Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 62

Надежда Андреевна Жукова
      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СОЛДАТЫ..."

      62.
      В  ТО  ЖЕ  САМОЕ  ВРЕМЯ.  ПОМЕСТЬЕ  ВЕЛЕСОВА.  РАБОЧИЙ
      КАБИНЕТ     ЯРОСЛАВА    ВСЕВОЛОДОВИЧА    У    НЕГО    ДОМА.



      
      Перед  нами  не  очень  большая,  но  и  немаленькая  комната  с  двумя  огромными, настежь  распахнутыми,  изливающими  в  помещение  потоки  горячего  солнца,  окнами.
      Хотя  у  противоположной  от  окон  стены  расположился  вместительный  стеллаж  с  книгами,  нам  всё  равно  понятно,  что  это  не  библиотека,  а  рабочий  кабинет.
      Осматриваясь,  видим  и  стоящий  на  полу  огромный  глобус,  и  большой  барометр  на  стене,  и  красивые  напольные  часы,  и  маленький  диванчик  справа  от  входной  двери  с  большой  картой  Российской  империи  над  ним,  и  несколько  удобных  небольших  изящных   кресел,  и  три   деревца  лимона  в  напольных  горшках,  и,  разумеется,  на  почётном  месте  --  портрет  Пушкина…
      Большой  рабочий  стол  пуст.  Кроме  письменного  прибора  и  канделябра  с  пятью  свечами,  нескольких  небольших  акварелей,  изображающих  родителей  героя,  сына,  сестру  и  усопшую  супругу  на  нём  нет  ничего.
      И  сам  хозяин  кабинета,  как  и  его  стол,  свободен  от  бумажного  груза  и  находится  вдали  от  своего  рабочего  места  и  самой  работы.
      Он,  взяв  книгу,  забрался  с  ногами  на  подоконник,  упёрся  спиной  в  широкий  оконный  проём,  а  носками  мягких  домашних  туфель  в  противоположный,  но  не  читает,  только  положил  на  согнутые  колени  раскрытую  книгу,  листами  вниз,  и  устремил  взор  в  заоконное  пространство.
      Герой  сейчас  совсем  не  похож  на  того  Велесова,  которого  мы,  кажется,  уже  хорошо  узнали.  Как  и  при  встрече  с  сестрой  в  её  будуаре,  он  в  распахнутой  на  груди  белоснежной  рубахе,  а  не  как  всегда  привычно  застёгнутый  на  все  пуговицы,  в  прямом  и  переносном  смысле  этих  слов,  закрытый  даже  от  друзей.  Его  лицо  озарено  бездумно-счастливой  улыбкой.
      При  взгляде  на  Ярослава  из  глубины  комнаты  невыносимо-яркий  солнечный  свет  смывает  чёткие  очертания  и  черты  и  делает  сейчас  его,  зрелого  человека,  полковника, похожим  на  мальчишку  и…, страшно  сказать,  на … самого …Пушкина …
      Сквозь  радостную  музыку,  звучащую  в  его  душе,  слышим  звонкий  смех  и  весёлые  голоса,  но  разобрать,  о  чём  говорят  и  чему  смеются  невозможно,  слишком  издалека  доносятся  звуки.
     Любопытствуя,  выглядываем  из-за  плеча  князя  за  окно  и  видим  вдали  на  фоне  свежей  майской  зелени  качели  и  парнишку,  качающего  на  них  юную  барышню.  Похоже,  это  Родовел  и  Любаша.
      
