Есть правда, люди!

Валерий Слюньков
 -- Володя! – усаживаясь, Колобов полуобернулся к водителю – знаешь банк «Нива»? Где-то, как говорит Павел Андреевич, на другом конце города.
 -- На улице Луговой – пробасил главбух, поудобнее усаживаясь сзади.
 -- Знаю,Пётр Васильевич, - не сводя глаз от тесного выезда со стоянки, шофёр ловко выворачивался в узостях – я там живу… рядом.
 -- Ну вот и славно.

    Доехали быстро и дело сладили. Кредит, понадобившийся предприятию Колобова, был без проволочек одобрен.
    Оставив главбуха оформлять бумаги, вышел из душноватого помещения и забрался в машину, где, открыв боковые окна, подрёмывал Владимир.

 -- Уже? – вскинулся было водитель.
 -- Дави дальше. Павел Андреич ещё полчаса, самое мало, там будет.
 -- Да это я так, по шофёрской привычке… - вышел из машины и стал натирать тряпкой лобовое стекло

Напротив недострой, и видно старый недострой, зиял на этажах пустыми оконными проёмами. Бесцельно водя взглядам по стенам наткнулся на непонятное, как видно давно уже намалёванное краской объявление, которое пытались закрасить, но Колобов прочитал. « разыскиваются владельцы, инвесторы,  лица причастных к данному строению», прилагался еле видный номер телефона.
Выше ещё объявление, короткое: «Продаётся» и тоже телефон.

А ещё выше, по краю кирпичной кладки крупно: « есть правда, люди».
Водитель, закончив со стеклом, сел на место.
 -- Значит ты здесь живёшь близко?
 -- Да, вот - напротив дом. Нет, не тот, который, считай, на стройке, а следующий.       
 -- Отсюда далековато тебе на работу… наверное, с пересадкой ещё?
 -- С двумя.
 -- Да – задумчиво проговорил Колобов, подумал чуть, оглядывая дом недавно принятого в штат водителя – А знаешь? Давай-ка с завтрашнего дня машину у себя во дворе держи. Вижу, здесь надёжно – банк рядом, охрана. Да и мне не платить за стоянку. Согласен?   
 -- Ещё бы – разулыбался Владимир – Спасибо, это мне очень здорово повезло, что у вас на работу устроился. Про вас ваши работники хорошо говорят… Вижу – не зря. Не думайте, что я всё буду вам наушничать, это не умею, да и вам не понравится.
 -- А ты шибко не верь – «хорошо говорят»… Есть такие, что и ругают – Колобов опять повернулся к недострою.
 Чем-то притягивал к себе этот дом; своей ненужностью и заброшенностью, тревожащей темнотой в пустых проёмах окон, среди ухоженных и обвешанных вывесками зданий.
 -- Владимир, по-соседски не прослышан, что за застой с этой вот стройкой?
Водитель быстро взглянул на дом и, будто видя что-то своё, уставился отсутствующим взглядом в непонятную даль, потом заговорил.
 -- История, Пётр Васильевич, и горькая и страшная даже. Дом этот, прОклятым называют. Смерть здесь погуляла… Люди погублены…дети осиротели… Там, по окнам, кое-кто, с воображением, охрана вот банка тоже, видят ночами… кто-то ходит, привидения типа… Как же не прослышан? Даже участник навроде… Вы же знаете, какие дела творились в девяностые… .
 -- Не напоминай, вздрагиваю…
 -- Вот-вот. На этом месте дом стоял, старый. Был когда-то небольшой коммуналкой на две семьи. Время прошло, осталась здесь жить овдовевшая тётя Маша с дочерью Юлей. Как водиться: дом вОвремя приватизировали, заневестилась Юля и привела мужа, хорошего парня Алексея. Он  жил со старшим братом в Панкратовке, рядом с городом…
 -- В примаки пошёл.
 -- О чём вы? – не понял Владимир.
 -- Да так я, называли так раньше, если в дом жены…

