Как-то сошлось все. Начались проблемы со здоровьем. Не слишком серьезные, но занудные, хронические. Таблетки, уколы, процедуры… Унылое погружение в болезнь. Замашки хроника – поговорить о своих болячках, в сумочке набор таблеток - ах, уже два часа, надо принять…
Проблемы с подругами. Я их искренне люблю, меня связывают с ними годы дружбы, совместной работы, симпатий и общих интересов. Но они бессердечны. Они имеют на это право. У них у всех не сложилась личная жизнь. Ушел муж. Муж есть, но гуляет. Нет детей. Есть дети, но эгоисты. Ты нас не понимаешь. У тебя-то все о'кей. Муж – золото. Сын прекрасный, тебя обожает. Чего тебе желать еще?
Навешивают на меня свои проблемы, требуют сочувствия. Визиты, визиты, кофе, алкоголь для снятия стресса, в два ночи мою посуду, подруги уже похрапывают, муж давно спит, как он еще всех их терпит, выпьет с ними, посидит для приличия, - и спать.
Проблемы с мужем. Нет, он, действительно, золото. Я свободный художник. Его бизнес дал мне возможность не работать для денег. Я думаю, что он меня любит… ну, может, после стольких лет супружества "любит" – немного не то слово. Соседка по даче, простая и хорошая женщина, мне как-то сказала:
- Ты береги Виталия, он, вишь, какой, жалеет тебя.
Вот, жалеет. У нас ровные отношения, ссоримся редко. Но фальшь появилась, что ли. Или усталость друг от друга. По вечерам часто сидим по разным комнатам, в ящики пялимся. И говорить не хочется. Тоска…
Короче говоря, я решила сбежать недельки на три. В санаторий. Подлечиться, отдохнуть от всех и всего. Встать утром, пройти по процедурам, массажам, потом погулять по осеннему лесу, вернуться в комнату, почитать, подремать. И так до вечера, утомив себя сумеречной прогулкой и чуть замерзнув, забраться в постель и поплыть в сон на волнах отключающегося сознания.
Виталий превратил мои смутные желания в набор документов, дающих право на перечисленные удовольствия, и я поселилась в комнатке санатория, которая вполне соответствовала моим пожеланиям. Записалась на массу процедур, так что первая половина дня была занята практически до обеда.
В числе других процедурных кабинетов, избранных мной, был и косметологический. Грех было не побаловать себя кремами, бальзамами, массажем лица и прочими невинными макияжными удовольствиями.
Косметологом оказалась миловидная женщина лет 40-45, Лариса, выглядевшая моложе своего возраста, разве слегка излишне полноватая. Жила она, как и большинство обслуживающего персонала, в поселке, примыкавшем к санаторию. Собственно, и поселок-то вырос благодаря санаторию. От города километров сорок, не наездишься каждый день; хотя электрички ходят хорошо, все равно удобнее жить рядом. Да и хозяйство, какое в городе не заведешь – огородик, палисадник, многие и кур, и хрюшек держат. Работой в санатории дорожили, другой в поселке не найти.
Так вот, эта Лариса оказалась хорошим и добросовестным косметологом, мне были приятны посещения ее кабинета. В отличие от большинства своих коллег была Лариса неразговорчива, мы общались исключительно в рамках профессиональной тематики. Мне это нравилось, ужасно было бы тяжело выслушивать чужие исповеди, от них и сбежала.
При очередном посещении Лариса выглядела расстроенной. Причина плохого ее настроения была буквально написана на лбу – он покрылся мелкой красноватой сыпью, угорьками мелкими. Это всегда неприятно, а уж для косметолога просто выглядит антирекламой. Я, естественно, эту тему не затрагивала, но через четыре или пять дней Лариса сама, между прочим, сказала:
- Вот, какое-то раздражение, не проходит и не проходит… аллергия что ли? На что – ума не приложу.
- А может, вас сглазили?
