Большая часть жизни прожита за «железным занавесом». С этим понятием у нас в России знакомы, к сожалению, все. Мне этот занавес в советское время представлялся какой-то физической занавеской на границе, через которую и не проехать, и не посмотреть. Мы, «самые добрые», «самые лучшие», «самые прогрессивные» люди на Земле, не очень-то и расстраивались. «Родная Коммунистическая партия» - конечно, она «совесть эпохи», как написано на плакатах по всей стране. И «Верной дорогой идете, товарищи» - везде натыкаешься на эти слова Ленина. Но больше всего плакатов, на которых славит власть сама себя, - «Слава КПСС», «Слава КПСС», «Слава КПСС»…
Был, конечно, некоторый перебор, но не все его замечали, и в общем цели своей они добивались. Ведь весь эфир был забит новостями. Приходишь в кинотеатр посмотреть фильм, и даже там перед фильмом обязательны так называемые «Новости дня». И все-то новости по одной схеме: сначала покажут все ведущие капиталистические страны - и все-то у них не так, где самолет упал, где народ бастует из-за «тяжелой жизни». Все они такие злые, вооружаются, грозят нам, и сопровождает эту часть демонстрации суровая музыка; но вот музыка резко становится радостной и бодрой – это начинаются новости страны: тут уж мы видим, как широко и красиво шагаем, как много даем стране угля и стали и как бьемся за урожай. А какое счастливое население! Все улыбаются, смеются, все ударники Коммунистического Труда, принимают на себя обязательства, встречные планы и все это с честью несут. И мы, как старшие братья, щедро помогаем, и учим, как надо жить, своих младших братьев - болгар, чехов, поляков, венгров и т.д.
Но этого мало. Раз в неделю советский человек должен услышать «проповедь». Называется она политической или экономической учебой. В какой-то определенный день недели гонят нас, инженеров, после работы в Красный уголок. Голова за день так забивается техническими проблемами и чертежами, что ничего не желает воспринимать, да ведь это и не интересно. Не раз я так глубоко проваливался в сон, что падал со стула, но до пола, ни разу не долетел – друзья ловили вовремя.
Все выше описанное было тогда нашей жизнью, а представлялась она нам нормальной и естественной. Ведь другой мы не знали, и сравнить было не с чем. Однако чем дальше мы жили, тем больше появлялось информации и людей, которые говорили не то и не так, как говорила нам власть. Это был маленький ручеек другой информации, как оказалось в дальнейшем, правды, который набирал постепенно силу и пытался сопротивляться мощному потоку, льющемуся все время на нас. И вот уже в сознании сформировалось понятие, что есть люди, которые что-то знают, чего не знаем все мы, не приемлют нашу жизнь и жестко критикуют ее. Власть доказывает народу, что это ненормальные, и увозит их на «лечение» в «психушки». Время от времени об этих людях в газетах появлялись статьи, и всегда оказывалось, что мало того, что у них не все в порядке с головой, а еще при обыске у одних находят наркотики, у других порнографию, а у третьих доллары. Если это люди известные, например Солженицын, Ростропович, то их лишают гражданства и навсегда высылают из страны. И называют таких людей – «диссиденты». В словаре написано, что так называют людей, мыслящих иначе, чем большинство в государстве. По-русски - это инакомыслящие.
Много в тогдашней жизни было странного и непонятного, у многих явлений не сходились концы с концами, и мучили меня постоянно сомнения и подозрения, но стойкий ручеек правды в душе появился только осенью 1974 года.
Весной родилась у меня дочь. Жена, конечно, не работала, моей зарплаты инженера на жизнь не хватало, и материально мы бедствовали. Тогда я был готов поменять работу, но держало то, что оформлены были документы в командировку, в Югославию, и ждал я вызова. И вот однажды в рабочее время, собирают нас, молодежь отдела главного конструктора, в актовом зале. В президиуме один главный конструктор, а выступает перед нами молодой человек, представившийся инструктором райкома комсомола. Рассказывает он нам, что, мол, в очень тяжелую ситуацию попал Ленинградский Металлический завод, летом там был пожар и сгорело несколько больших цехов. Обком ВЛКСМ принял решение создать молодежный строительный отряд и помочь Металлическому заводу построить новые цеха. Отряду нужны физически здоровые молодые люди. Работа предстоит тяжелая - нулевой цикл, т.е. работа с бетоном, и работа в ночную смену. Отряд формируется на два месяца, через два месяца его сменит другой отряд. Сохраняется оклад на основном месте работы и обком обещает хорошо заплатить на строительстве.