 -- Ну, зажили. Дело молодое – сынок родился. Брат, Фёдор, наезжает, чем-то помогает, потому как   время такое - не может работу найти Алексей. Конечно, без дела не сидит, разные работы находит, но постоянного заработка нет. Стал, нет-нет, да и срываться – пьяненький раз да другой. Ну тётя Маша потерпела, а потом прижала: «Или пьёшь, или здесь живёшь! Не для того одна дочь поднимала, что б ей с пьянью мучатся.»  Ну а тут кстати Фёдор дело придумал - начал скотом заниматься, типа фермы небольшой в деревне. А куда чего девать? А мужик, видно, грамотный, Фёдор. Он что-то кончал, то ли по юридической, или похожей части. Не знаю.

И решил с братом и его женой открыть небольшую лавку – мясо там, картошку-моркошку, чего другое, что можно в деревне самим выращивать, а то и по деревне скупать для реализации, что бы всем с выгодой. Освободили половину дома, перестроили как надо, холодильник большой, витрину холодильную закупили. Выложились, конечно, по полной и в долги залезли.
 
Разрешение получили, и пошло, и хорошо пошло дело. И забыл Алексей про выпивки. Некогда. Народ, покупатель пошёл. Плохо ли купить рядом с домом и всё свежак.
Алексей поможет, порубит там чего, овощи разложит и в Панкратовку, там дел по горло, а здесь Юля заправляет, торгует. Тётка Маша тоже при деле.  С долгами рассчитались, стали про дом задумываться. Семья растёт, уже и дочка-лапочка появилась, по дому топает.

 Жить той весной перебрались в маленький пристрой у ворот. Поставили на свободном месте палатку, холодильники под навес, и продолжает Юля торговлю, а Алексей за неделю свалил старый дом. Лиха беда начало. Наняли строителей, через время уже и стены новые из-за забора поднялись…
 -- Слушай, да ты сказку рассказываешь – Колобов разочарованно махнул рукой – так гладко, без бандитов и ментов, в то время…
 -- Куда же без них? Бандитам особо не с руки, банк, охрана рядом, а вот те самые новые русские, да со своими бандитами… И нашёлся на их головы такой… длинная история эта. Захотите ли слушать?

 -- Заинтриговал, а теперь спрашиваешь. Валяй, ждать-то всё равно…
 -- Неподалёку отсюда фирма не фирма, совместное предприятие с казахскими торгашами - РОСКАЗТРАКТ называлась. Ну как тогда сплошь и рядом – купи-продай. И вот хозяину от российской стороны фирмы приглянулось место это. Пришёл уговаривать продать участок, а ребята только посмеиваются: «Что вы? Нам здесь жизнь себе, детям своим строить…Нет, ни за какие деньги»
Тот уже и сумму поднял, и так и эдак – не хотят! А видать, непривычный к отказам этот хват, всё что б по его. И начал издалека гадить… То одна проверка нагрянет, то другая.
 Всё, что раньше было так, теперь и санитарии нет, и проводка плохая – да мало при желании… А желания видно было много.
Терпят, выполняют, что надо, а требования всё жёстче, штрафы пошли, а этот, Шкарловский, наведывается и ехидно … : «Ну, не надумали?»
 -- Шкарловский… еврей что ли?
 -- Не знаю. Он про себя, рассказывали, так говорил со смехом: "Я русский немец поляк".               
 -- Да это я так, фамилия... . Разница-то какая? Во всех всякого хватает...
 -- Это вы точно...и за примерами далеко ходить не надо. А этот всё злее, запугивать начал. Раз подъехали на двух джипах, сам этаким хозяином по стройке походил, а его охрана, или бандиты прикормленные, толпой волчьей вокруг… . Юля - за детей страшно, начала было поддаваться: «Может продать? От греха…» Но Алексей ни в какую. «Отсюда выгонят, потом с нового места, так и будем бегать?».