Лариса вдруг оживилась:
- Знаете, я уж сама об этом думала! Народ завистливый, а у нас в поселке все на виду, может, кто и завидует моей жизни.
- Ну, так это хорошо, что на вас глазливые зарятся, наверно, действительно у вас жизнь с мужем хорошая, ладная?
Лариса задумалась:
- Да как сказать… в общем-то, грех жаловаться… но, всяко бывало. Вот, прожили несколько лет, дети уж подросли, все, вроде, ничего, и вдруг…
(Я поняла, что обычная Ларисина сдержанность прорвалась, ей захотелось выговориться. Это как в поезде. Случайный попутчик, больше не увидимся, близким душу не вывернешь, назавтра глаза прятать придется, а тут – купе, ночничек горит, водочка под огурчик с салом – а завтра сосед еще спит, а ты сошел на перрон, и даже имен друг друга не спросили…)
… и вдруг поймала себя на том, что не могу мужа видеть. Есть с ним не могу, смотреть, как жует, разговаривать тошно – все заранее знаю, что скажет, любовью по ночам заниматься тошно, да он и не больно настойчив – нет, и отвернется к стенке. И понимаю, что на пустом месте, что дело во мне, а не в нем, не разводиться же из-за ничего? Главное, ведь поженились-то по любви, еще какие страсти были!
Живу так месяц-другой. И нахожу однажды на изнанке его рубашки волос. Женский, длинный, черный-черный. Ну, мало ли. Стряхнула и забыла. Но, через пару дней – снова. Я его сняла и положила в конверт. И вот мало-помалу набралось чуть не на шиньон.
Странные у меня настроения появились. Прекрасно помню, что вчера еще тошно смотреть на него было – а мысль гложет, что на него и по-другому посмотреть можно. Кто-то ведь посмотрел. А кто? Поселок-то маленький, шила не утаишь, может, я одна не знаю?
И ведь поведение его изменилось. Стал мне знаки внимания оказывать. То вкусненькое что-нибудь принесет, до цветов, правда, дело не доходило. По субботам в баньке спинку потрет. А, главное, спать со мной, подлец, начал! Видно, подсознательно чувство вины передо мной отрабатывает.
И все время занозой – кто? И правда ли все же? Ведь пока своими глазами не увидела – все равно сомнения. Может всему другое объяснение. Я в журнале каком-то прочитала советы мужикам – никогда не сознавайтесь в измене. Отрицайте вообще. Даже если застукали в постели – не было ничего, и все тут! В это легче поверить, чем в измену. И поверят потом бедные женщины.
Другими глазами стала я на мужа глядеть. И чувства бывшие вспомнились. Сразу и злость, и ревность разбирает. Перебираю в голове женское население поселка и понимаю, что кандидатур много. От переживаний похудела, единственная польза.
И в это время умирает мужнин отец. Родители мужа в нашем же поселке живут. Вернее жили, теперь уж оба покойные. Отец давно болел, неожиданностью это не было, но все равно горе. Хлопоты начались похоронные, кручусь, а в голове мысль: уж на похоронах-то я узнаю, кто зазнобушка наша. И точно. Почему по волосам? Нет, конечно, по волосам тоже… как она на него смотрела, сочувственно, с любовью, можно сказать.
И еще я ясно поняла, что весь поселок в курсе. Нельзя не заметить, только я, дура, все боялась правде в глаза посмотреть.
Надо же! А репутация у нее в поселке шалавная. Ну, не то, чтобы уж совсем девушка легкого поведения, но и не шибко святая. А тут любовь такая с моим.
После похорон свекра мужу, видать, не до нее было. Матери надо было помогать, и морально поддерживать, и физически: домишко их запущен, ремонта-починки требовал постоянно. Свекор кое-как латал дыры, а теперь все легло на мужа. Да и настроение любовное, похоже, поубавилось.
Не знаю, что там у них произошло, но отношения явно пошли на убыль. Я сперва не решалась ни с мужем откровенно поговорить, ни шалаву эту припереть к стенке. А потом и надобность пропала. А вскоре и она из поселка исчезла, дом продала и исчезла.
