Васильева Екатерина Игоревна
Июль 2016г. Екатеринбург
Спать хочется.
По мотивам детских рассказов А.П.Чехова.
Варька – 13 лет. Нянька.
Пашка – 9 лет. Кухарский приемный сын.
Володя – 12 лет.
Чечевицын – 12 лет.
Катя, Соня – сестры Володи. Десяти и одиннадцати лет.
Алеша – 25лет. Дядя Володи.
Надя – 20 лет. Репетитор.
Пелагея – кухарка.
Аксинья – молодя кухарка, помощница Пелагеи.
Данило Семеныч – извозчик.
Хозяин и хозяйка – родители Володи, Кати и Сони.
Доктор. Сиделка. Фельдшеры. Пациенты.
Ночь. Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель, в которой лежит ребенок. Варька чуть слышно мурлычет.
Варька. Баю-баюшки-баю, а я песенку спою...
Горит зеленая лампа; через всю комнату от угла до угла тянется веревка, на которой висят пеленки и большие черные панталоны. Душно. Пахнет щами и сапожным товаром. Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но всё еще кричит и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит.
Варька. Баю-баюшки-баю, тебе кашки наварю...
В комнате с Варькой тут же у двери стоит девятилетний мальчик, Пашка, кухарский сын. Прислушивается. В соседней комнате, за дверью, похрапывают хозяева. Дождавшись, когда все уснут, Пашка достает пузырек с чернилами, ручку с пером, измятый лист бумаги, раскладывает все на скамье, сам садится перед скамьей на колени.
Варька. Тише ты, шуршать тебе... Баю-баюшки…
Пашка. А как уходят письма?
Варька. В ящик опускаются, в почтовый, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными мужиками и звонкими колокольчиками… колокольчиками.. (что-то еще бубнит, засыпает стоя у колыбели.) Баю-баю… колокольчиками.
Пашка начинает писать, и медленно шепотом проговаривает написанное.
Пашка. Милый дедушка, Константин Макарыч! И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки. А уж то, что кухарка мне и ни мать никакая, это уж я и давно знаю. Поэтому, только ты у меня один и остался. (Вздыхает, обмакивает перо и продолжает писать.) А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у хозяев огурцы, а хозяин бьет чем попадя. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают. А спать мне велят в сенях, а когда ребятенок ихний плачет, я вовсе не сплю, а качаю люльку. Но сейчас Варька качает. Мы с ней по очереди. Но она больше. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...
Варька. Тихо тебе. Насочинял. Кто тебя бьет-то, приснилось, что ли? Щей не дают! Вчера трескал.
Пашка. А ты не мешай мне буквы писать. Жалко тебе, что ли?
Варька. Вот, научился, на свою голову, а сейчас сочиняет. Баю-баюшки-баю…
Светает. Варька спит с открытыми глазами, Пашка так и уснул на коленях за скамьей.
В комнату заходит хозяйка.
Хозяйка. Подай сюда ребенка! (Громче) Подай сюда ребенка! Спишь, подлая? У барина вашего, так зуб и болит с вечера, а вы спите подлые, а он всю ночь не спал.
Варька просыпается, оглядывается. Хозяйка забирает ребенка, кормит его грудью. Варька стоит, глядит на нее, ждет, когда она закончит.
Хозяйка. Возьми. Плачет. Должно, сглазили. А этот что тут?
Пашка вскакивает, прячет свое письмо, убегает на кухню. За дверью раздается голос хозяина. «Варька, затопи печь».
Хозяйка. Варька, поставь самовар! Пашка, почисть хозяину калоши!
Варька и Пашка бегают из одной комнаты в другую. Утро.
Хозяйка. Варька, помой снаружи лестницу, а то от заказчиков совестно!
Варька моет лестницу. С улицы в дом вбегает кухарка Пелагея и извозчик Данило Семеныч.
Пелагея. Володя приехал! Володичка приехали!
Извозчик. Вот, доставил с вокзалу с самого. Вон, какие вымахали.
Хозяйка, мать Володи, направляется к двери. Заходит Володя и еще один мальчик, который прячется за спиной Володи.
Пелагея. Ах, Боже мой. Радость какая.
Мать целует и обнимает Володю, вместе с кухаркой помогают ему раздеться, стаскивают с него валенки. Тут же выбегает Аксинья из кухни вся в муке, развязывает Володе шапку. Все в доме оживилось, двери заскрипели, захлопали. Выбегают сестры Володи, Катя и Соня, девочки десяти и одиннадцати лет. Поднимают визг. Выходит хозяин, отец Володи, спросонья в одной сорочке и жилете, с подвязанной щекой.
Хозяин. А мы тебя еще вчера ждали! Хоть, немного боль отпустила. (Держится за щеку). Хорошо доехал? Благополучно? Господи, боже мой, да дайте же ему с отцом поздороваться! Что я не отец, что ли?
Извозчик. А коньяком пробовали?
Хозяин. Да и водкой, и прикладывал, и полоскал и пил.
Извозчик. Ну, пить это уж, лишнее, конечно.
Хозяйка. Я ему и табачную копоть прикладывала и опий, и скипидар, и керосин. И щеку йодом мазала.
Вся семья замечает мальчика за спиной Володи, который весь окутан в платки, шали и башлыки и покрытый инеем.
Хозяйка (шепотом). Володичка, а это же кто?
Володя. Ах! Это, честь имею представить, мой товарищ Чечевицын, ученик шестого класса... Я привез его с собой погостить у нас на каникулах.
Хозяин. Очень приятно, милости просим! Извините, я по-домашнему, без сюртука... Пожалуйте! Пелагея, помоги господину Черепицыну раздеться! Аксинька, где самовар? (Извозчику). Вчера доктор приезжал, предложил вырвать. Я его и прогнал, доктора этого. Тоже мне, доктор!
Извозчик. А ватку спиртовую в ухо прикладывали?
Хозяйка. Смачивали. Я ему и коньяком смачивала и скипидаром. Не помогло, только тошноту вызвало.
Мальчики начинают раздеваться, и потихоньку согреваются. В столовой накрывают на стол.
Хозяин (Володе). Ну, вот скоро и Рождество! А давно ли было лето, и мать плакала, тебя провожаючи? Ан ты и приехал... Время, брат, идет быстро! Ахнуть не успеешь, как старость придет. Что думаете, всю жизнь такие будете, с молочными зубами? Господин Чибисов, кушайте, прошу вас, не стесняйтесь! У нас попросту.
Катя и Соня тут же за столом не отрывают глаз от нового знакомого.
Соня (шепотом). Губы толстые, а глаза узкие.
Катя. Молчит все время, угрюмый.
Соня. Уж очень не красив, похож на кухарского сына.
Катя. Он должно быть очень умный и ученый человек, раз столько молчит.
Чечевицын. Подайте сахару.
Девочки вздрагивают.
Володя. А в Калифорнии вместо чаю пьют джин.
Володя переглядывается с Чечевицыным.
Хозяйка. Ну, уж у нас так, попросту. Сам знаешь.
Извозчик. Вы бы тогда, барин, между прочим, попробовали заговором лечиться. Тут, в нашем уезде, лет десять назад служил академик Яков Васильич. Заговаривал зубы - первый сорт. Бывало, отвернется к окошку, пошепчет, поплюет - и как рукой! Сила ему такая дадена...
Хозяин. Где же он теперь?
Извозчик. А после того, как его увольнили, в Саратове у тещи живет. Теперь только зубами и кормится. Ежели у которого человека заболит зуб, то и идут к нему, помогает... Тамошних саратовских на дому у себя пользует, а ежели которые из других городов, то по телеграфу. Пошлите ему, депешу, что так, мол, вот и так... у раба божьего Ивана зубы болят. А деньги за лечение почтой пошлете.
Хозяин. Ерунда! Шарлатанство!
Извозчик. А вы попытайте. До водки очень охотник, живет не с женой, а с немкой, ругатель, но, можно сказать, чудодейственный господин.
Хозяйка. Пошли, Иван! Ты вот не веришь в заговоры, а я на себе испытала. Хотя ты и не веришь, но отчего не послать? Руки ведь не отвалятся от этого.
Хозяин. Ну, ладно. Тут не только что к академику, но и к черту депешу пошлешь... Ох! Мочи нет! Ну, где твой академик живет? Как к нему писать? Варька, бумагу и чернила.
Извозчик. Его в Саратове каждая собака знает. Извольте писать, в город Саратов, стало быть... Его благородию господину Якову Васильичу... Васильичу...
Хозяин. Ну?
Извозчик. Васильичу... Якову Васильичу... а по фамилии. А фамилию вот и забыл!..Васильичу... Черт... Как же его фамилия? Давеча, как сюда шел, помнил... Позвольте-с... (Что-то шепчет). Булдеев… Авдеев…
Хозяйка. Ну что же? Скорей думай!
Извозчик. Сейчас... Васильичу... Якову Васильичу... Забыл! Такая еще простая фамилия... словно как бы лошадиная... Кобылин? Нет, не Кобылин. Постойте... Жеребцов нешто? Нет, и не Жеребцов. Помню, фамилия лошадиная, а какая - из головы вышибло...