      ... Хорошенько  рассмотреть  их   не   успеваем,  так  как   в  этот  момент  раздаётся  негромкий   стук,  и  мы  вместе  с  героем  поворачиваемся  к  двери:
      --  Входи,  Людмила!
      Появляется  Людмила  Всеволодовна  Магошева,  встречаемая  всё  той  же  широкой  и  счастливой   улыбкой.
      Странно,  что  при  появлении  другого  человека  в  комнате,  то  особенное  состояние  счастья  и  открытости,  переполнявшее  нашего  героя,  не  исчезло,  как  этого  следовало  бы  ожидать, а  наоборот,  даже  как-то  чётче  проступило  и  обрисовалось,  хотя,  правда,  и  не  стало  понятными  постороннему  наблюдателю.
      Людмила  Всеволодовна  подошла  к  брату,  поцеловала,  улыбнулась:
      --  А  я  думала,  ты  работаешь… Пришла  спросить,  чего  на  обед  отведать  желаешь…
      Ярослав  не  ответил,  продолжая  счастливо  улыбаться  и  смотреть  на  сестру.
      Людмила  тоже  смотрела  на  брата  с улыбкой.  Она  вновь его  поцеловала  и   машинально  взяла  с  его  коленей  книгу.
      Некоторое   время  рассеянно  смотрела  на  раскрытые  страницы.  Потом  подняла  на  брата  глаза  с  молчаливым  вопросом : «Как  это  понимать?»
      Медленно,  почти  не  интонируя,  словно  впервые  разбирала,  текст  прочла  вслух:
               
           --  Нет, нет,  не  должен  я,  не  смею,  не  могу
           Волнениям  любви  безумно  предаваться;
           Спокойствие  моё  я  строго  берегу
           И  сердцу  не  даю  пылать  и  забываться;
           Нет,  полно  мне  любить;…
      
      Её  удивлённый  взгляд  встретился  с  сияющим  брата,  и  она  услышала  вместо  ответа  на  свой  немой  вопрос  продолжение  стихотворения:
               
      --                …но  почему  ж  порой
      Не  погружуся  я  в  минутное  мечтанье,
      Когда  нечаянно  пройдёт  передо  мной
      Младое  чистое  небесное  созданье,
      Пройдёт  и  скроется?..  Ужель  не  можно  мне,
      Глазами  следовать  за  ней  и  в  тишине
      Благословлять  её  на  радость  и  не  счастье,
      И  сердцем  ей  желать  все  блага  жизни  сей,
      Весёлый  мир  души,  беспечные  досуги,
      Всё  --  даже  счастие  того,  кто  избран  ей,
      Кто  милой   деве  даст  название  супруги.