Из шестидесяти человек, присутствующих в зале, в отряд записался я один.
И вот в первых числах сентября, поздно вечером, появляюсь я с рюкзачком за плечами, в котором собрана всякая рвань в качестве рабочей одежды, на Металлическом заводе. В большом коридоре всех встречает бойкая девушка, которая находит меня в списке, заявляет, что я в бригаде Коли Михайлова, и, показывая в конец коридора, говорит:
- Идите, вон они там сидят.
Иду. Действительно сидят вдоль стенки на скамейках человек семь парней, кое-кто курит. Знакомлюсь с каждым, у Коли спрашиваю:
- Мне садиться или уже идем?
- Какое идем, вон иди в кабинет, индивидуальное собеседование. Мы уже были, а потом будем ждать, четырех человек еще нет.
Захожу. За столом со строгим начальственным видом сидит круглолицый молодой человек в костюме и галстуке. Предлагает сесть. Спрашивает фамилию, кем и где работаю, а затем минуты две рассказывает, какую честь мне оказал комсомол, что я должен ее не посрамить, что я должен работать, как работал Павка Корчагин и т. п. Затем, после небольшой паузы, продолжает, но уже совсем другим голосом:
- Вам повезло, вы попали в очень хорошую бригаду. Все парни – настоящие комсомольцы кроме одного. Это человек случайный. Он и комсомольцем никогда не был, в общем, не наш человек. Я говорю о Павлове. - Инструктор выдержал паузу и продолжил, уже с некоторой угрозой в голосе:
- Мой Вам совет - не поддерживайте с ним никаких отношений, а желательно вообще не общайтесь. Вы поняли?
Я сказал, что понял, и вышел за дверь. Сел на скамейку и тут же до меня дошло, что все это индивидуальное собеседование затеяно ради этой последней фразы. Инструктор меня заинтриговал, и я быстро вспомнил, что среди тех, с кем познакомился, Павлова не было.
Уверенной походкой по коридору в нашу сторону идет молодой человек с сумкой в правой руке. Подходит к нам, здоровается и обращается ко всем:
- Это бригада Коли Михайлова?
Отвечаем положительно. Парень ставит на пол сумку и представляется, начиная с первого, сидящего на скамейке:
- Павлов, Володя…Павлов, Володя …Павлов, Володя.
Я сижу в ряду последним и внимательно рассматриваю его. Где-то моего роста, слегка сутулый, светло-русые волосы, зачесанные назад, пшеничные усы. В лице и фигуре ощущается одновременно и доброжелательность, и уверенность в себе. Подходит ко мне, пожимаем друг другу руки, знакомимся. В его руке ощущается сила и какая-то особая энергия. Энергия настолько явная и мощная, что я не припомню человека, пожимая руку которому что-то подобное мог ощутить. Конечно, пожимали мне руку и люди физически более сильные, но эта энергия другого свойства, совсем не связанная с силой физической. Сначала я подумал, что это мне показалось, из-за того, что изначально были у меня ожидания чего-то необычного. Буквально через пару дней выяснилось, что ощущение меня не обмануло. Излучал Володя мощное поле лидера, и в этом поле присутствовали и мощный дух, и интеллект.
Через пару дней именно он стал нашим реальным бригадиром, абсолютно ничего для этого не делая. Интересно, что не было никаких разговоров, решение для каждого было ясным и однозначным. Поскольку Коля был назначен бригадиром райкомом, формально он им так и остался, реально же бригадой руководил Володя. Ситуация была интересной. В бригаде 12 человек и девять из них с высшим образованием, у многих амбиции. Очень хорошо, что разрешилось все естественно, само собой. И не было у нас за два месяца работы не только конфликтов, но даже и трений.