Хозяин. Жеребятников?
Извозчик. Никак нет. Постойте... Кобылицин... Кобылятников... Кобелев...
Хозяйка. Это уже собачья, а не лошадиная. Жеребчиков?
Извозчик. Нет, и не Жеребчиков... Лошадинин... Лошаков... Жеребкин... Все не то!
Хозяин. Ну, так как же я буду ему писать? Ты подумай!
Извозчик. Сейчас. Лошадкин... Кобылкин... Коренной...
Хозяйка. Коренников?
Извозчик. Никак нет. Пристяжкин... Нет, не то! Забыл!
Хозяин. Так зачем же, черт тебя возьми, с советами лезешь, ежели забыл? Ступай отсюда вон!
Извозчик уходит, продолжает шепотом перебирать фамилии.
Володя. Спасибо, отец, пойдем мы. Наелись.
Хозяин. Так скоро? Ну, из-за этого черта, даже с детьми не поговорили. Ребенок на каникулы приехал, а он тут со своим Кобылиным…
В дом с мороза заходят Алеша, младший брат хозяина, и Надя, репетитор.
Хозяйка. А вы где были?
Надя и Алеша переглядываются, молчат.
Надя. Так мы это, мы…
Алеша. По воду ходили.
Хозяйка. А где ж вода?
Алеша. Дык где?
Хозяйка. Где?
Алеша. Ну, где? Ну, пролилась. Бывает, что. Чего бы ей и не пролиться-то разочек?
Хозяин. Ладно вам! Алексей, смотри - племянник твой приехал. Порадуйся хоть.
Алеша. Здорово, горох. Пойду, полежу. (Хватает яблоко со стола).
Володя. А это товарищ мой, господин Чечевицын.
Алеша (тихо). Господин! Ха, еще одни господин горох. (Уходит)
Хозяйка. Володя, а вот Надежда Семеновна? Мы тебе ее репетитором наняли. Специально к твоему приезду.
Надя. Здравствуйте. (Потихоньку уходит за Алешей).
Володя. Даже на каникулах заниматься?
Хозяйка. Ну, уж, чтоб не обленится. Будете вместе с господином Чечевицыным заниматься, ну и девочки с вами, если захотят. А, хотя, они ничего не хотят!
Хозяин. А мы вчера с девочками начали делать бахрому для елки. Цветной бумаги еще осталось, давайте с нами.
Володя. Нет, отец, дела.
Хозяйка. Уж и дела. Только приехали. Какие стали. Завтра и начнете заниматься с Надеждой Семеновной, раз деловые. Иди хоть люльку посмотри, братик там твой. Варька!
Варька выносит на руках младенца. Володя без интереса смотрит на личико братика.
Володя. Пойду, покажу товарищу свою комнату.
Хозяин. Ну, девочки, тогда мы за работу, а вы, как хотите, присоединяйтесь. Сходите хоть на конюшню. Там твой жеребец, совсем вымахал.
Володя. Позже, отец, позже.
Мальчики уходят. Девочки садятся за цветную бумагу, отец и мать тоже берутся за ножницы.
Хозяйка. Кто взял мои ножницы? Опять ты, Иван Николаич, взял мои ножницы?
Хозяин. Господи, боже мой, даже ножниц не дают! Мало того что зуб болит, еще и ножницы не дают.
Катя. Прежде и Володя с нами занимался приготовлениями к елке.
Соня. Даже в конюшню не захотел.
Катя. Все шепчутся и шепчутся.
Хозяин. И вы такими станете. Слышишь, мать, Володька-то совсем вытянулся.
Катя. Пойти бы подглядеть, что это за господин такой. Чечевица.
Хозяин. Варька, сбегай, купи три бутылки пива.
Хозяйка. Чего три-то?
Хозяин. Дык, одну так, две для зуба на ночь.
Хозяйка. Варька, покачай ребенка.
Варька. Так молчит ведь…
Хозяйка. А что? Нужно ждать пока заревет?
Варька бежит качать младенца.
В комнате у Володи. Мальчики садятся у окна, раскрывают атлас и рассматривают какую-то карту.
Чечевицын (тихо). Сначала в Пермь... оттуда в Тюмень... потом Томск... потом... потом... в Камчатку... Отсюда самоеды перевезут на лодках через Берингов пролив... Вот тебе и Америка... Тут много пушных зверей.
Володя. А Калифорния?
Чечевицын. Калифорния ниже... Лишь бы в Америку попасть, а Калифорния не за горами. Добывать же себе пропитание можно охотой и грабежом. Кстати, я смотрю у тебя родители не бедные. Вон прислуги сколько. Придется денег у них занять.
Володя. А как это, занять? Мне просто так рубль дают за хорошие дела. Давай, сегодня же конюшню почистим, рубль дадут.
Чечевицын. Не-е, рубль, что это… с такими деньгами нам до Америки не добраться. Надо просто как-то найти, где у них деньги лежат… Понимаешь?
Володя (тихо). Понимаю…
Чечевицын. Надеюсь, ты не струсил?
Володя. Нет, что ты, я с тобой.
Чечевицын. Смотри у меня. Я трусов с собой не беру.
В комнату заходят Катя и Соня.
Катя (тихо). Давай ты.
Соня. Чего опять я-то?
Катя. Говори, сказала.
Соня. Сама такая. (Громко). Володя, тебя папа зовет.
Володя. Зачем?
Соня (тихо Кате). Зачем?
Катя. Мама тебя накажет, если ты не придешь, понял?
Володя. Начало-о-ось! (Неохотно уходит).
Чечевицын остается наедине с девочками. Молчание. Смотрят друг на друга. Чечевицын слегка покашливает. Молчание. Девочки не отрываясь, смотрят на него. Он кашляет громче. После Чечевицын грубо спрашивает Катю.
Чечевицын. Вы читали Майн-Рида?
Катя. Нет, не читала... Послушайте, а вы умеете на коньках кататься?
Чечевицын не отвечает. Тяжело вздыхает. Молчат.
Чечевицын. Когда стадо бизонов бежит через пампасы, то дрожит земля, а в это время мустанги, испугавшись, брыкаются и ржут. А также индейцы нападают на поезда. Но хуже всего это москиты и термиты.
Катя. А это что такое?
Чечевицын. Это вроде муравчиков, только с крыльями. Очень сильно кусаются. Знаете, кто я?
Катя. Господин Чечевицын.
Чечевицын. Нет. Я Монтигомо Ястребиный Коготь, вождь непобедимых.
Девочки молчат. Соня, та, что помладше, смотрит в окно и вздыхает.
Соня. А у нас чечевицу вчера готовили.
Катя. Хотите, я вам соловьиное гнездо покажу?
Чечевицын. Не трогай, потревожишь. Соловей птица певчая, безгрешная…
Катя. А воробья?
Чечевицын. Воробья можно, злая птица, ехидная. Мысли у него в голове, словно у жулика. Не любит, чтоб человеку было хорошо. Когда Христа распинали, он жидам гвозди носил и кричал: «Жив! жив!»
Возвращается Володя.
Володя. И никто меня не звал. А ну, как сейчас получите обе.
Девочки убегают. В дверях сталкиваются с Алешей, который грызет яблоко.
Алеша. Эй, горох. Рубль есть?
Володя. Так и не заработал еще? Хорошо у мамки с папкой жить, да?
Алеша. Иди, сходи на конюшню, тебе дадут рубль.
Володя. Сам иди.
Алеша. А у господина гороха случайно не найдется?
Чечевицын. Я Монтигомо Ястребиный Коготь.
Алеша. Ага, я так сразу и понял. Вижу лицо знакомое…
Кладет огрызок яблока на атлас, уходит.
В это время Пашка сидит возле кухонной двери, снова что-то пишет.
Пашка (тихо). Милый дедушка, скоро у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченый орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барина, скажи, для Пашки. Тебя-то он не поколотит. И выруби елку, как раньше, для нас. И мы будем ее убирать с тобой. Приезжай, милый дедушка. Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу.
После Пашка прижимается ухом к двери, подслушивает. На кухне за столом сидит извозчик, Данило Семеныч, держит блюдечко, пьет чай, кусает комочки сахара. Напротив извозчика сидят Пелагея и Аксинья, молодая кухарка. Аксинья что-то делает у печи, гремит посудой, стучит, но в сущности ничего не делает. Она старается спрятать куда-нибудь подальше свое лицо от извозчика.
Извозчик. А может, Жеребчиков... Жеребковский... Жеребенко... Нет, не то!
Пелагея. Может и Жеребенко. Кушайте, Данило Семеныч! Да что вы всё чай да чай? Вы бы водочки выкушали!
Извозчик. Не потребляю-с... нет-с... Не невольте, Пелагея Степановна...
Пелагея. Какой же вы... Извозчики, а не пьете... Холостому человеку невозможно, чтоб не пить. Выкушайте!
Извозчик косится на водку.
