О, ты, скалистая креолка,
Столбам внимающая часто,
Надень перчатки из картона
И смажь их ежевичной пастой.
Твой тюбетей остроконечный
В Луну нацелился верхушкой,
Достать её ему мешает
Кошачий хвост и щи с кукушкой.
А в это время на пригорке
Трава себя уже скосила,
И в мощном гулком упоении
Себя сосной провозгласила.
Поднос помчался за креветкой,
На блюдо ей пора вернуться,
А конь из греческой легенды
Решил грибами травануться.
О, ты, читающий сей опус,
Пожарь картошку на соломе,
Подумай о седой пиявке
И желатиновом пароме.
И встретишь ты колдунью с клеем,
С огромной чёрной бородавкой,
Подаришь ей ты крокодила,
Она ж похвалится удавкой.
И все кастрюли вас поздравят
С великим царственным прозрением,
А ветер о себе напомнит
Кирпичным жирным дуновением.
Порыв Луны коснётся томной,
На тюбетей её уронит;
Сомнёт она верхушку телом,
Но он слезинки не проронит.
Лишь опечалится внезапно,
Покроют вышивку морщины,
Но на Луну кричать не станет,
Ведь для него пример – мужчины.
Луна ж креолочке скалистой
Подарит кратер свой чудесный,
И та рванёт туда внезапно,
И будет там ей интересно.
Вернувшись, тюбетей погладит,
Луне преподнесёт с поклоном,
А та кивнёт ей благосклонно,
Звеня вечерним небосклоном.
Колдунья с клеем восхитится,
Луне подарит крокодила;
А, может, он давно живёт там?
Следы не раз я находила.