 -- Да, только поддайся – кивнул Колобов.
 -- Так оно, да только и беду нажить… Она и нагрянула. Прихватила Алексея поздним вечером у въезда в город кодла бандитская, и страшно, до полусмерти, избили. Но Алексей, парень не хилый, успел одного так присмолить, что обоих в одну больницу привезли. Люди увидели драку и милицию вызвали. Герои всё побросали, своего недобитка тож и смылись. Ну - следствие, протоколы. И …– бытовая драка?! Вот так! Да ведь участник-пострадавший, охранник Шкарловского? А тот угрожал?... Не важно. Свидетелей нет, а всё остальное случайность.
 -- Да…наша славная милиция в те годы лихо воевали с преступностью – вместе, в одних рядах…Не все, конечно…
 -- Фёдор пометался по прокурорам и прочим, видит – бесполезно. Можно сказать в лицо смеются. А с Алексеем дела всё хуже, Юля не отходит, лекарства там, что надо, но… Впал в кому и… всё.

Владимир помолчал, уставившись в сторону улицы, где непрерывным потоком шли машины…
.
 -- Дальше дела известные, страшные и печальные. Юля чернее ночи, не может ни за что браться. При любом вопросе плачет и молчит. Фёдор пытался в работе себя отвлечь, да как-то всё не так… Тётя Маша пересиливает себя как может и за детьми, за внуками старается. Надеется – время лечит, да и забота о детях дочь вернёт к жизни, которую, как ни крути, а жить надо.
Но если человек подл, он навсегда такой и его ничего не остановит.
Я о Шкарловском. Ещё не переболело, а уже вызывают владельцев в юстицию города и сообщают, что приватизация их дома была не законна, здесь запланировано строительство административного здания. Вот его и будет на свои средства строить РОСКАЗТРАКТ. «Вы будете поставлены в очередь на получение другого жилья. Пока поживёте в том, что есть». А это значит – не дождётесь нового-то.

 -- Да, Лихо! Я, знаешь, о чём, Владимир, частенько думаю, то время вспоминая. Те нехорошие, другие, а где же хорошие-то были? Во власти, в милиции, в юстиции той же? Они, выходит, остались там же, ни за что не ответили и свалили всё на время, и мы согласились? «Да, время виновато». Вопросы, ответов нет…

 -- Не силен я, Пётр Васильевич, в рассуждениях. Да, думаю, зря я тут умничаю. Пошоферил немало, и знаю - не всем хозяевам нравятся такие водилы. Но очень уж растревожило меня. Воспоминания эти…
 -- Не знаю за всех, а мне дураки не по нраву… Как дальше-то складывалось…
 -- Просто - во двор техника пришла, дело неправое, стройка закипела. После сороковин брата младшего, не выдержал Фёдор, явился - дверь ногой и прямо в кабинет к Шкарловскому. Охрана, было, вскинулась, но хозяин остановил. Фёдор, спокойный, но белый как мел, сказал: «Знай, всю мою оставшуюся жизнь положу на то, что бы сделать тебя бедным. И знай ещё - отныне все беды твои от меня». Но тому видеть, что кого-то смог допечь – радость. Рассмеялся в лицо: «А я предупреждал! И попробуй мешать, в порошок сотру»…

Владимир, осмотревшись, запустил двигатель.
 -- Переедем в холодок? Солнышко уже горячее.
В тени старого раскидистого клёна чуть веяло прохладным ветерком.
 -- Не надоело, Пётр Васильевич? – с печальной улыбкой – здесь как в той детской сказке, чем дальше, всё страшнее, только не сказка ведь… А оно не всем надо.
 -- Валяй, я тоже не на Луне жил…
 -- Ну, попытались на рынке торговать – не идёт дело. Там не с Юлиным характером, да и она никак в себя не придёт. Уставится в одну точку и молчит… . Бросил Фёдор затею с рынком и куда-то пропал. Время идёт а о нём ни слуху ни духу, и однажды к тёте Маше Шкарловский нагрянул. «Твой родственник никак не уймётся, что-то вокруг моего дела копает. Предупреждаю, и ему передай – раздавлю».
 Но, видно, что-то сумел Фёдор. Стройка стала затихать. Я к прорабу как-то подошёл и между делом поинтересовался, что так медленно дело пошло? Плохо стало, оказывается, с наличкой у хозяина. Прихватили его грузы на таможне;  контрабанду среди разрешённого возили  фуры. По разговорам - кто-то раскопал и просигналил. Шкарловский от уголовки вывернулся, но штрафы пришлось платить и дохода того не стало. «Сейчас строим в долг, не знаю, сколько ещё мои хозяева будут ждать…».