Извозчик. Лошадинский... Лошадевич... Жеребкович... Кобылянский... Не пью-с, увольте-с... При нашем деле не годится, это малодушество. Мастеровой человек может пить, потому он на одном месте сидит, наш же брат завсегда на виду в публике. Не так ли-с? Пойдешь в кабак, а тут лошадь ушла; напьешься ежели – еще хуже: того и гляди, уснешь или с козел свалишься. Дело такое.
Пелагея. А вы сколько в день выручаете, Данило Семеныч?
Извозчик. Какой день. В иной день на зелененькую выездишь, а в другой раз так и без гроша ко двору поедешь. Дни разные бывают-с. Нониче наше дело совсем ничего не стоит. Извозчиков, сами знаете, хоть пруд пруди, сено дорогое, а седок пустяковый, норовит всё на конке проехать. А всё ж, благодарить бога, не на что жалиться. И сыты, и одеты, и... можем даже другого кого осчастливить... (Косится на Аксинью).
К двери подходит хозяйка. Замечает Пашку у двери.
Хозяйка. Марш в детскую. Варька, что, одна должна водиться? Мы тебя для чего тут держит, кормим, поим? Не твое дело тут слушать!
Пашка (тихо). Что-то будет с Аксинькой. Ох, что-то будет.
Аксинья выбегает из кухни в столовую, начинает подметать в каждом углу, даже там где не надо. Хозяйка садиться за вышивание, наблюдает за Аксиньей. Пашка снова подкрадывается к двери, подслушивает.
Аксинья (тихо). Ушел. Слава Богу. Ушел.
Хозяйка. А он, заметно, хороший человек.
Аксинья. Ей-богу, барыня, не выйду! Ей-богу, не выйду!
Хозяйка. Ты не дури, не маленькая. Это шаг серьезный, нужно обдумать хорошенько, а так, зря, нечего кричать. Мы ж не будем вас всех тут пожизненно держать. Он тебе нравится?
Аксинья. Выдумываете, барыня! Такое скажут, что... ей-богу...
Пашка (тихо) Сказала бы: не нравится!
Хозяйка. Какая ты, однако, ломака... Нравится?
Аксинья. Да он, барыня, старый! Гы-ы!
Их кухни выходит Пелагея.
Пелагея. Выдумывай еще! Сорока годов еще не исполнилось. Да на что тебе молодой? С лица, дура, воды не пить... Выходи, вот и всё!
Аксинья. Ей-богу, не выйду!
Пелагея. Блажишь! Какого лешего тебе еще нужно? Другая бы в ножки поклонилась, а ты – не выйду! Тебе бы всё с почтальонами да лепетиторами перемигиваться! К Володьке вашему лепетитор ходил, барыня, так она об него все свои глазищи обмозолила. У, бесстыжая! А сейчас еще и на брата барина нашего глазеет, на Алексея. Вздумала!
Хозяйка. Ты этого Данилу раньше видала?
Аксинья. Где мне его видеть? Первый раз сегодня вижу. Пелагея Степановна откуда-то привела... чёрта окаянного... И откуда он взялся на мою голову!
Пелагея. Не откуда-то, а он извозчик наш. И не ври, постоянно его видела.
Пашка (тихо). Ох, бедная Аксинька. Должно быть совестно жениться. Ужасно совестно.
В столовую забегает хозяин, кричит, держится за щеку.
Хозяин. Ой, батюшки! Ой, матушки! Ох, света белого не вижу!
Хозяйка. Ну что опять? Прихватило?
Хозяин. Где этот черт окаянный, вспомнил?
Пелагея. Никак нет, ваше превосходительство. Сидел на кухне, вспоминал, не вспомнил.
Хозяин. Может быть, Конявский? Лошадников? Нет? Позвать его сюда.
Аксинья. Может по породам лошадей перебирать?
Прибегает извозчик.
Хозяйка. Загривкин. Копытин.
Пелагея. Сбруев.
Извозчик. Никак нет.
Аксинья. Табунов?
Пелагея. Жеребовский?
Извозчик. Все не то. Коненко... Конченко... Жеребеев... Кобылеев...
Из детской кричит Володя: «Папа! Тройкин! Уздечкин!». Из другой детской кричат Катя и Соня: «Кобыляткин! Хвостиков!»
Хозяйка. Варька, сбегай, купи две бутылки пива.
Хозяин. Ой-ой-ой, умираю…
Хозяйка. Варька, купи водки. И покачай ребенка.
В это время в детской Надя занимается с Володей и Чечевицыным, тут же забегает и Пашка, тоже садится за стол позади мальчиков.
Володя. Бедный папаша. Какая же там фамилия все-таки?
Пашка. Бедная Аксинька.
Надя. Мальчики, не отвлекаемся. (Все время смотрит в окно). Так. Мы вдыхаем кислород. Теперь повторите мне, что мы выдыхаем?
Чечевицын. Углекислоту. (Смотрит в тоже окно, что и Надя). А этот всегда тут сидит?
Володя. А, Пашка, он везде, он как домовой. Пускай сидит.
Чечевицын. С кухарским сыном за одним столом…
Володя. Да он тихий. Больно писать ему нравится.
Надя. Так. Растения же наоборот: вдыхают углекислоту и выдыхают кислород. Углекислота содержится в сельтерской воде и в самоварном угаре… Это очень вредный газ. Близ Неаполя есть Собачья пещера, содержащая в себе углекислоту; пущенная в нее собака задыхается и умирает. Теперь вы повторите.
Володя. Близ Неаполя есть так называемая Собачья пещера, содержащая в себе углекислоту; пущенная в нее собака задыхается и умирает.
Надя. Что такое горизонт?
Пашка. Это линия между землей и небом. Ее нельзя потрогать.
Володя (тихо). Сегодня родители уезжают на крестины. В доме будем только мы и Алешка с Надей.
Надя. Так что же мы вдыхаем? (Смотрит в окно).
Володя. Кислород…
Надя. Да, а горизонтом называется место, где, как нам кажется, земля сходится с небом…
Надя достает из кармана какую-то записочку, после смотрит на часы, ходит по комнате, выглядывает в окно. Чечевицын тоже смотрит за окно.
Надя. Так помните же, близ Неаполя есть так называемая Собачья пещера… где, как нам кажется, небо сходится с землею…
Пашка. Так и записать?
Надя. Теперь арифметика. Вот решите задачу № 325, а я… сейчас приду…
Надя быстро выбегает из комнаты. Чечевицын широко улыбается, переглядывается с Володей. Оба подбегают к подоконнику, выглядывают в окно. Пашка продолжает что-то усердно писать.
Пашка. Небо сходится с землей у Собачьей пещеры, точка.
На улице. Возле речки у проруби Надю ждет Алеша. Он сидит на скамейке с удочкой в руках. Надя подбегает к нему, садиться рядом. Оба оглядываются.
Алеша. Возьмите удочку. Так незаметней.
Надя. Чудесное место.
Алеша. Рыбачьте. (Пауза). Я рад, что мы, наконец, одни. Я должен сказать вам многое, Надежда Семеновна.... Очень многое... Когда я увидел вас в первый раз... У вас клюет... Я понял тогда, для чего я живу, понял, где мой кумир, которому я должен посвятить свою честную, трудовую жизнь... Это, должно быть, большая клюет... Увидя вас, я полюбил впервые, полюбил страстно! Подождите дергать... пусть лучше клюнет... Скажите мне, моя дорогая, заклинаю вас, могу ли я рассчитывать – не на взаимность, нет! этого я не стою, я не смею даже помыслить об этом, – могу ли я рассчитывать на ... Тащите! Надя тащите ее. Тащи, Надя. Да что у тебя за руки…
Надя поднимает руку вверх с удочкой, вскрикивает.
Алеша. Боже мой, окунь! Ай, ах... Скорей! Сорвался! Не бойтесь. Не бойтесь, Надя.
Алеша прижимает Надю к себе. Целуются. Со стороны реки раздается тихий смех. Чечевицын стоит по другую сторону за ветками.
Чечевицын. А-а-а... вы целуетесь? Хорошо же! Я скажу Володиной мамаше.
Надя. Надеюсь, что вы, как честный человек...
Алеша. Подсматривать подло, а пересказывать низко, гнусно и мерзко... Полагаю, что вы, как честный и благородный человек...
Чечевицын. Дайте рубль, тогда не скажу! А то скажу.
Алеша достает из кармана рубль, кидает Чечевицыну и тот уходит.
Алеша. Подлец. Как мал, и какой уже большой подлец. Скотина.
Надя. Что же из него дальше будет? Что будет с нами?
На улице темно. Все стихло. Вечер. За обеденным столом сидят Чечевицын и Володя, играют в лото. Из кухни подсматривает Пашка. Катя и Соня тоже не решаются подойти.
Володя. Выползайте, мама и папа ушли на крестины. Можно долго не ложиться спать.
Чечевицын. Играем исключительно на деньги. (Ставит на стол блюдечко с копейкой.)
Пашка, Катя и Соня быстро садятся за стол, каждый кидает по копейки на блюдце.
Катя. А как же Надя с Алешей? Они расскажут.
