежный, добрый, любящий голосок так отличался от капризного и требовательного голоса прежней Эмилии, что ее мать едва узнала его. Но когда она увидела глаза Эмилии, совершенно разумные, а не помутневшие от лихорадочного бреда, и поняла, что дочка прекрасно выглядит, то едва удержалась, чтобы не разрыдаться от радости.
-Дорогая мама, я хочу рассказать тебе все, - сказала Эмилия, целуя добрую руку, которая гладила ее лоб.
Но оказалось, что доктор запретил разговоры. Хотя Эмилия знала, что это не принесет ей вреда, все же уступила желанию матери и лежала неподвижно и тихо.
- Теперь, моя дорогая, пора принимать лекарство.
Но Эмилия умоляла:
— О, мама, мне не нужно лекарство. Я совсем здорова и хотела бы встать.
-Ах, мое дорогое дитя! - воскликнула мать. – Я рада, что лекарство пошло тебе на пользу.
-Я надеюсь, что ты никогда не будешь больше из-за меня страдать, - сказала тогда Эмилия, проглотила две столовых ложки смеси из пузырька с надписью «перед употреблением хорошо взболтать» и даже не поморщилась.
Тем временем прибыл доктор.
- Сегодня мой вид не вызывает у вас недовольство, моя маленькая леди? – спросил он.
-Я не видела Вас довольно долго, - сказала Эмилия, - но я знаю, что Вы были здесь, посещая девочку, которая напоминала меня. Если бы ваши глаза были намазаны волшебной мазью, то вы бы знали, что это просто заколдованное существо, волосатое и очень уродливое. Только благодаря клеверу с четырьмя листьями и старушке с пустоши я снова дома.
Слушая это, мать Эмилии разрыдалась, поскольку думала, что бедный ребенок все еще бредит. Но доктор улыбнулся и сказал: «Да, да, что и говорить» с таким видом, словно хотел сказать: «Я-то все знаю», и положил два пальца, будто случайно, на запястье Эмилии.
- Ей гораздо лучше, сударыня, - сказал он потом матери, - мозг еще довольно слаб, но девочка удивительно быстро поправляется. Мы заменим лекарство.
Он так и поступил, заменив лекарство бутылкой чистой воды, приправленной розовым сиропом.
- Так любезно со стороны доктора, что он дал мне руководство в стихах, - сказала мама Эмилии. - В минуты волнения и беспокойства память может подвести меня, а если я сейчас сделаю что-то не так, то никогда себя не прощу. Я всегда лучше запоминала стихи, чем прозу.
Это заявление озадачило всех, включая доктора, пока не оказалось, что мама обнаружила рифму в его распоряжениях:
Нужны покой, много света,
Свежий воздух и легкая диета.
При таком лечении Эмилия быстро «поправилась». Она сделала еще одну попытку рассказать о своих приключениях, но поняла, что даже Няня не верит в них.
- Ты же сама сказала мне, что в полнолуние можно встретиться с маленьким народцем, - сказала Эмилия укоризненно.
- Вот именно, сказала, голубушка, - ответила Няня, - и доктор говорит, что это как-то застряло в вашей голове. Я верю всему, что вы говорите о гномах - так складно, словно по книжке, но вы же не думаете, что я когда-либо позволила бы себе накопить столько грязных платьев, моя дорогая. И лучше, мисс Эмилия, не говорите об этом вашей матери, поскольку она подумает, что вы никогда уже не сможете мыслить разумно. Бедная леди беспокоится о вас, она заботилась о вас день и ночь. Я, конечно, могу поверить, что вы целый месяц стирали и штопали одежду в месте, где нет ни дня, ни ночи, обходились без кровати и ели что придется: многие бедные дети так живут. Но, мисс Эмилия, пожалейте вашу маму, не говорите ей этого.
Но одно существо верило Эмилии безоговорочно.
Когда родители принесли домой «свою девочку», поведение бульдога было очень странным. Его обычное хорошее настроение сменилось непостижимой яростью, и его с трудом удерживали, чтобы он не набросился на «Эмилию», которая в свою очередь выказывала к нему такую же неприязнь.
Наконец бульдог был заперт в конюшне, где оставался целый месяц и так выл, что бедная Няня потеряла надежду на выздоровление Эмилии.
- Да, голубушка моя, воющая собака – плохая примета, и я этого просто не могла вынести, - говорила она потом.
Но в день возвращения Эмилии, когда Няня выходила из комнаты, ее сбил с ног бульдог, который ворвался, волоча за собой грязную веревку, еле живой от отчаянных усилий, которые он предпринял, чтобы выскочить из конюшни. Он запрыгнул прямо на кровать Эмилии, облизывая щеки девочки и поскуливая от восторга.
Поскольку Эмилия просила, чтобы бульдог остался, к тому же было очевидно, что он укусит любого, кто попробует увести его, пса оставили в комнате. Когда Эмилии приносили на подносе еду, он пристально смотрел на тарелки, как будто хотел убедиться, что аппетит девочки улучшается, и даже брал у нее из рук кусочки с очень воспитанным видом.
Когда Эмилия рассказала ему свою историю, она поняла по его глазам, носу, ушам и хвосту, по тому, как он рычал всякий раз, когда девочка упоминала «запасную Эмилию», что он знал все об этом. К тому же он выказывал сочувствие и скулил, словно говоря: «Конечно, я помог бы тебе, если бы мог, но они привязали меня на эту отвратительную веревку, и целый месяц я мог только переживать за тебя».
Так Эмилия стала хорошей: доброй, бескорыстной, внимательной к другим. Она была необычно умна – говорят, так всегда происходит с теми, кто побывал в гостях у маленьких человечков. Теперь знакомые ее матери так полюбили девочку, что сказали: «Мы больше не будем называть ее Эмилией. Она так изменилась, что и имя ей надо дать другое. Мы будем звать ее Эми».
Интересно, бабушка действительно считала, что Эмилия побывала у гномов? По ее мнению, достаточно и того, что рассказанная история была весьма и весьма поучительной. А уж правда это или вымысел – решайте сами.