Глава 22
Вот и наступил день, когда нашего директора сменившего Царева, снова берут в армию и он вновь признан годным к строевой службе, он вновь лейтенант.
На днях с первыми - же пароходами, во главе призывников: и старых, и молодых поедет в Новосибирск в пересыльный пункт, а дальше сдает всех своих, кого он сопровождал и получит назначение в часть.
Дальнейшую его судьбу я не узнаю никогда, а сейчас он пригласил нашего военрука Карванидзе (о нем я уже писал) и почему - то меня, не военного, не раненого, да и приятелем я ему не был.
Но он выбрал меня на свои проводы и вот мы втроем сидим у него на частной квартире и разливаем по стаканам спирт… .
Выпили по одной, по второй и отправились к районному клубу ( Дом культуры).
Надо признать, что спирт я пил не разводил водой, а они разводили и вот он на улице мне он ударил в голову, да так, что я частично потерял контроль над своими поступками.
Появилось какое - то ухарство и нахальство, пренебрежение к порядочному поведению, а сознание у меня то как - бы помутнело и я никого не вижу.
А именно: то вдруг как- бы проявится, и я вижу где нахожусь, с кем разговариваю, но как бы сквозь сон, то вдруг все исчезает на миг, снова появляется и снова исчезает, а тебя и сам черт не брат…
В один из таких моментов прояснения сознания, я увидел себя стоящего, прислонившимся к ограде палисадника дома, вижу по дороге с двумя девушками идет телеграфистка Ася, была замужем и у ней был грудной ребенок.
Муж находился в армии – на фронте, вот уже год и я, как - то был на почте - телеграфе с Михаилом и там завели игривы разговор с девчатами на телеграфе и телефонной станции.
Так, вот эта Ася как - то ко мне несколько благоволила, а затем после второй, третий встречи на почте мне сказала, что якобы очень похож на ее мужа и ей очень нравлюсь.
Я конечно это учел, но только и всего, так как она жила у родителей мужа, а те ее никуда не пускали, кроме как на работу, как видно видели, что «волки» вроде меня еще есть и их не всех забрали на фронт.
Так вот увидел я эту Асю на улице и набычился, крикнул ей:
- Эй, ты касатка, а ну - ка иди сюда!
Сказано мною это было конечно грубо, да еще в присутствии многих людей.
Дело - то происходило не далеко от входного крыльца Дома культуры, около которого в момент антракта гуляло много людей, а тут вдруг такой выкрик.
Она конечно на мой возглас даже и не поворотила головы, а меня пьяного это задело и я вслед ей стал отпускать такие слова, что у самого сейчас уши вянут, а вот осознать этот свой публичный позор в тот момент я не мог.
Но, потом опять все помутнело и… . Пришел в себя я в своей комнате, в которой жил утром на следующей день, лежу, одетый на кровати, сняты только ботинки.
Через некоторое время пришли двое моих учеников, которые уже были нашими выпущенные из училища.
Они так хитро улыбались, что мне стало ясно, что - то, что я оказался дома связано с ними, и я тогда спросил:
- Это вы вчера доставили меня сюда?
Они оба мотнули головой.
- Так, - протянул я, - а где вы меня встретили?
– Около Дома культуры, кончился антракт, все ушли в зал, ну мы и уговорили Вас пойти домой.
– Кто там был из наших?
– Многие, в том числе и учителя.
- И видели меня в таком виде?
– Конечно.
Для меня это был позор, да и еще какой. Но, делать нечего, надо идти кормить ребят в столовую, а потом на уроки.
Хотя голова у меня и не болела, но все внутри как - то тряслось, и было все противно.
Вот черт - нажрался, сколько раз закаивался не пить сверх стоп - сигнала и опять набрался.
Тошно от самого себя. Целую неделю я никуда не ходил, кроме столовой, на уроки и в тайгу, на весеннею охоту за рябчиками, но потом острота поступка притупилась и я, как говорится, стал выходить в люди.
Вторым или третьим прибывшим пароходом с низовья Оби, наш директор уехал, вместе с ним отправилась команда допризывников из нашего училища.