Чечевицын. Не посмеют. Особенно они. (Переглядывается с Володей). Ставка – всегда копейка. Если кто смошенничает, того немедленно вон.
Игра начинается. Играют с азартом.
Чечевицын. Тридцать два. Семнадцать. Двадцать восемь.
Соня. Сено косим. У Пашки сено косим.
Чечевицын. Не подсказывай. Кто пропустил, сам виноват.
Пашка. Я знаю только цифры, которые на нули заканчиваются, и где единицы.
Чечевицын. Двадцать три.
Соня (хлопает в ладоши). У Кати двадцать три.
Соня не играет, а только следит, кто выигрывает и за всех радуется и хлопает в ладоши.
Катя. Ой, паук, паук.
Володя. Не бей его. У него, может быть, есть дети…
Чечевицын. Сорок три. Один.
Пашка. У меня один.
Катя. Партия! У меня партия!
Чечевицын. Проверить!
Все тщательно проверяют Катю.
Чечевицын. Ладно. Следующая партия.
Игра продолжается. Чечевицын называет цифры.
Катя. А что я вчера видела! Данило Семеныч заворотил как-то веки, и у него сделались глаза красные, страшные, как у нечистого духа.
Пашка. Я тоже видел. У нас там вообще что-то странное на кухне происходит, как пришел этот Данило Семеныч.
Чечевицын. Восемь. Семь. Двадцать семь.
Володя. А у нас ученик умеет ушами двигать.
Соня. И я умею.
Володя. А ну-ка, пошевели!
Чечевицын. Не отвлекайтесь. Двенадцать.
Пашка. А когда с нулями будет?
Катя. Нехороший человек этот Данило Семеныч. Вчера входит к нам в детскую, а я в одной сорочке… И мне стало так неприлично!
Пашка. Вот и я про тоже. Аксинька всегда краснеет при нем. Плохо ей, что ли делается? Страшный он человек.
Катя. Да женятся они, вот и краснеет. Надеюсь, мамаша, не будет пускать его сюда часто.
Пашка. Женятся? Я так и думал. Фу! Как это, наверно, стыдно жениться. Ужасно стыдно. Бедная Аксинька.
Чечевицын. Десять.
Пашка. У меня.
Соня радуется, хлопает в ладоши.
Катя. Странно. Не понимаю, зачем это жениться? Мамаша женилась на папаше, кузина Верочка – на Павле Андреиче. Но на папе и Павле Андреиче, так и быть уж, можно жениться: у них есть золотые цепочки, хорошие костюмы, у них всегда сапоги вычищенные; но жениться на этом страшном извозчике с красным носом, в валенках... фи! И почему это, Пашка, твоей мамаше хочется, чтоб бедная Аксинька женилась?
Чечевицын. Партия! (Хватает деньги с блюдечка). У меня партия! Проверяйте, если хотите!
Пашка. Мне, значит, уж больше нельзя играть.
Чечевицын. Почему?
Пашка. Потому что… потому что у меня больше денег нет.
Чечевицын. Без денег нельзя! Уходи.
Пашка на всякий случай еще раз роется в карманах, но ничего не находит. Сейчас он заплачет…
Соня. Я за тебя поставлю! Я все равно не играю. Только смотри, отдашь после.
Все снова кидают по копейке на блюдце, и игра продолжается.
Чечевицын. Одиннадцать.
Катя. Кажется, где-то колокола звонят.
Володя. Ночью только на кладбище звонят.
Соня. А зачем там звонят?
Чечевицын. Двадцать. Сорок один. Семнадцать.
Володя. Чтоб разбойники в церковь не забрались. Звона они боятся.
Соня. А для чего разбойникам в церковь забираться?
Володя. Известно для чего: сторожей поубивать!
Пашка. Я выиграл.
Чечевицын. Врешь. Он смошенничал.
Пашка. Я не мошенничал.
Володя. Ты цифр не знаешь.
Пашка. Я где нули знаю, и где единицы. Вот. (Показывает свою карточку).
Чечевицын. Мошеник. Выгнать его. (Хлопает Пашку по голове).
Пашка в ответ встает, и бьет Чечевицына по щеке.
Чечевицын. Кухарский сын. Знай свое место. (Хватает со стола ножницы, резко проводит ими по Пашкиному локтю).
У Пашки на локте появляется кровь. Пашка убегает на кухню. Соня начинает плакать. В это время в столовую заходит Алеша. Вид у него заспанный.
Алеша. Малышня, вы, почему не в кровати? (Видит лото на столе и деньги на блюдце). Это возмутительно! Разве можно давать детям деньги? И разве можно позволять им играть в азартные игры? Хороша педагогия, нечего сказать. Возмутительно!
Чечевицын. А кто здесь педагог? Вы, да Наденька.
Володя и Чечевицын переглядываются, злобно смеются.
Чечевицын. А где, кстати, Наденька? Гы-ы.
Алеша. Надежда Семеновна, попрошу. Погодите, и я сяду играть.
Чечевицын. Ставь копейку!
Алеша. Сейчас. (Роется в карманах). У меня копейки нет, но вот, есть рубль. Я ставлю рубль.
Чечевицын. Нет, нет, нет… копейку ставь!
Алеша. Дураки вы. Ведь рубль во всяком случае дороже копейки. Кто выиграет, тот мне сдачи сдаст.
Чечевицын. Нет, пожалуйста! Уходи!
Алеша. В таком случае разменяй мне. Я тебе промен заплачу. Не хочешь? Ну, продай мне за рубль десять копеек.
Чечевицын. Не хочу.
Алеша. Вы болваны тут все, с чугунными мозгами.
Соня. Алеша, да я за тебя поставлю! Садись! Только потом отдашь.
Игра начинается. Только теперь Катя читает числа.
Катя. Двадцать.
Чечевицын. Копейку уронил. Подождите. Не играйте. Замрите все. Или ищите, все ищите. Наклонитесь и ищите, чтоб я видел, что вы не мошенничаете.
Все наклоняются, шарят под столом. Находят разный мусор. После поднимаются, видят, Соня спит, склонив голову на стол. В столовую заходит Надя.
Надя. Алексей, что здесь происходит? Это возмутительно.
Алексей. Я сам глазам своим не верю. Пришел разогнать их, а они не уходят. (Хватает деньги с блюдца). А ну все по комнатам.
Чечевицын. Верни на место.
Алексей. Завтра получите назад, а сейчас марш по кроватям, бессовестные.
Катя (Соне). Поди, на кровать ложись!
Надя уводит Катю и Соню в детскую. Все расходятся, везде гасят свет.
Надя, уложив девочек спать, выходит в коридор, где в темноте ее ждет Чечевицын.
Чечевицын. А я знаю. Гы-ы!
Надя (останавливается). Что вы знаете?
Чечевицын. Гы-ы! Я видел, как вы и сегодня вечером около верб целовались с Алешей. Я пошел за вами и всё видел…
Надя. Так вы теперь за нами еще и следите?
Чечевицын. Часы хочу, как у Алеши. Или лучше пусть он отдаст свои. И еще один рубль.
Надя. Господин Чечевицын, это низко…Я вас умоляю, ради бога… Будьте мужчиной… не говорите никому… Порядочные люди не шпионят… Это низко… умоляю вас…
Чечевицын. Нет. Два рубля. Лучше два. И про часы не забудь передать…
В доме все стихает. Слышно только как Варька поет колыбельную, и хнычет Пашка.
Варька. Говорила же тебе, не крутись с господами. Баю-баю…
Пашка (перевязывает себе локоть, хнычет). Загноится.
Варька. Дай, сюда. (Помогает перевязывать). Вот сгниет рука, и поделом тебе. Говорила же…
Пашка. Ну, говорила, говорила!
Варька. Тоже мне грамотей. Ну, куда ты лезешь? Нашел друзей себе. Твое место вот, люльку качать.
Пашка (плачет). А мне буквы нравятся.
Варька. Сгниют тебя эти буквы. Сначала локоть отвалится, вот увидишь.
Варька уходит качать колыбель, напевает песню. Пашка снова достает клочок бумаги, садится за скамейку, вытирает кулаком глаза, пишет.
Пашка. Я буду тебе табак тереть, богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к приказчику сапоги чистить. Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком на деревню бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку родную….
Утро. Утром снова кричит хозяйка: «Варька, ставь самовар! Варька сбегай, купи три бутылки пива! Барин не спит! Варька, покачай ребенка!»
В детской у мальчиков. Мальчики уже сидят на уроке. Пашка, заспанный и не расчесанный забегает в комнату со своими книжками. Садится позади мальчиков.
Надя. Что у тебя с рукой, Паша?
Пашка. Упал.
Володя. С самого утра. Уроки. Мы же даже еще не поели.
Надя. Так приказала ваша мама.
Чечевицын. А можно мы сегодня пораньше уйдем?
Надя. Все занимаются столько, сколько положено. И это не обсуждается.
Чечевицын. И даже те, кто все знает? Гы-ы!
Надя долго смотрит на Чечевицына, сжимает кулаки.