 А потом и казахская сторона возникла, ей таможенный скандал не нужен, о престиже забота. И всё меньше товара стала получать база Шкарловского. А тут ещё на него напасть – дотла, сгорел его загородный дом, трёхэтажный красавец из отборного бруса. Комиссия от пожарных определила поджог. И он остервенел и дал команду своим мордоворотам разобраться и с Фёдором и с его фермой. Тоже спалить всё к …

 Да, оказалось - нет Фёдора и нет его хозяйства. Выехал с семьёй в неизвестном направлении, а хозяйство продано агрофирме «Степь», с которой тягаться  Шкарловскому и подумать страшно, да и смысл…. Он попытался через свои каналы розыск милицейский организовать, но там побоялись. Надо как-то обосновывать, а дело явно не чистое, а может, поняли, что взять с него уже нечего.

 И вот здесь и я попал в участники. Приходит мне письмо, по штемпелю из Омска. Фёдор просит, чем могу, что бы помогал соседям. «Деньги буду присылать на вас, адреса дать не могу. Надеюсь скоро всё уладится. Прошу – никому.» И правильно опасался Фёдор. Около домушки, где обитали сейчас женщины с детьми, частенько крутились ребята нехорошей наружности. Вынюхивали.
 
 И вот в один день вижу: кран разбирают, а перед этим сняли и увезли все плиты перекрытия верхнего этажа. Оказывается, как говорят: с паршивой овцы хоть шерсти клок. Банкрот Шкарловский. Но ещё ерепенится, по стройке хозяином ходит, да только от прежней кодлы-охраны никого при нём.
Увидел вышедшую Юлю и к ней: «Достану я твоего родственничка, достану, вслед за муженьком твоим пойдёт»… А она, бедняжка, и так не в себе.

 Я захожу к ним, как время есть. Что помочь, с дровами, с водой. Переводы передаю, что приходят непонятно откуда. Опасается Фёдор. Пытаюсь Юлю разговорить-развеселить, потому игры с ребятнёй затеваю. Молчит. А в одно утро, как тётя Маша рассказывала, вскочила и одеваться. «Скорее, сейчас Лёша приедет, надо лавку открывать»… Ухватила её, обняла с плачем: «Юля! Юля! Очнись! Ребятки у тебя…». А она повалилась без сознания, так и в больницу увезли. Сообщить бы Фёдору, да куда? Не предполагал он, конечно, такого поворота.

 Несколько дней дети жили у нас, мать сидела с дочерью; врачи отводили глаза и на вопросы пожимали плечами: «Инсульт, как сложится…». Так и не сложилось. Ушла Юля. Как жила тихо-молча, так и ушла…

 -- Пётр Васильевич! – у машины стоял подошедший незамеченным главбух.— Задержка у нас, повис компьютер, осталось чуть… Обещают быстро, так что придётся мало-мало подождать.
 -- Хорошо, Павел Андреевич, подождём, тем более тут у нас такой детектив…из жизни…

Владимир проводил взглядом Павла Андреевича…
 -- Ну вот, «детектив»… вам надело, наверное?
 -- Нет-нет, Владимир, не в обиду, такое на памяти, было и страшнее, давай дальше-то…

 -- Дальше… дальше удивлялся я стойкости тёти Маши. Всё сделала в этих скорбных делах, мы совсем мало помогали… Всё сама. Только вообще замолчала и смотрит только перед собой, но за детьми и присмотр и уход. И новая напасть, откуда не ждали. Пришли из соцзащиты с проверкой условий жизни сирот. Откуда узнают? Бывает, люди бьются, не пробьют положенного, а тут нежданно озаботились: «условий нет, матобеспечения недостаточно, детей в детдома». Тётя Маша встала перед детьми, руками их за себя: « Придёте забирать, с топором встречу, детей только мёртвая отдам». Ну те потоптались, тут моя подошла, поговорили, вроде отстали, но сказали, на время.