Также естественно получилось, что уже через пару дней были мы с Володей в приятельских отношениях. Главное, что нас объединяло, – очень схожее мировосприятие, и еще на то время у нас одинаково складывалась жизнь. Родились в одном году, в одном году поступили, и в одном году окончили я - институт, он - университет. В одном году женились, и у него тоже родилась дочь и была старше моей всего на месяц. Отличие было очень «маленьким» - вырос он в профессорской семье и сильно превосходил меня и знаниями, и интеллектом. Понять это я смог, конечно, намного позже. А тогда отношения наши складывались по-товарищески. Ведь он совершенно спокойно относился к моему примитивизму и неосведомленности почти по всем вопросам - и философским, и бытийным. Я благодарен Володе, что он не пытался открывать мне глаза раньше времени и учить правде жизни. Володя понимал, что не созрел я еще для этой информации.
Низший интеллект не в состоянии адекватно оценить высший, только сейчас я осознал, с каким интересным человеком столкнула меня жизнь и, в силу своей неподготовленности, как мало я этим случаем смог воспользоваться. За эти два месяца о многом мы говорили и много проблем обсудили. Все темы и уровень их обсуждения соответствовали моему тогдашнему уровню развития. Инициатива всегда исходила от меня. Володя доброжелательно слушал и также доброжелательно отвечал, при этом ответ был всегда в рамках поставленного вопроса. Думаю, понятно каждому, каким был мой первый вопрос к нему, когда мы познакомились поближе. Все правильно, вопрос был такой:
- Володя, на хулигана ты совсем не похож. Что ж ты такого мог натворить, что комсомольские вожаки не велят нам с тобой даже общаться?
Павлов ухмыльнулся и тут же ответил:
- Да, конечно, ничего не натворил. Просто думаю не так, как все.
- Так ведь каждый думает, как хочет, и как они узнают, о чем, например, я думаю, – возразил я.
Очевидно, что вопрос этот Володя ждал и отвечал быстро, ясно и четко:
- Ну, во-первых, это только, кажется, на самом деле думают почти все одинаково. И, во-вторых, о чем ты думаешь, кому надо, очень хорошо знают.
Я несколько опешил и возразил, не сразу, но возразил:
- Не может быть, они не могут знать, о чем я думаю.
Володя ухмыльнулся:
- Могут, Женя, и не только могут, а наверняка знают. Ну, вот на работе вы же в перерывах что-то обсуждаете, и ты же своих мыслей, наверное, не скрываешь?
- Нет, не скрываю, – ответил я.
- Вот видишь, ты с доверием относишься к окружающим. А зря. Слушай внимательно. У меня ситуация была наверняка надежнее твоей. У нас в институте все работы делаются маленькими коллективами. В моем коллективе всего три человека, и работали мы в отдельной комнате, и, конечно, во время работы некоторые проблемы, не связанные с работой, обсуждали. В конце августа возвращаемся с женой из отпуска. Прихожу в институт: я уволен, а оба моих сотрудника под следствием - одного обвиняют в распространении наркотиков, а другого в распространении порнографии.
- А причем же здесь ты? – искренне удивился я.
- Не только я, но и ребята, ни при чем. Наркотики и порнографию им подбросили оперативники, когда делали обыск.
- Так, а зачем все это? – спросил я.
- Ну вот, Женя, мы приплыли к тому, с чего начали. Мне непонятно, как это могло получиться, но разговоры наши и на магнитофонную ленту записаны. Существуют записи даже годичной давности, но за разговоры не посадишь, не тянет это на уголовную статью. А они, почему-то, очень захотели посадить… вот и подбросили и порнографию, и наркотики.
- И как же ты оказался здесь? – задал я уже совсем неумный вопрос.
- Да вот так и оказался. После отпуска, без денег, и без работы, а семью кормить надо. Ты, Женя, не думай, что на эту стройку стоит очередь. В нашем институте желающим оказался я один.
Я засмеялся, заметив очередное совпадение в наших жизнях:
- Да я и не думаю. Я тоже желающий в единственном числе.
- Стой, стой, стой, а у тебя, почему не было обыска? – вдруг спохватился я.