Чечевицын. Ну, я имел в виду, что мы уже знаем, где сходится горизонт. (Смеется).
Надя. Ненавижу! О, если б вы, гадкий, отвратительный, знали, как я вас ненавижу, как мне противна ваша стриженая голова, ваши пошлые, оттопыренные уши!
Пашка. Чего это с ней?
Володя. Уж лучше бы нас Алешка учил, как раньше.
Надя. Это я не вам говорю, а повторяю роль… Простите. Не слушайте. (Хватает Чечевицына за руку). Как я тебя ненавижу! Никому я не желала столько зла, как тебе!
Чечевицын выдергивает руку, убегает, за ним Володя.
Надя. Продолжаем.
Пашка. Кажется, меня на кухню зовут. Да и хозяин не рад, когда и я учусь… вам же не платят за меня… я пойду лучше,… чего б худого не вышло.
В комнату заходит хозяин, все так же с подвязанной щекой, ходит кругами что-то бубнит.
Хозяин. Восемь рублей — экая важность! Люди и больше проигрывают, да ничего. И к тому же деньги дело наживное... Съездил раз на фабрику или в трактир Рылова, вот тебе и все восемь, даже еще больше! Тоже мне сходили на крестины. Лучше б он уж вообще не рожался. Восемь рублей проиграть, на каких-то крестинах.
Выходит из комнаты, после снова заходит. Замечает Надю и Пашку.
Хозяин. А где мальчики?
Надя. Я их пыталась усадить… Иван Николаевич, этот Чечевицын… нам нужно поговорить…
Хозяин. А этот что, зачем его учат?
Надя. Павел изъявил желание.
Хозяин (ходит взад перед по комнате) Желание!... хм, восемь рублей… да и отыграться можно. Я платить не буду за него… восемь рублей… эх, зараза, как он меня…
Надя. Какие восемь рублей? Я с Павлом просто так занимаюсь. А вот ваш, Володя и господин Чечевицын…
Хозяин. Ну, что там бубнишь, давай громче, раз учат тебя…
Пашка. «Зима... Крестьянин, торжествуя... Крестьянин торжествуя... обновляет путь...»
Хозяин. Да отыграюсь… Что это там «торжествуя?»
Пашка. «Крестьянин, торжествуя, обновляет путь... обновляет...»
Хозяин. «Торжествуя...» Влепить бы ему десяток горячих, так не очень бы торжествовал. Чем торжествовать, лучше бы подати исправно платил... Восемь рублей — экая важность! Не восемь тысяч, всегда отыграться можно...
Пашка. «Его лошадка, снег почуя... снег почуя, плетется рысью как-нибудь...»
Хозяин. Еще бы она вскачь понеслась! Рысак какой нашелся, скажи на милость! Кляча — кляча и есть... Нерассудительный мужик рад спьяну лошадь гнать, а потом как угодит в прорубь или в овраг, тогда и возись с ним... Поскачи только мне, так я тебе такого скипидару пропишу, что лет пять не забудешь!.. И зачем это я с маленькой пошел? Пойди я с туза треф, не был бы я без двух...
Пашка. «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая... бразды пушистые взрывая...»
Хозяин. «Взрывая... Бразды взрывая... бразды...» Скажет же этакую штуку! Позволяют же писать, прости господи! А всё десятка, в сущности, наделала! Принесли же ее черти не вовремя!
Пашка. «Вот бегает дворовый мальчик... дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив... посадив...»
Хозяин. Стало быть, наелся, коли бегает да балуется... А у родителей нет того в уме, чтоб мальчишку за дело усадить. Чем собаку-то возить, лучше бы дрова колол или Священное писание читал... (дает оплеуху Пашке). Эх, ты. И собак тоже развели... ни пройти, ни проехать! Было бы мне после ужина не садиться... Поужинать бы, да и уехать...
Пашка. «Ему и больно и смешно, а мать грозит... а мать грозит ему в окно...»
Хозяин. Грози, грози... Лень на двор выйти да наказать... Задрала бы ему шубенку да чик-чик! чик-чик! Это лучше, чем пальцем грозить... А-то, гляди, выйдет из него пьяница... Кто это сочинил?
Надя. Пушкин!
Хозяин. Пушкин? Гм!.. Должно быть, чудак какой-нибудь. Пишут-пишут, а что пишут — и сами не понимают. Лишь бы написать!
Заходит Пелагея.
Пелагея. Иван Николаич, мужик муку привез.
Хозяин. Принять!
Пелагея. А ты чего расселся тут, иди, помогай разгружать, грамотей.
Пашка закрывает книгу, уходит.
Хозяин. Ладно, главное не думать. Не думать. Эх, чем заняться….И зуб перестал болеть, как назло. Восемь рублей, да еще так, как олух продуть… надо отвлечься. Пашка, иди сюда обратно, я тебя хоть высеку за то, что ты вчера стекло разбил!
Надя. Иван Николаевич, я попросила бы вас обратить ваше внимание на Володю. Сегодня и третьего дня я заметила, что он курит. Когда я стала его стыдить, то он, по обыкновению, заткнул уши и громко запел, чтобы заглушить мой голос.
Хозяин (смеется). Володя курит? Воображаю себе этого карапуза с папиросой! Да ему сколько лет? Двенадцать.
Надя. Вам кажется это несерьезным, но в его годы курение составляет вредную и дурную привычку, а дурные привычки следует искоренять в самом начале. И мне кажется это все влияние господина Чечевицына…
Хозяин. Интересно. А где он берет табак?
Надя. У вас в столе.
Хозяин. Да? В таком случае пришлите его ко мне.
Иван Николаевич уходит к себе в кабинет, садится в кресло, закрывает глаза.
Хозяин. Хм, Володя курит. Что же однако, я ему скажу… Восемь рублей…
В кабинет заходит Володя.
Володя. Здравствуй, папа! Ты меня звал? (Подходит к отцу, обнимает за шею, целует в перевязанную щеку). Нам до сих пор еще не дали завтрак.
Хозяин. Позвольте, позвольте, прежде чем целоваться, нам нужно поговорить, и поговорить серьезно… Я на тебя сердит и больше тебя не люблю. Так и знай, братец: я тебя не люблю, и ты мне не сын…
Володя. Что же я тебе сделал? Я сегодня у тебя в кабинете ни разу не был и ничего не трогал.
Хозяин. Сейчас Надежда Семеновна жаловалась мне, что ты куришь… Это правда? Ты куришь?
Володя. Да, я раз курил… Это верно!
Хозяин. Вот видишь, ты еще и лжешь вдобавок. Надя два раза видела, как ты курил. Значит, ты уличен в трех нехороших поступках: куришь, берешь из стола чужой табак и лжешь. Три вины!
Володя. Ах, да-а! Это верно, верно! Я два раза курил: сегодня и прежде.
Хозяин. Вот видишь, значит не раз, а два раза… Я очень, очень тобой недоволен! Прежде ты был хорошим мальчиком, но теперь, я вижу, испортился и стал плохим. Да, нехорошо. Я от тебя не ожидал этого. Во-первых, ты не имеешь права брать табак, который тебе не принадлежит. Каждый человек имеет право пользоваться только своим собственным добром, ежели же он берет чужое, то… он нехороший человек! Например, у Надежды Семеновны есть сундук с платьями. Это ее сундук, и мы, то есть ни я, ни ты, не смеем трогать его, так как он не наш. Ведь правда?
Володя. Правда.
Хозяин. Если мне хочется курить чужой табак, то я, прежде всего, должен попросить позволения.
Володя. Значит, я должен был просто попросить? И все?
Володя садится за стол, берет флакон с клеем.
Володя. Папа, из чего делается клей?
Отец забирает клей, ставит его на место.
Хозяин. Во-вторых, ты куришь… Это очень нехорошо! Если я курю, то из этого еще не следует, что курить можно. Я курю и знаю, что это неумно, браню и не люблю себя за это… Табак сильно вредит здоровью, и тот, кто курит, умирает раньше, чем следует. Особенно же вредно курить таким маленьким, как ты. У тебя грудь слабая, ты еще не окреп, а у слабых людей табачный дым производит чахотку и другие болезни. Вот дядя Игнатий умер от чахотки. Если бы он не курил, то, быть может, жил бы до сегодня.
Володя. Дядя Игнатий хорошо играл на скрипке! Его скрипка теперь у Григорьевых!
Хозяин. Ты меня совсем не слушаешь.
Володя. Я просто вдруг подумал, что смерть уносит людей, а их дети и скрипки остаются на земле.
Отец начинает быстро ходит по кабинету, Володя берет лист бумаги, начинает рисовать.
Володя. Сегодня кухарка шинковала капусту и обрезала себе палец. Она так крикнула, что мы все перепугались и побежали на кухню. Такая глупая! Надежда Семеновна велит ей мочить палец в холодную воду, а она его сосет… И как она может грязный палец брать в рот! Папа, ведь это неприлично!
Хозяин. Послушай, дай мне честное слово, что ты больше не будешь курить.
Володя. Че-естное слово! Че-естное сло-во! Во! во!