      Людмила  промолчала  в  ответ.
      Брат  соскочил  с  подоконника, взял  из  её  рук  книгу,  положил  на  окно,  заглянул  Людмиле  в  глаза, громко  рассмеялся  и спросил,  явно,  подшучивая:
      --  А  помнишь,  папенька  говаривал,  что  сие  произведение  Пушкин  посвятил  тебе,  что  прочитал  впервые  его  в  нашем  доме,  когда  выглянул  из  окна  этого  самого  кабинета,  а  по  дорожке   куда-то  важно  шествовала  ты,  моя  красавица?!
      --  Ах  ты! --  Людмила,  сжав  кулачки,  кинулась  на  брата.
      Громко  хохоча,  Ярослав  подхватил  сестру  на  руки  и  закружил  по  кабинету,  а  потом  вместе  с  ней  плюхнулся  на  диван.
      Теперь  смеялись  оба.
      Людмила  вырывалась  из  его  объятий,  Велесов  не  отпускал  требуя:
      --  Нет,  признайся,  что  тогда  это  тебе  льстило!  Что,  вообще,  была  неравнодушна  к  Александру  Сергеевичу!
      --  Прекрати!  Постоянно  меня  этим  задираешь!  Это  нечестно!  Отпусти  немедленно!
      --  Не отпущу,  пока  не  признаешься,  что  и  сейчас  считаешь,  что  Пушкин  посвятил  это  стихотворение  тебе! Что  не  сумел  не  оценить  несравненной  твоей  красоты!
      Людмила  изловчилась  и  коварно  укусила  его  за  мочку  уха
      Полковник  хохотал:
      --  Вот,  как  всегда,  если  не  можешь  оправдаться,  начинаешь  кусаться  и
царапаться.  Настоящая  кошка!
      Он  отпустил  сестру  и  они,  смеясь,  начали  приглаживать  растрепавшиеся  волосы  и  оправлять  одежду.
      Приведя  себя  в  порядок,  Ярослав  посмотрел  на  сестру  странным  долгим  взглядом  и  сказал:
      --  Не  поверишь,  но  со  мной  происходит  нечто  невероятное.  Переполнен
любовью…  И  счастьем…  Такое  со  мной  было,  когда  рядом  находилась  Оленька.  Её  нет,  как  нет  и  другого  объекта  для  этого  потока  чувств,  а они  захлёстывают.  Разве  так  бывает?
      --  Ну,  если  ты  это  чувствуешь,  значит,  бывает.  Не  могу  быть  судьёй,  ты  же  знаешь,  … сама … в  чувствах  столь  неопределённых  и  разноречивых...
      --  А  мне  всегда  казалось,  что  по  отношению  к  Пересвенту  во  вполне  определённых…
      --  Ярослав,  не  торопи  и  не  тревожь…  Сначала  разберись  с  тем,  что  обещал  сделать. В  отличие  от  тебя,  я  человек  далеко  не  вольный.
      --  Прости,  Людмила.
      --  Милый,  мы  подошли  к  теме,   которая  давно … требует…  обсуждения,  но  не  решалась  я, … не  смела…
      --  Да?
      --  Ни  ты,  ни  я,  …  мы  оба, … не  выполнили  своих  обязанностей,  ты  --    перед  нашим  родом… Я  --  перед  …  жизнью… И  это ...  самый   страшный  грех…
      --  Ты  права,  --  Ярослав  перестал  улыбаться.
      Он  немного  помолчал,  вглядываясь  в  глаза  сестры,  и  добавил:
      --    У  тебя  нет  детей.  У  меня  только  один  сын.  Но,  если  ты  в  том  невинна  из-за  положения,  в  котором  не  по  своей  вине  оказалась, … то  я … виновен.
      Он  замолчал,  потом    вздохнул  и  добавил,  как  бы  извиняясь:
      --  Не  встретил  никого  после  Оленьки…
      --  Не  оправдание  это,  родной.  Основной  наш  долг  в  этой  жизни  --  обязанность  перед  родом,  предками,  самой  жизнью,  тем,  кто  предназначен   в  супруги …  Продление   рода… А  я  стараюсь  даже  не  думать  об  этом…
      --  Да,  наши  старшие  брат  и  сестра  посвящены  Богам  и  служат  им,  а  нам  было  предначертано  продолжить  род  и  воспитать  достойное  потомство.  Я  отошёл  от  своего  долга…  и  стараюсь  простить  себе  это…
      --  Так  не  пора  ли  тебе  подумать  об  отставке…  Поселиться  здесь…  Любая  из  наших  девушек  сочтёт  за  честь  стать  твоей  супругой,  а  среди  них  ты  обязательно  найдёшь  кого-нибудь  …  по  душе…
      --  Ты  права,  ангел  мой,  но  пока  Родовел  не  займёт  моё  место  в  служении  Отечеству,  не  могу  я  со  службы  государевой  уйти… Сложное  сегодня  время,  боюсь  отставить  без  внимания  и  защиты  интересы  Отечества. Знаешь  ведь,  какой  я,  не  доверяющий  никому,  зануда…
      --  Но  это  ни  коим  образом  не  может  помешать  женитьбе…
      --  Не  может…
      Ярослав  отвернулся.
      Минуты  открытости,  искренности  истекли.
      Он  поднялся,  подошёл  к  окну  и  встал  спиной  к  сестре,  слегка  расставив  ноги,  обняв  себя  обеими  руками  за  плечи  и  опустив  голову.
      Повисло  молчание,  которое  Людмила   всё  же  решилась  прервать:
      --  Ярослав?
      --  Не  знаю.  Тут  дело  не  в  простом  «не  хочу».  Что-то  удерживает  от  этого  правильного  шага.  Всё  жду  чего-то.  Словно  Оленька  может  вернуться…
      Людмила  встала,  подошла,  обняла  брата  сзади,  прижалась  щекой  к  его  спине:
      --  Прости…
      Он  повернулся,  взял её  за  плечи:
      --  Ну  что  ты,  дорогая, --  и,  едва  касаясь  кожи  губами,  легко  «пробежался»  по  её  лицу.  --  У  меня  нет  никого  ближе  и  лучше  тебя,  ангел  мой.  Говори  со  мной…  о  таких … вещах  почаще,  пока  совсем  не  закостенел… в  молчании. Я  благодарен  тебе  за  этот … разговор.  Просто  уже … разучился ... говорить…
      Мы  наблюдаем,  как  постепенно  «оттаивает»  лицо  князя.