- Так ведь я был в отпуске, а квартира закрыта. Думаю, здесь они прокололись. Если бы я был на рабочем месте, то наверняка был бы под следствием.
В дальнейшем узнал, что, кроме того, что Володя хороший математик, окончивший факультет прикладной математики университета, он еще и профессиональный историк. Увлекается историей с юности. Интересуют его гунны и история религиозного раскола на Руси, история старообрядчества. На удивление этот кабинетный человек оказался и качественным управленцем. Быстро разобрался, кто из нас что умеет делать и кому с кем хорошо работать вместе. Был с хорошо развитым чувством юмора, знал бесконечное количество интересных баек и историй, и, может, поэтому на эту тяжелую ночную работу все ходили с удовольствием.
При расчете обещанных денег комсомол нам, конечно, не заплатил. Неприятно было всем, но несколько человек были возмущены до крайности и рвались разбираться в райком комсомола. Володя успокоил их, доходчиво и убедительно доказав, что кроме дополнительных неприятностей для себя ничего они не добьются.
Для меня же самое неприятное и обидное было то, что отказался Володя обменяться со мной телефонами и поддерживать дальнейшие отношения, ничего при этом не объяснив. Причина прояснилась сама собой спустя два года.
Май, 1977 год. Вместе с семьей я только что приехал из Польши, где год находился в командировке. Через месяц я должен снова вернуться в Польшу, но уже без семьи. Еду на трамвае с работы, еду от Балтийского вокзала вдоль Обводного канала в сторону порта. Остановка «Красный треугольник», садятся несколько человек. Во внешности одного рабочего, севшего с задней площадки, замечаю что-то знакомое. Внимательно смотрю - и не верю своим глазам. Павлов, Володя. Пробиваюсь поближе. Володя стоит, держится рукой за верхний поручень и смотрит на улицу с тупым безразличием. Боже мой, как же он изменился за эти два с половиной года! Постарел, ссутулился, одежда на нем несколько несуразная и не совсем чистая. Подхожу ближе:
- Володя!
Он поворачивается, узнает меня, лицо светлеет. Мы обнимаемся прямо в трамвае. Спрашиваю:
- Ты откуда?
- С работы. Работаю грузчиком на «Красном треугольнике».
- Я тоже с работы. Володя, я живу здесь, рядом, на Степана Разина. Предлагаю прямо сейчас зайти. Пообедаем, обстоятельно поговорим.
- Не возражаю. Только зайдем в магазин, возьмем бутылку. Какой разговор без бутылки?!
Купили мы бутылку водки и проговорили до самой ночи.
Как же быстро жизнь может внешне изменить человека! Прошло чуть больше двух лет, и сидит за столом совсем другой человек. Куда-то пропала сдержанность, да и природная интеллигентность Володи сильно трансформировалась. В разговоре все время прорываются и грубые слова и выражения. Видно, что его руки хронически не отмываются, и что Володя стал выпивать - уж больно отработанным движением руки он опрокидывает рюмку. И ведь не мудрено, такая жизнь сломает любого. Оказывается, работу он так и не нашел. Усугубило положение Володи то, что его отец поехал в творческую командировку в Канаду и остался там. На работу его не брали - при поступлении документы в то время обязательно проходили через Первый отдел, который запрещал его брать. Уже два года живет Володя один, жена ушла. Друзья и знакомые его сторонятся. Кто-то сам догадался, а кого-то вызвали куда надо и что надо сказали. Два года пытается уехать из Союза, но пока ничего не получается. Однако надежды он не теряет, говорит, что благодаря отцу о нем знают правозащитные организации в США и Канаде.
Провожаю его до трамвайной остановки, даю рабочий телефон, говорю, чтобы звонил, если нужна какая помощь. Володя ухмыляется и говорит:
- Женя, ну ты как ребенок, проговорили целый вечер, а ты так и не понял, что в этой стране я прокаженный. Власть уверена, что от меня исходит зараза, и я совсем не хочу кому-то, и особенно тебе, ломать жизнь. Так что спасибо тебе и прощай.
Время от времени Володя вспоминается, и каждый раз с ощущением, что уехать ему все-таки удалось, и жизнь сложилась.