Хозяин. Ты как приехал, сам не свой, с этим Чибисовым, ходите, шепчетесь. Что, происходит, сынок?
Володя продолжает рисовать. Отец вырывает у него листок.
Володя. Ничего не происходит. Вот ты, например, мне раньше сказки рассказывал. Расскажи мне сказку.
Хозяин. Извольте, молодой человек, вам сколько лет? То было раньше.
Володя. Тогда и не спрашивай, что со мной. То было тоже все раньше.
Хозяин. Ладно, только после сказки – сейчас же ты бросишь курить. Слушай. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был себе старый, престарелый царь с длинной седой бородой и… и с этакими усищами. У старого, престарелого царя был единственный сын и наследник царства – мальчик, такой же маленький, как ты. Это был хороший мальчик. Он никогда не капризничал, рано ложился спать, ничего не трогал на столе и… и вообще был умница. Один только был у него недостаток – он курил… От курения царевич заболел чахоткой и умер, когда ему было двадцать лет. Дряхлый и болезненный старик остался без всякой помощи. Некому было управлять государством и защищать дворец. Пришли неприятели, убили старика, разрушили дворец, и уж в саду теперь нет ни черешен, ни птиц, ни колокольчиков… Так-то, братец…
Володя. Не буду я больше курить…не буду.
Встает и собирается уходить.
Хозяин. И Чибисову передай.
Володя уходит.
Хозяин (садится за стол, подпирает свою щеку). И чего я наговорил ему? Черт! Восемь рублей! Восемь!
В столовой Аксинья накрывает на стол. Все рассаживаются. Нет только Володи. Надя ходит по столовой вперед назад и что-то читает из своей тетради.
Хозяйка (Аксинье). Нравится, нравится? Ну, скажи.
Все смотрят на Аксинью, смеются.
Хозяйка. Иван Николаич, вас только и ждем.
Иван Николаич выходит из кабинета, грустный садится за стол, ест.
Хозяйка. Опять зуб? И где Володя? Он же больше всех и просил, накрывать на стол.
Хозяин. Аксинька, еда-то пересолена.
Алеша. Из цыплят кровь сочится.
Хозяйка. Нраа-авится.
Снова все смеются. У Аксиньи все валится из рук, то нож упадет, то тарелка.
Хозяйка. Надежда Семеновна, а вы почему не садитесь с нами.
Надя. Я не голодна. Я читаю свои заметки. Они помогают мне, подготовится к уроку. (Смотрит на Чечевицына).
Чечевицын (шепотом). А я знаю, гы-ы!
Надя (громче). "Недавно Россия воевала с Заграницей, причем много было убито турков". "Железная дорога шипит, везет людей и сделана из железа и материалов".
Хозяин. Не понимаю, что за охота у нашей Пелагеи всех женить да замуж выдавать. Какое ей дело? Пусть сами женятся, как хотят.
Аксинья. Да будь он трижды проклят, чтоб я о нем думала! Тьфу!
Чечевицын. (шепчет Алеше). А я знаю.
Алеша. Заткнись.
Надя (еще громче). "Родители выдают девиц замуж за военных, которые имеют состояние и свой дом". "Папу обошли на службе и не дали ему ордена, а он рассердился и вышел в отставку по домашним обстоятельствам". "Я обожаю свою подругу Дуню Пешеморепереходященскую за то, что она прилежна и внимательна во время уроков и умеет представлять гусара Николая Спиридоныча".
Хозяйка. Выходить за него ты, конечно, можешь, твое это дело, но, Аксинька, знай, что он не может здесь жить... Ты знаешь, я не люблю, если кто в кухне сидит. Смотри же, помни... И тебя я не буду отпускать на ночь. Надя, может, вы покушаете?
Надя (продолжает читать громче). "В великий пост священники и дьяконы не хотят венчать новобрачных"
Аксинья. И бог знает, что выдумываете, барыня! Да что вы меня им попрекаете? Пущай он сбесится! Вот еще навязался на мою голову, чтоб ему...
Чечевицын (во весь голос). А я знаю… Гы-ы! Я видел…
Хозяйка. Что ты знаешь?
Надя (почти кричит). "Говядина делается из быков и коров, баранина из овечек и баранчиков". "Мальчик, почитай своих папу и маму – и за это ты будешь хорошеньким и будешь любим всеми людьми на свете".
Алеша. Ты глуп.
Надя. «Он ахнуть не успел, как на него медведь насел». О, как! Это я сама только что придумала.
Чечевицын. Надежда Семеновна целуются с Алексеем… Да еще так часто…
Пауза. Все молчат.
Хозяйка. Не твое дело говорить об этом, молодой человек, ты еще очень молод… Но, однако, какой пример для детей! Алексей!
Надя хочет убежать, Алеша останавливает ее за руку.
Алеша. Брат, коли нет у нас родителей, прошу твоего благословения, как брата старшего. Надя, выходите за меня. (Чечевицыну). Ну, что теперь скажешь, господин?
У Аксиньи падает тарелка, она убегает, закрыв лицо руками. Алеша и Надя смотрят на Чечевицына, стиснув зубы.
Алеша. Ну, держись теперь. Часы он захотел.
Алеша берет Чечевицына за ухо. Выводит из комнаты. Надя идет за ними.
Хозяин (кричит им вслед). Алеша, благословляю.
Катя. Какой он герой все-таки, этот господин. Какой смелый. Так высказаться!
Соня. Вот, теперь уши у него совсем как у Пашки будут. Точь-в-точь кухарский сын.
Катя выбегает из-за стола, Соня бежит за ней.
В комнате у мальчиков. Чечевицын заходит, держась за уши. Видно, как он хочет заплакать, но сдерживается. Володя сидит за столом, смотрит на атлас. Катя и Соня подслушивают у двери.
Чечевицын. Для дороги у нас уже все есть. Пистолет, два ножа. Проверь. Все сложил? Сухари, увеличительное стекло для добывания огня, компас и четыре рубля денег. Все, здесь нам больше нельзя оставаться?
Володя. Что? Уже?
Чечевицын. Карту изучил?
Володя. Вот здесь (показывает на карту) нам придется пройти пешком несколько тысяч верст.
Чечевицын. Да, возможно по дороге придется сражаться с тиграми и дикарями, потом добывать золото и слоновую кость, убивать врагов, поступать в морские разбойники, пить джин и, в конце концов, жениться на красавицах и обрабатывать плантации.
Володя. Жениться на красавицах?
Чечевицын. Ну, да, а что делать? Придется.
Володя. Ну, раз так надо…
Чечевицын. И еще, ты должен называть меня там Монтигомо Ястребиный Коготь. А ты будешь бледнолицый брат мой.
Катя и Соня потихоньку уходят от двери. Шепчутся.
Катя. Ты смотри же, не говори маме. Володя привезет нам из Америки золота и слоновой кости, а если ты скажешь маме, то его не пустят.
На другой день после обеда в дом стали приходить соседские кухарки, горничные. Вся кухня наполнилась людьми. Пашка стоит на табурете, и заглядывает в кухонное окно. Варька пытается его стянуть с табурета.
Пашка. Варька, мне сегодня приснилось, как Аксиньку волк украл.
Варька. Слезай, говорю, твоя очередь люльку качать.
Пашка. Ой, что-то будет. В каком красивом платье Аксинька, посреди кухни стоит. Все на нее смотрят. А она плачет. Фу, этот извозчик рядом стоит. Бедная Аксинька.
Из кухни выбегает хозяйка.
Хозяйка. Да что ж это! Даже самовар некому поставить, из-за этих свадеб. Варька, поставь хоть ты. От Пелагеи водкой пахнет. Варька, принеси штопор. (Уходит).
Пашка. Бедная! Бедная! Куда ее повели? Отчего хозяева не заступятся за нее?
Варька. Ну, что там, что?
Пашка. Бедная, будет потом плакать где-нибудь в потемках. А извозчик на нее: цыц! цыц!
Из кухни выходит Пелагея под руку с извозчиком. Оба хмельные.
Извозчик. Вы же, барыня, поглядывайте за ней. Будьте заместо отца-матери, не оставьте, посматривайте, чтоб всё благородно... без шалостев... А также, барыня, дозвольте рубликов пять в счет ейного жалованья. Хомут надо купить новый.
Уходят во двор.
Пашка. Вот жила себе, жила, как хотела. И вдруг, ни с того ни с чего явился какой-то чужой, и решил что право на нее имеет.
В детской плачет младенец.
Варька. А, ну, тебя. Не допросишься. (Уходит).
Наконец дверь в кухню широко открывается и вся публика с шумом направляется из кухни во двор. Аксинья выходит последней. Пашка подбегает к ней, достает из своего кармана большое красное яблоко, и не заметно кладет его Аксиньи в руку, и тут же опрометью бросается назад к Варьке.
В столовой Хозяйка сидит, вышивает. Хозяин снова держится за зуб.
Хозяйка. Варька, да принесешь ты уже штопор или нет? Барин ждет.