Кровавая мясорубка поглотила и их всех 18 человек и не один из них, кроме Лени Алгина обратно не вернулся.
Я забыл помянуть следующий эпизод: Закончились гастроли театра, во главе которого был режиссер - артист Меркурьев, но эта труппа еще не уехала - ждала парохода.
Сейчас уже и не помню, кто был инициатором провести концерт нашего училища в районном Доме культуры.
Но такой концерт данной нашей самодеятельностью для районной публики состоялся, в том числе и были поставлены две пьесы с моей режиссурой.
Не хвалю себя, а концерт прошел очень хорошо, и много было аплодисментов в адрес наших артистов.
Но, прежде чем начался этот, наш концерт и выступления, когда заполнился зал местной публикой и нашими учащимся, на сцену вышел работник районного отдела культуры и произнес примерно следующую речь:
- Сейчас перед вами выступает художественная самодеятельность ремесленного училища №37, которая была создана и руководилась режиссером Нарымского театра Меркурьевым…. .
После произнесенной этой речи по залу прокатился довольно громкий ропот недовольства - это свои чувства выражали наши подопечные, которые знали, сами участвовали и видели, что никакого руководства Нарымского театра не было никогда.
Возмутился и наш преподавательский состав, такому беспардонному заявлению районного деятеля, которого мы все и видели - то впервые здесь на сцене.
Под давлением ропота наших учащихся, а также и преподавателей, наша замполит подошла к этому деятелю и тоже с возмущением сказала, что к нашей самодеятельностью Нарымский театр и в частности его режиссер и руководитель Меркурьев никакого отношения не имеет.
Во время их переговоров, а это было видно из зрительного зала - все время раздавались выкрики наших питомцев и свист в адрес им сказанного.
Но, вот он вновь вышел из – за кулис в зал и произнес:
- Прошу извинение у присутствующих в зале, произошла ошибка Нарымский театр к художественной самодеятельности училища, никакого отношения не имеет, это заслуга училища.
Тут раздались аплодисменты из зала и за кулисами, так отреагировали наши девчата и парни.
Они - то знали, что никто из театральных деятелей ими не руководил, а руководили - хоровой ораторией, в которой участвовало 25 - 30 человек - старший комендант. Я о нем немного погодя еще напишу.
Постановками пьес - твой покорный слуга, также и сольными номерами, - пел и говорил я, и исполняли мои ученики.
Так что было основание у нас возмущаться этому заявлению.
А вот теперь о старшем коменданте нашего училища. Я, не помню, его фамилия - память уже подвела меня, но это был демобилизованный по ранению молодой мужчина лет 29.
Он приехал в училище из Томска, а вот имя сейчас вспомнил, звали его Володя. По воинскому званию он был старшина, слегка заикался - результат контузии.
Был он член ВКП(б), как и многие вступил в партию, на фронте, там это быстро делалось, и вот это его членство в партию по сути дело поломало ему все жизнь.
Как это произошло? Да, очень просто, я забегу сейчас в будущее, что произойдет в декабре этого – же года и позднее через 1,5 - 2 года.
Необходимо только дополнить, что Володя где - то познакомился с девушкой, работающей бухгалтером Райпотресоюза, и постепенно увлекся ее, то есть влюбился в нее самым настоящим образом.
Она конечно, отвечала ему взаимностью, так как парень он был хоть куда: - рослый, веселый и довольно симпатичный.
Единственно, что его портило, то это легкое заикание – результат близко разорвавшейся мины, контузившей и ранивший его, но со временем, это все должно пройти.
Вся беда этой взаимной любви оказалась в том, что она, эта девушка, а ей было что - то лет 23-24.
Была она, дочь спец переселенцев, то - есть из семьи раскулаченных и сосланных сюда в Нарымский край и хотя сама она не считалась под контролем комендатуры.
А ее родители будучи уже стариками, они ходили на отметку в Районную комендатуру, как сосланные кулаки.
Он, как я уже и поминал, был член партии ВКП(б) и как это так, как он смел полюбить дочь кулаков?
Так рассуждали партийные боги, райкома партии.
