Путешествие сквозь Бештау

Людмила Куликова-Хынку
 (Идея основана на реальных фактах истории и горских легендах Северного Кавказа)


                Покуда стоят эти горы,
                Мы, люди,от радости и от обид
                То будем смеяться, то плакать               
                навзрыд
                Покуда стоят эти горы.
               
                Кайсын Кулиев


Эльбрус величав и красив. Далекий. Холодный, неприступный. В роскошной белоснежной  мантии на двух своих вершинах. Но я отчаянно любил Бештау. Все пять глав. Во всех нарядах: в осенней пестро-багряной накидке, в зеленом бархате лета, в богатой соболиной шубе зимой.

Поэтому взял билет на раннюю утреннюю электричку и поехал к горе Бештау. Вернее, сквозь нее. На экскурсию. На путеводителе изображался красивый вид, а к экскурсии  «Древние тайны Бештау» было специальное предложение, которое меня заинтересовало. Видимо, с целью создать эту легкую интригу суть спецпредложения не указывалась.
Во времена Лермонтова и Пушкина, когда Бештау называли пятиглавым Бешту, такой тур на поезде показался бы фантастикой. Теперь многое изменилось. Современные технологии  не знают границ. Изменилось и название горы: из Бешту оно превратилось в Бештау, и это правильно. В Бешту произошло фонетическое искажение, подстрой под русский язык. А на самом деле – название горы ( как и района Пятигорья и впоследствии города Пятигорска) состоит из двух тюркских слов: «беш» - пять и «тАу» – гора, то есть пятиглавая гора, а не пять гор, как ошибочно думают некоторые непосвященные жители равнин. Я-то ничего против плоскостных жителей  не имею, сам живу на равнинной местности, под Самарой. Просто люблю горы выше Жигулевских и приезжаю сюда каждый год. Наверное, душа моя родом из краев, где целебные ключи поистине неиссякаемы.

Мы ехали буквально сквозь вековой дремучий бештаугорский лес. В глухой чаще дважды мелькнули кабаны и фазаны. На остановке у Козьих скал к поезду подощли две любопытные лисы. Белок видно не было. Возможно, они перебрались в кисловодский парк. Там было безопаснее. Здесь над утесами гордо планировали хищные орлы, высматривая добычу.

Поезд пересекал не просто местность, а эпохи истории. И мы, дети асфальта, впервые увидели археологические экспонаты не под стеклом музейного турникета. Мы проезжали мимо стоянок тех самых воинственных варваров, готов и гуннов, сарматов и скифов, о происхождении которых существует множество доводов и легенд. Жили здесь и аланы, и тюркские племена, были и временные стоянки мадьяр. Они относились к тому периоду, когда мадьяры были кочевниками. Их необычные военные приемы наводили ужас и панику на европейцев. Мадьяры могли подолгу выслеживать врага отдельными группами. Затем внезапно окружали его и осыпали тучей стрел.Или обращались в притворное бегство, чтобы резко вернуться и застать неприятеля врасплох.

 Вошедший в вагон гид кратко ознакомил с историей Бештау и упомянул обо всех достойных внимания достопримечательностях. Он указал на литографии на стенах вагона.  Они изображали и сцены военных действий, и эпизоды мирной жизни кочевых племен. К специальным полкам, которые в обычных поездах служили багажными, были прикреплены наконечники стрел, мечи и копья, украшения сбруи, бронзовые удила, бытовая утварь.

Вдруг мимо окон со свистом пронеслись всадники.

– Гунны! Гунны! – послышалось в салоне.

– А может, мадьяры. Они тоже лихие скакуны были. И не всегда в Европе жили, – заметил один из сидящих в вагоне туристов.

– Мадьяры тогда звериные шкуры носили. Головы брили наголо и оставляли три косички.  Ездили на выносливых низкорослых лошадях, – со знанием дела возразил пассажир, сидящий через пару мест от меня.

Это был прелюбопытный типаж. Не заметить его было невозможно. На нем была одежда воина крымского хана. Лицо обрамляла небольшая бородка. Над левой бровью виднелся тонкий шрам. Он выделялся на смуглой коже. Не меньший интерес представлял и его сосед. Темноволосый, с энергичными чертами лица, облаченный в изящно скроенную черкеску, бешмет, на ногах – мягкая сафьяновая обувь ...

Если бы не одежда, военное облачение, относящееся к тем временам, когда эти народы были в противоборстве и считались варварами, неисправимо склонными к нападениям, грабежам и разбоям, то их можно было бы принять за двух давних приятелей, тепло обрадовавшихся нечаянной встрече.

Однако громкий возглас «Хурр-ра!» отвлек всеобщее внимание.

Да, это были гунны. С бесстрашием и гортанными криками бросавшиеся в бой, жаждущие победы и жестокие с врагом, свободные от религий, суеверий, данного слова и союзнического долга. Племя, где и женщины и дети были привыкшими к суровой кочевой жизни. От своих лошадей они были неотделимы: на них передвигались, ели и спали, и даже совершали сделки. Просто кентавры какие-то!

– Ох уж эти гунны! Ведь дерзнули даже на Рим и Византию набеги совершать...Да они собственно и были турки, если копнуть, то имели в южной России предшественников турецкого происхождения... – заметил крымец.