Тут же в углу сидит Чечевицын за картой. А Володя ходит из комнаты в комнату. Останавливается перед иконой, крестится.
Хозяйка. Володя, ты почему ничего не ешь?
Володя. Господи, прости меня грешного! Господи, сохрани мою бедную, несчастную маму!
Хозяин. Ты чего это, сынок?
Володя начинает всех обнимать, отца, сестер, мать. Отец ничего не понимает, только девочки все знают. Соня косится на Чечевицына.
Соня. Когда пост, говорят, надо кушать горох и чечевицу.
Мальчики выходят в коридор. Девочки идут подслушивать.
Чечевицын. Что с тобой? Ты не поедешь? Говори: не поедешь?
Володя (плачет). Господи! Как же я поеду? Мне маму жалко.
Чечевицын. Бледнолицый брат мой, я прошу тебя, поедем! Ты же уверял, что поедешь, сам меня сманил, а как ехать, так вот и струсил.
Володя. Я... я не струсил, а мне... мне маму жалко.
Чечевицын. Ты говори: поедешь или нет?
Володя. Я поеду, только... только погоди. Мне хочется дома пожить.
Чечевицын. В таком случае я сам поеду! И без тебя обойдусь. А еще тоже хотел охотиться на тигров, сражаться! Когда так, отдай же мои пистоны!
Володя плачет еще сильнее, сестры за дверями тоже не выдерживают и начинают плакать. Тишина. Чечевицын ждет.
Чечевицын. Так ты не поедешь? Последний раз спрашиваю.
Володя. По... поеду.
Чечевицын. Так одевайся! Ты только представь, какой пароход нас ждет. Обещаю отдать тебе всю слоновую кость, которую мы найдем. И все львиные и тигровые шубы.
Катя (за дверью). Ах, как мне страшно, но какой он герой, герой этот господин Чечевицын. Замечательный человек. Не то, что наш Володька.
Володя плачет еще сильней
Чечевицын. Ну. Я жду.
Володя. Мне мааа-му жалко.
Чечевицын. Предатель. Ну, дождетесь у меня еще, предатель.
Володя убегает к себе в комнату. Чечевицын резко забегает из коридора в столовую, сбивая у дверей девочек. Останавливается. Грозно смотрит на Катю.
Хозяин снова начинает кричать от зубной боли.
Хозяин. Даю пять рублей тому, кто вспомнит настоящую фамилию. Зовите извозчика.
Соня. Гнедов!
Варька бежит за извозчиком. Тот приходит, слегка хмельной.
Хозяин. Не Меринов ли?
Извозчик. Нет, не Меринов.
Хозяйка. Да, может быть, фамилия не лошадиная, а какая-нибудь другая!
Извозчик. Истинно слово, лошадиная... Это очень даже отлично помню.
Хозяин. Экий ты какой, братец, беспамятный... Для меня теперь эта фамилия дороже, кажется, всего на свете. Замучился! ладно, посылайте за доктором. Пускай рвет! Нет больше сил терпеть. Пошлите за доктором. Пускай рвет.
Извозчик. Погодите, вспомню.
Хозяйка. Да уж, вспомнил. Только с толку всех сбил. Поди отседова. Едь за доктором.
Извозчик. Буланов... Чересседельников...Засупонин... Лошадский...(Уходит).
Чечевицын. Я умею вырывать.
Все вопросительно смотрят на Чечевицына.
Чечевицын. Я сам себе все молочные зубы вырвал.
Хозяин. Ой, рви. Ой, силы больше ждать нету. Рви.
Чечевицын. Нужны инструменты.
Хозяин. Сходи. Там на дворе. Только быстрей, быстрей.
Чечевицын выходит во двор, и тут же навстречу ему обратно бежит извозчик.
Извозчик. Вспомнил, вспомнил. Овсов! Овсов фамилия его! Овсов, ваше превосходительство! Посылайте депешу Овсову!
Чечевицын. Вспомнили, значит. А хозяина нет дома.
Извозчик. Как нет? Вот же были.
Чечевицын. Не дождались. Сами сели и поехали за доктором. Может, еще догоните.
Извозчик. Тьфу ты! (Бежит в конюшню).
Чечевицын. Фамилию не забудьте.
Чечевицын уходит в дом.
Хозяин. Ну, что, что?
Хозяйка. Варька, вот принесла бы раньше штопор, обошлось бы.
Чечевицын. Нет нужного инструмента. Руками вырву.
Хозяин. О, Боже, ты мой. Умру. Точно умру.
Хозяйка. Варька, заливай на зуб. Обезвредим.
Катя и Соня забиваются в углу. Закрывают глаза руками.
Соня. Ой, что будет, что будет!
Катя. Герой! Какой он герой!
Хозяин садится в кресло, откидывает назад голову, открывает рот. Чечевицын, хладнокровно, одним движением руки выдирает зуб.
Чечевицын. Уже шатался.
Хозяин берет свой зуб, рассматривает.
Хозяйка. Ну, отмучился. Отмучился. Варька, что встала? Иди, качай, ребенка.
Варька убегает. В детской заливается плачем младенец. Варька берет его на руки, качает, напевает песню. Сзади незаметно подходит Чечевицын, рука у него слегка окровавлена от зуба.
Чечевицын. Что, спать хочется?
Варька. Ой, напугали.
Чечевицын. А Пашка почему не качает?
Варька. В больницу его повели. Рука загноилась.
Чечевицын. Этот ребенок враг.
Варька. Что ты? Это сын господ. Это барин будущий. Уходи.
Чечевицын. Кто твой враг в этом доме?
Варька. У меня нет врагов. Я служу хозяевам.
Чечевицын. Если бы не он, как сладко бы ты спала. Посмотри, сколько места. Скажи, ведь не раз об этом думала?
Варька. День еще. Когда спать-то?
Чечевицын. Ночь придет, вспомнишь, кто твой враг.
Варька. Уходи. Ненормальный.
Чечевицын уходит. Хватает рюкзак в коридоре, который он заранее приготовил. Сталкивается с Катей. Долго смотрит на нее. Молчат.
Чечевицын. Я Монтигомо Ястребинный Коготь.
В это время Пашка с кухаркой Пелагеей, немного хмельной после застолья, заходят в больницу в приемную. Много больных сидят на скамьях, молчат. Пашка с Пелагеей тоже садятся, ждут. То и дело из комнатки слышатся вопли, детский плачь или сердитый возглас доктора: «Ну, что орешь? Режу я тебя, что ли? Сиди смирно». В приемную, подпрыгивая на одной ноге, заходит какой-то парень.
Пашка. Гляди: воробей! (Встает и тоже начинает прыгать на одной ноге).
Пелагея. Молчи, детка, молчи!
Из кабинета выходит доктор в белом фартуке и подпоясанный полотенцем. Проходит мимо подпрыгивающего парня.
Доктор. Ну и дурак! Что ж, разве не дурак? Я велел тебе прийти в понедельник, а ты приходишь в пятницу. По мне хоть вовсе не ходи, но ведь, дурак этакой, нога пропадет!
Парень. Сделайте такую милость, Иван Миколаич!
Доктор. Нечего – Иван Миколаич! Сказано в понедельник, и надо слушаться. Дурак, вот и всё… Следующий.
Очередь Пашки. В кабинете. Доктор садится за стол и машинально начинает постукивать по толстой книге молоточком.
Доктор. Как зовут?
Пелагея. Пелагея… то есть, Павел Галактионов. Девять лет ему. Неграмотен. Болен пару дней еще.
Доктор. Что болит?
Пелагея. У парнишки болячка на локте, батюшка. Порезался.
Доктор. Раздень его.
Пашка, пыхтя, распутывает на шее платок, не спеша стаскивает тулупчик.
Доктор. Баба, не в гости пришла! Что возишься? Ведь ты у меня не одна тут.
Пелагея быстро раздевает Пашку. Доктор лениво смотрит на него и хлопает его по голому животу.
Доктор. Важное, брат Пашка, ты себе пузо отрастил. Ну, показывай свой локоть.
Пашка хнычет.
Доктор. Ме-е! Женить пора баловника, а он ревет! Бессовестный.
Доктор внимательно осматривает локоть.
Доктор. Бить тебя, баба, да некому. Отчего ты раньше его не приводила? Рука-то ведь пропащая! Гляди-кась, дура, ведь это сустав болит!
Пелагея. Вам лучше знать, батюшка…
Доктор. Батюшка… Сгноила парню руку, да теперь и батюшка. Какой он работник без руки? Вот век целый и будешь с ним нянчиться. Небось, как у самой прыщ на носу вскочит, так сейчас же в больницу бежишь, а мальчишку гноила. Все вы такие.
Доктор закуривает папиросу. Пашка голый стоит, и глядит на дым. Папироса гаснет.
Доктор. Ну, слушай, баба. Мазями да каплями тут не поможешь. Надо его в больнице оставить.
Пелагея. Ежели нужно, батюшка, то почему не оставить?