Но все беды когда ни будь кончаются. Настало светлое и у их дома. Приехал, смело подкатил к дому на хорошей машине Фёдор. Приехал не один, с женой. Всё тут - и слёзы, узнали ведь только о Юле, и радость встречи. Зашёл к нам, я как раз дома, поблагодарил, и как не отказывался, денег оставил.
Спросил его: «Уже не страшно, Шкарловского-то?». «Знаешь - получилось задуманное. Слово своё сдержал, сделал его всё-таки бедным. А таким - страшнее смерти. Спивается потихоньку на остатках прежней роскоши. Да радости особой нет. Столько беды прошло…».
«Фёдор, а как не побоялся дом его спалить?». « Владимир! Как на духу… Не замешан, не смог бы. Ведь попадись я, и эта сволочь ещё бы существовала. Здесь, думаю, что-то от судьбы ему, от чего то, что понять не дано. Да скорее всего - не нам одним насолил этот..., ведь кто-то и надпись написал, про правду-то, и слишком у меня гладко получилось - помогал кто-то.
 А вот таможню, грешен, сумел раскрутить. Тоже денег стоило, через водил фур копать, потом гнездо это ФСБ разорило. Шкарловский  ловкач, почти вывернулся, но коготок завяз, всей птичке пропасть».

 И узнал я об окончательном крахе Шкарловского. Казахам предложили сотрудничество с такой же фирмой, как этого прохиндея, но только в Омске. Там выгоднее, потому что на Транссибе, и есть хороший пакгауз на товарной станции. И те, уже имея претензии к Шкарловскому, потери из-за его афер, большой долг, затеяли и выиграли суд о расторжении с ним договора, с отчуждением средств им принадлежащим. А у него-то уже ничего нет. Здание, имущество и аппаратуру описали. Что осталось? Только пить, он и начал.

А тем новым компаньоном фирмы стал в Омске….Фёдор. На вырученные от продажи своего дела в Панкратовке, на деньги от торговли приобрёл склад на товарной станции Омска. Заранее обговорил условия, узнал возможности местных торгашей и свёл их с казахами. И бизнес пошёл и хорошо пошёл через Омск, оставив Шкарловского не у дел.

Владимир замолчал, глядя перед собой, потом повернулся а Колобову.

  -- Так было, Пётр Васильевич... . Не очень. наверное, верится в счастливый конец? Хотя, какое тут счастье. Но всё-таки есть Бог, есть правда, как кто-то написал вон наверху – Владимир кивнул на дом.
  -- Да… Слушай, а с детьми-то как? С бабушкой их? Смотрю - этот домишко их нежилой, заброшенный.
  -- Увезли детей Фёдор с женой в Омск. Оставили в соцзащите свои данные, и несмотря на их запреты, увезли. Фёдор сказал, что там он быстро все документы на ребят сделает.
  -- А с бабушкой их...?
  -- Здесь сложнее… . Отказалась тётя Маша ехать. «В чужом доме не смогу… Я тут доживу, пока в силах… Здесь дочь моя, зять похоронены. Кто ж к ним придёт, праху поклониться? А сил не станет, в богадельню возьмут, пенсия у меня хорошая». Но прощалась с внуками тяжело. Никогда слёз её не видел, а тут рекой - обнимает, целует, наглаживает…. Видим, нельзя так уже, кое-как оторвали…

