Чуть больше года назад впервые на русском языке увидела свет личная (читай: любовная) переписка двух величайших философов XX века – Ханны Арендт и Мартина Хайдеггера.
В связи с малочисленностью тиража этого издания, а также рядом иных «неудобных» факторов мне не удалось заполучить столь вожделенную «Ханна Арендт, Мартин Хайдеггер. Письма 1925-1975 и другие свидетельства», поэтому данный очерк по своей природе представляет собой не рецензию, а эссе, на написание которого меня натолкнули отдельные опубликованные фрагменты из упомянутой книги.
«Дорогая Ханна!
Почему любовь богаче всех других человеческих возможностей и сладостным бременем ложится на охваченных ею? Потому что мы сами превращаемся в то, что мы любим, оставаясь самими собой. И тогда мы хотели бы отблагодарить возлюбленного, но не в состоянии найти что-либо достойное его».
Насколько часто теперь мы пишем «настоящие» письма? В какой момент максимальная информативность вытеснила минимальную эстетику? – эти вопросы я задаю себе каждый раз, сталкиваясь с поистине достойными примерами эпистолярных произведений.
Да, написание письма – акт сугубо эстетический, требующий гармонии формы и содержания, организационной структуры, логической стройности и дисциплины мыслей.
Как и к любому проявлению прекрасного, к написанию традиционных писем (письмо-конверт), человек тяготеет в период переживаний наиболее возвышенных чувств.
В пору своих особенно сильных любовных «потрясений» для меня написание писем стало обычной формой общения, несмотря на наличие постоянного доступа к интернету и мобильной связи.
Нет, я не посылала писем по почте, максимум – распечатывала и клала в конверт, однако даже в этом процессе было что-то архаически-возвышенное, но главное таинство – всё же само написание письма.
Электронные мессенджеры создают иллюзию постоянной доступности человека для связи, что безусловно удобно и оправдано в современных условиях, отрицать же прогресс было бы просто неразумно. Однако не для всякого рода общения пригоден скоростной чатинг, безжалостно анатомизирующий всякую сакральность в общении двоих.
Электронные формы общения также предоставляют больше возможностей для постороннего вмешательства, появления третьей пары глаз, а то, что касается двоих, долженствует остаться между двумя.
Но дело ведь даже не в возможности постороннего соучастия, суть - в самой идее письма – последовательном, поступательном развёртывании целой радуги своих внутренних сокровищ. Да романтично это в конце концов! Любовь же, как заметил Ирвин Шоу, и должна быть романтической - "В противном случае лучше ходить в спортивный зал".
Я писала длинные письма в знак благодарности, в моменты отчаяния, одиночества, писала даже тогда, когда была точно уверена, что адресатом моё письмо получено не будет.
Написание письма – возможность быть услышанной, понятой, это иллюзия наличия прочного диалога. Ты пишешь, думая о конкретном человеке, следовательно, вступаешь с ним в неощутимый контакт, а ведь иногда и одного этого достаточно. В голове прокручиваешь итоговый текст, представляешь как адресат впервые, строчка за строчкой, будет следовать за твоими мыслями, можешь даже попытаться представить себе эмоции, которые последуют за прочтением.
Возможно, это всего-навсего какой-то эпистолярный фетишизм, но я писала письма, когда любила и любила, когда писала письма.
Пишите письма, господа.