Узнав об этом он был вызван в Райком, где ему, во первых вынесли выговор и предложили немедленно расстаться с ней и не встречаться.
Вы, мол позорите имя партии и так далее, и тому подобное, и если вы немедленно не расстанетесь с нею, мы будем вынуждены Вас исключить из наших «чистых» рядов и освободить от работы старшего коменданта училища, так как не можем доверять Вам воспитание молодежи .
Раз уж Райкомовские вожди начали его преследовать, то они это будут делать до конца.
Он это понимал отлично, конечно они с этой девушкой, а ее звали Надя, продолжали встречаться, но тайком, чтобы никто их не видел, но так все же продолжаться долго не могло.
Надо сказать, что весь молодежный район, знающие его и ее, им сочувствовал, возмущался и все?
Дальше этого никто не шел, так как над каждым из нас висел «Щит и Меч» НКВД, и в любую минуту ты мог оказаться или в тюрьме или в штрафных войсках, это в лучшем случае, если тебе не пришьют 58 статью, как - врагу народа.
Все эти свои страдания Володя сам рассказывал мне и однажды решил, что ему лучше уволиться из училища и уехать, а затем и она уедет отсюда.
В ноябре месяце после праздников Володя как - бы от Райкома партии был командирован в Томск с конным обозом, везший свежую, замороженную рыбу для отправки на фронт.
Обоз состоял где –то из 20 - 25 лошадей, расстояние до Томска санным путем 500 километров, где – то 10 - 13 дней пути.
Конечно, с училища он уволился и выехал на встречу с неизвестностью.
По дороге он простыл, схватил воспаление легких, но все вроде обошлось благополучно на первых порах.
Вскоре и она, эта Надя уволилась и тоже с санными обозами уехала в Томск к Володе. (адрес Томский где жила его мама, то есть Володи, он мне дал)
Прошло полтора года, я работал уже в Нарымском агентстве пароходства, прибыл в город Томск в командировку и конечно, вечером отправился по данному мне адресу к Володе.
Оказалось, что он проживал почти в центре города, занимал с мамой две комнаты в старинном двухэтажном доме.
Придя к нему домой, первое что мне бросилось в глаза это то , что Володя был худой, с желтым цветом лица, периодически подкашливал, а это был явный признак неблагополучия с его легкими и мое предположение оказалось верным и он мне сказал, что у него обнаружили туберкулез легких в открытой форме.
Ему сделали пневмоторакс, то есть поддули воздухом одно больное легкое, как - бы отключив его из дыхания для скорейшего рубцевания.
Вид у него был как говорится - хуже некуда и было видно, что не жилец он на этом свете.
В разговоре я спросил у него, - а где же Надя?
- Она здесь не живет, ушла от нас.
- А, где она, почему ушла? – спросил я
- Понимаешь, Сережа она боится, заразится от меня, ушла с ребенком на частную квартиру.
- А, далеко это?
- Нет, тут не далеко, можем сходить, если у тебя есть желание.
И мы с ним пошли к ней. Конечно, она не была особо рада нашему приходу, так как чувствовался ее боязнь болезни Володи.
Я, разговаривал с ней, как и что у нее, а Володя сидел задумчивый и грустный.
Надя в разговоре со мной сказала, что сын их болен, врачи признали у него туберкулезный менингит.
Ну, есть такая болезнь или нет, я конечно, не врач и не знал. Но, ясно было с ее слов, что их сын не жилец на этом свете, а это все , что связывало немного их.
Побыв еще немного, мы с Володей от нее ушли к нему домой, где я и ночевал.
Было ясно, что их любовь распалась и теперь уже навсегда, понимал это и он сам, так как отлично видел, что ему уже не подняться, как раньше в здоровье.
Он и говорил об этом мне, я конечно успокаивал его, что не все еще потеряно, но сам понимал лживость своих слов, и он это видел, а что можно было сделать в те годы?
Когда кроме поддувания ничего не умели делать, да плюс еще война и какое могло быть питание в это время.
Человек заболев туберкулезом просто таял и таял на глазах.
Продолжение следует -
http://www.proza.ru/2016/08/20/1444