Мы её почти не видели потом. Всё тихо, промелькнёт как мышка. Ни поговорить, ни чего предложить…всё сама. Зимой только дров помогал нарубить, и то сам, она бы и не попросила…Недолго так пожила, плоха стала совсем, но всё куда-то ходила. Оказалось- оформлялась в дом престарелых.
И однажды пришла, попросила прощения за заботы о ней, поблагодарила поклоном, нам даже неудобно так стало. Сказала: «ухожу в богадельню, не тревожьтесь, не навещайте, меня зря не расстраивайте. Мне теперь только покой важен…»
 -- Слушай, а этот, Шкарловсий… что с ним стало?
 -- Не знаю, Пётр Васильевич, да и тот то с ним…

Открылась задняя дверка и на сиденье, отдуваясь, взгромоздился главбух, раскладывая рядом с собой папки с документами.
 -- Заждались? Всё, наконец-то! Теперь, Пётр Васильевич, забота, как расплачиваться будем.
 -- Не хуже меня знаешь, Павел Андреевич, дела наши «на мази», а с этим кредитом ещё лучше будут. Начало лета, надо отпуска народу давать, путёвки купить на пацанов  у кого они есть.
 -- Мы и так, кое-кого уже раздражаем. Их работники на нас показывают, своих укоряют...
 -- Правильно укоряют. Сейчас всё меньше тех кто по старинке, под себя.
 -- Зато в кредиты не влазят...
 -- Ничего, профлист наш отгружен, пару недель и придёт копейка. Заказов на долго вперёд, стройки кругом. А люди всё возвратят, за ними не заржавеет. Заводи, Володя, поедем. Да, здесь мне, Павел Андреевич, Владимир такое порассказал вот про этот дом.

Колобов кивнул на недострой. Главбух посмотрел в сторону удаляющегося дома.
 -- Да, известный... Его в народе прОклятым называют.
Колобов удивлённо повернулся к нему.
 -- И ты в курсе?
 -- Я же в аудите городском числюсь, привлекают. Занимались и этим мутным делом. Столько здесь нарушений… Место это незаконно отобрали у людей, а потом и злоумышленник прогорел. Достраивать некому. Нет инвесторов, потому как юристы говорят: судиться здесь и судиться,  а с кем не ясно. Настоящие владельцы умерли. И незаконный, захватчик который, тоже недавно ушёл в мир иной.
 -- Во как…
 -- Да, запил крепко, на улице подобрали без сознания – кровоизлияние. В больнице помер.
 -- Это значит, там же, где Юля… . Расплату не обошёл… – негромко проговорил Владимир
 -- Какая Юля? – спросил главбух.
 -- Да это долгая история. А что ж дальше с домом-то?
 -- Нет на него желающих, вроде и место и всё прочее… Придут, походят, в горимуществе в бумагах покопаются и… - Нет! Хлопот много. А время идёт, дом без кровли, кирпич силикатный гасится, кое-где уже плиты перекрытия того и гляди… Разбирать надо, а кому? На какие шишы? Городу большая головная боль.


На удивление доехали быстро, не было уже становящихся привычными, пробок. Главбух, закрывая дверку, спросил.
 -- На обед идём? Самое время.
 -- Попозже, Павел Андреевич – и глядя вслед удаляющемуся главбуху, спросил
 -- И что? Больше не виделись? Ни с кем?.
 -- Приезжал не так давно Фёдор вместе с детьми. Дочь – вылитая Юля, я аж вздрогнул. Могилки разыскали Алексея и Юли, поправили, а вот тёти Машину не нашли. Тот дом престарелых закрыли и все бумаги порастерялись.
Вот такая история, Пётр Васильевич. В первый свой рабочий день у вас и в рассказчики попал.
 -- Да… и рассказчик, Владимир, интересный. Зацепило. - Колобов помолчал немного - Знаешь, ездил не так давно в родную деревню. Никого, конечно, у меня там давно нет. Просто потянуло как-то...Вот в пригородной Панкратовке дома подымаются, и какие дома. Поля обихожены,  а моя...видно далеко шибко. Хотя раньше большое село было. А теперь, как тот недострой. Повышибло время злое людей с их кровной земли, а теперь никому она не нужна, в бурьяне стоит. Мыслей много этот дом тревожит... Живём-то правильно ли?...Кто-то знает?