Доктор. Мы ему операцию сделаем. А ты, Пашка, оставайся. Пусть мать едет, а мы с тобой, брат, тут останемся. У меня, брат, хорошо, разлюли малина! Мы с тобой, Пашка, вот как управимся, чижей пойдем ловить, я тебе лисицу покажу! В гости вместе поедем! А? Хочешь? А мать за тобой завтра приедет! А?
Пашка вопросительно глядит на Пелагею.
Пелагея. Оставайся, детка!
Доктор. Остается, остается! толковать нечего! Я ему живую лисицу покажу! Поедем вместе на ярмарку леденцы покупать! Марья Денисовна, сведите его наверх!
Сиделка, Марья Денисовна, уводит Пашку в палату. Палата небольшая и состоит только из трех кроватей. Одна кровать пустая, на другую садится Пашка, а на третьей сидит какой-то старик, который всё время кашляет и плюет в кружку. В палате Пашка осматривается кругом. Все ему кажется таким большим и красивым. Пашка трогает свое серое шершавое одеяло, подушки.
Пашка. Мдаа.. доктору живется очень не дурно.
Возвращается сиделка и отдает Пашке какую-то одежду.
Сиделка. Это тебе. Одевайся. (Уходит).
Пашка с удовольствием надевает рубаху, штаны и серый халатик. Разглядывает себя в небольшое зеркало на стене. Говорит старику.
Пашка. В таком костюме недурно бы пройтись по деревне. Представляю, как мать меня посылает на огород к реке нарвать для поросенка капустных листьев. Я иду такой, а мальчишки и девчонки окружают меня и с завистью глядят на мой халатик. А, Варька-то, Варька, как поглядит на меня.
Старик харкает в кружку. Снова заходит сиделка, держа в руках две оловянные миски, ложки и два куска хлеба. Одну миску она ставит перед стариком, другую перед Пашкой.
Сиделка. Ешь. (Уходит.)
Пашка смотрит в миску, в которой жирные щи и кусок мяса.
Пашка. Докторам очень недурно живется. И доктор вовсе не так сердит, как мне показался сначала.
Пашка долго ест щи, и мясо, облизывая ложку после каждого хлебка. После посматривает на тарелку старика, который почти ничего и не ест. Пашка думает и доедает свой кусок хлеба всухомятку. Снова заходит сиделка с новыми мисками, в которых жаркое с картофелем.
Сиделка. А где же хлеб-то? Ну, зачем сожрал? А с чем же ты жаркое есть будешь? (Уходит и приносит новый кусок хлеба.)
Пашка никогда не ел такой еды. Он с жадностью съедает и жаркое. Старик, пообедав, прячет кусок хлеба в шкафчик. Пашка, хочет сделать также, но подумав, доедает и хлеб. Наевшись, Пашка достает свое письмо из старого тулупчика, ложиться на кровать и начинает писать.
Пашка. Милый дедушка, пока не приезжай забирать меня. Я еще хочу посмотреть живую лисицу, которую мне обещал доктор. А еще мы поедем с ним ловить чижей и на ярмарку. Подождем до вечера. А еще я сегодня узнал, что меня зову не Пашка, а Павел Галактионов, и мне уже девять лет, хотя я насчитал только семь. А еще моя приемная мамаша сказала, что я не грамотен. Как же так? Как же я тебе тогда письмо пишу, не зная букав? Письмо совсем выглядит так же, как и у мамаши. Я видел.
На улице становится темнее. Старик на кровати, не переставая, кашляет и плюет в кружку. В груди у него все хрипит. Пашке становится грустно и скучно, он прячет свое письмо, садится на кровати и наблюдает за стариком.
Пашка. Дед, что это у тебя свистит?
Старик молчит.
Пашка. Дед, а где лисица?
Старик. Какая лисица?
Пашка. Живая.
Старик. Где ж ей быть? В лесу!
На улице совсем темно. Старик отворачивается к стенке, хрипит. Доктора так и нет. Пашка ложится на спину, смотрит в потолок. В комнату иногда заглядывают фельдшеры, проверяют старика. Пашка ненадолго засыпает, но его тут же будит шум у соседней кровати. Две фигуры двигаются возле старика. Шепчутся.
Первый. Понесем с кроватью аль так?
Второй. Так. Не пройдешь с кроватью. Эка, помер не вовремя, царство небесное!
Первый берет старика за плечи, второй за ноги. Выходят из палаты. Пашка прислушивается, после вскакивает с кровати, видит темные окна и с ужасом выпрыгивает из окна со второго этажа. Даже не почувствовав падения он не останавливаясь бежит домой босиком по снегу.
Пашка. Ма-а-ма! Ма-амка! Дед. Забери меня, дед.
Пашка забегает на знакомое крыльцо, после в дом, а там и Варька качает люльку в комнате с зеленым освещением. Пашка кидается под ноги Варьке. Плачет, запыхается.
Варька. Тише тебе. Баю-баюшки… где был? Сказал же, что ненадолго в больницу и обратно. Твоя очередь качать.
Пашка. Я хотел лисицу посмотреть, живую. Он обещал на ярмарку, чижей ловить.
Варька. Ну и дурак, Пашка! Разве не дурак? Бить бы тебя, да некому.
Пашка. Варька, а мне ведь уже девять лет.
Варька. Тоже мне, жених.
Пашка. И зовут меня Павел Галактионов. Ты знала?
Варька. Конечно, знала. Ты же Пашка, значит Павел. Баю-баюшки-баю…
Пашка. Варька, за мной сейчас смерть бежала.
Варька. Пугай тоже.
Пашка. Я слышал, как он хрипел, хрипел, а потом не хрипел… А потом я бежал, бежал, и она за мной, а сейчас она в дом забежала, и вон там сидит. (Указывает в темный угол за колыбелью).
Варька. Ну, дурак какой. Ну, дурак есть дурак.
Пашка. Варька, а как письма отправляются?
Варька. Я же говорила уже.
Пашка. Я почти дописал.
Пашка достает письмо. Садится за лавку и дописывает. «Милый дедушка приезжай». Сворачивает лист вчетверо, и вкладывает в конверт, купленный накануне за копейку. Подумав немного, он обмакивает перо, и пишет на конверте: «На деревню дедушке. Константину Макарычу». Пашка надевает шапку и Варькины валенки, довольный убегает из комнаты. Варька продолжает качать колыбель.
Варька. Баю-баюшки-баю, а я песенку спою…ну, слушай, слушай. (Почти засыпает, но продолжает что-то бубнить). Вот и изба душная. Спать. Спать. Зачем это? На телеграфных проволоках висят вороны и сороки, кричат как ребятенки. Снова изба, моя изба. Тепло тут было, в избе моей. А вот на полу отец покойный ворочается, Ефим. Он катается по полу от боли и стонет. У него, как он говорит, «разыгралась грыжа». Он только мычит. Бу-бу-бу-бу-бу. Спи, спи… А вот мать побежала к господам сказать, что Ефим помирает. Она давно уже ушла и пора бы ей вернуться. А я на печи лежу, и слушаю: бу-бу-бу-бу. Это отец по полу катается. Господа прислали молодого доктора. Доктор входит в избу, кашляет. Просит света. Света дайте. Темно в избе. Мать возвращается со свечкой. Щеки у Ефима розовые, глаза блестят, точно Ефим видит насквозь всю избу и доктора. Помирать пора, говорит Ефим. Время пришло. Чего это ты, чего это… в больницу надо ехать. Батюшка, да на чем же мы поедем, у нас нет лошади. Помирать, значит, пора, я ничего не могу поделать. Доктор уходит. Свеча тухнет. И снова слышится «бу-бу-бу»… но вот ясное хорошее утро. Мать идет в больницу к Ефиму. Где-то плачет ребенок, и кто-то поет «баю-баюшки-баю, а я песенку пою».
Варьку кто-то с силой бьет по голове. Она просыпается. Это хозяйка, незаметно подкралась.
Хозяйка. Ты что же это, паршивая? Дите плачет, а ты спишь?
Варька. Я? Сплю? Я сказку, сказку пою…
Хозяйка треплет Варьку за ухо, после уходит. Варька продолжает качать колыбель. Снова закрывает глаза.
Варька. Ну, слушай дальше, младенчик. Мать возвращается, крестится. Ночью еще был, а к утру богу душу отдал… Царство небесное, вечный покой… Сказывают, поздно захватили... Надо бы раньше… Ночью еще был…
Ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька начинает ходить возле колыбели, держится за виски, за голову. Потом ходит кругами по комнате, пытается найти место, куда бы прилечь, хоть на минуту прилечь…Варька подходит к колыбели, смотрит на ребенка.
Варька. Кто твой враг… Кто тебе жить мешает… этот враг – ребенок… Ночью еще был, а к утру богу душу отдал… Царство небесное, вечный покой… Ночью еще был, а к утру душу отдал…А потом спать, спать, спать…
Варька встает на табуретку, протягивает свои руки в колыбель, обхватывает ребенка за шею. Ребенок затихает. Варька слезает с табурета, после широко улыбаясь, ложится на пол, смеется от радости.
Варька. Спать, спать, спать…
Через минуту Варька спит уже крепко, как мертвая…