– Ну, это вопрос спорный – ответил черкес. А несомненно то, что черкесские земли турки никогда не завоевывали ни силой оружия, ни весом золота.

– Да ты представитель верхнего культурного слоя – с колкой иронией парировал воин грозного крымского хана – только забыл, как турки Черкесию как яблоко на блюдце Российскому царю поднесли.

– Прежде чем яблоко поднести, его сорвать надо. Но ветка была высока, турки не дотянулись...

Дебат, основанный на исторических фактах, переплетенными с живыми аллегориями и горскими легендами, переходил на высокие ноты и к счастью, был прерван вошедшим гидом:

– Мы приближаемся к старым штольням. Горные выработки прекратились, а шахты  на Бештау были закрыты в 50-е годы после того, как полностью иссякли месторождения фосфатных минералов группы урана.Те, кто заранее оговорил день и час посещения, могут спуститься в подземный тоннель. Индивидуальные услуги гида не предусмотрены.

Видимо, это и есть специальное предложение – осенило меня.
На память об «экскурсии жизни» каждый турист получил маленький горный камушек  вулканической породы- бештаунит.

***
Проснулся я от громкого крика ослов. Его сопровождал запах гари, как будто палили солому.
Я вышел на балкон и увидел как несколько десятков ослов переходили центральную площадь. Их копытца звонко цокали по брусчатке. Спустившись вниз, я присоединился к толпе зевак в современной одежде.

Расположившийся на площади лагерь войск крымских татар казался многочисленным. Между ними мелькали группы людей в черкесской одежде.
Камера на скайлифте показывала общий план действий.

Под неожиданным нашествием ослов с привязанными тюками дымящейся соломы ряды татар начинали сминаться. Одни пятились, другие в страхе бежали... Всадники, прижавшись к лошадиным гривам, скакали прочь от неожиданного ослиного натиска, разъедающего запаха дыма, который окутал и оброненные щиты и шлемы, и фигуры отступавших всадников, и бегущих ослов. Хриплые людские возгласы заглушали громкие ослиные крики.

За ослами на лошадях скакали черкесские всадники. Их было гораздо меньше. Они наступали. Запах гари для них веял свободой. Камера выхватывала  крупным планом смятенные и растерянные лица татар.. Казалось невероятным, что еще минуту назад, гонимые жаждой успеха и победы, они шли напролом. Теперь же спешно отступали к ущелью. Мелькнувшее в кадре лицо старого пастуха показалось мне знакомым.
 
– Cтоп! –вдруг закричал режиссер.

– Стоп, – повторил помощник режиссера упавшим голосом.

– Кадр 133, дубль 3. Дайте крупный план. Лицо пастуха.

– Мотор!

 Вновь замелькал калейдоскоп лиц и событий...

– Стоп! Нет! Нет! – режиссер почти рыдал. Он жестом подозвал пастуха-актера. Вокруг толпились люди из массовки, операторы и актеры, зеваки, ослы и лошади, но казалось, что режиссер и актер беседовали вдвоем. И доверительным, проникновенным тоном, понизив голос, знаток кино и людских душ сказал:

– Представь, что у тебя подрастают сын и дочь, и ты должен заплатить ими дань крымскому хану... Ни отправка делегатов к хану, ни изворотливость послов, ни щедрые дары не заменят жажду безвинных юных жертв. Ты не просто – табунщик, который охраняет лошадей и гонит на новые пастбища. Ты – глаза и уши общины... Тебя уважают и считают мудрым и сильным. Ты себе на уме, и чтобы спасти свой народ от гнета, ты придумал хитроумный трюк с ослами!

Лицо актера, еще минуту назад казавшееся усталым и отрешенным, вдруг преобразилось. Это было лицо человека той эпохи, когда люди были едины с природой и общались с ее тайными силами. Табунщик чувствовал душу гор, отличал шуршание змеи от шороха листьев, слышал шепот ветра, а встретившись в горном перевале с абреками, становился посредником в переговорах с властями...
Я внимательнее вгляделся в лицо горца. «Старческий» грим оттенил углы рта, высветил надбровные дуги, но не скрыл резких, энергичных черт того пассажира в черкеске...

Актер рванулся к камере.
 
– Попробуем еще раз снять! Мотор!

– Кадр 133, дубль 3.

– Готово!

Дым стал заметно развеиваться, толпа редеть. И я вернулся в свою временную обитель.Открывая номер, я заметил, как что-то выпало из барсетки. На мягкой ковровой дорожке поблескивал камень бештаунит...

Я поднял его и положил на тумбочку. В голове мелькали яркие кадры необычного утра, стирая зыбкую грань между реальностью и подсознанием. Я прилег на тщательно убранную постель прямо поверх одеяла. Мою полудрему прервал легкий стук в дверь. Вошла горничная, принесла заказанный мной кофе и поставила на прикроватный столик .
 Явно желая пообщаться, сказала:

– Мосфильм приехал. В гостинице – ни одного свободного номера.

И уже уходя, добавила:

– Погода сегодня ясная. Эльбрус – как на ладони.
 
Я вышел на балкон. Двуглавый красавец сверкал обеими вершинами давно угасшего вулкана. И отпугивал, и манил непостижимой притягательной силой.

Но я все еще оставался в плену вековых тайн горы Бештау...