Начала я успокаиваться, но и муж мой тоже успокоился. На меня перестал снова внимание обращать. В свободное время лежит, телевизор смотрит, газетой шуршит. В баню по субботам друзей стал приглашать, я уж потом одна мылась. И ночная активность совсем испарилась.
Ну, ладно. Худой мир лучше доброй ссоры. И я терпимей к мужу стала. Наверное, сама во многом виновата.
Так года полтора прожили, тихо мирно. И вдруг снова почувствовала неладное. Муж активнее стал, снова знаки внимания оказывает. Вообще оживился. И снова я терзать себя стала неопределенностью.
Однажды приснился мне сон. Что стою я на краю обрыва какого-то с Надей Соковкиной. Надя в нашем поселке проживает с мужем и сыном. Муж уехал в Америку, а Надя к нему должна была позже приехать, сын заканчивал школу городскую и жил у ее сестры в городе, только на воскресенье приезжал в поселок.
Так вот, мы с этой Надей не просто стоим на краю, а боремся, кто кого столкнет. И от напряжения сил я проснулась. Смотрю – муж рядом похрапывает. И что-то во мне произошло. Я начала его трясти и кричу шепотом, чтобы детей не разбудить:
- Ты с Надей любовь крутишь?! Это правда? Говори!
Он спросонья ничего сообразить не может. Напуган. Не могу понять – то ли тем, что я угадала, то ли просто неожиданностью истерики моей. А я помимо воли:
- Стой, не говори! Никогда не сознавайся! Если признаешься, я разведусь, второй раз такого позора не выдержу! Никогда не говори!
Он немного в себя пришел, начал успокаивать:
- Ну, что ты, что ты… глупости придумываешь. Приснилось чего-то, вот и успокойся.
И с тех пор я его донимать стала, пыталась ловить на противоречиях, мелких неточностях… Но видно ему сильно запали мои слова насчет не сознаваться. Да и ничего серьезного мне не удалось подметить. Разве что муж стал с детьми сдержаннее. В смысле, меньше на них раздражаться, вежливее, что ли. Надька с мужем интеллигенты, может, думаю, это ее благотворное влияние сказывается?
Работаю я как-то в вечернюю смену. А вы видите, из окна кабинета мой дом видно, во-он он, рядом с сосенкой. И гляжу, на веранде свет горит. А мы этот свет зажигаем только когда из дому вечером выходим, чтобы светлее возвращаться было. Значит, думаю, к ней пошел. К нам нельзя ходить - дети, значит, пошел к ней, больше некуда ему идти.
И понесли меня ноги из санатория. Иду и ругаю себя – зачем? Хочу увидеть их вместе? И что потом делать? Но иду. Уже совсем стемнело. А идти к Надькиному дому мимо нашего. Прохожу, в доме тишина, дети спят, наверно. И телевизора не слышно, значит, мужа тоже нет.
Подхожу к проулку, где свернуть надо, и вдруг выходит на меня из темноты собака. Крупная, лохматая. Незнакомая собака, все собаки в поселке известные. Чужаков не подпускают, разорвут в клочья, если что.
А эта вышла и рычит. Не лает, не бросается, рычит только. Я пытаюсь обойти, влево – и она влево. Вправо – то же! И ни взад, ни вперед. И жутко мне стало. В то же время вроде как опомнилась: не надо никуда ходить! Возвращайся.
И я повернулась спиной к собаке. Сделала несколько шагов, прислушалась. Рычание стихло. Я обернулась – переулок пустой. Я бегом вернулась в свой кабинет, и даже не стала смотреть на свой дом – когда там погас свет, так и не знаю.
Весной Надин сын закончил школу, и они уехали. Так все и ... Так и живем. Вот вы спросили – хорошо ли я живу? Как ответить? Хорошо – вроде не так уж все и хорошо. Плохо – Бога гневить.
Вы уж простите меня, разговорилась что-то… Даже руки остановились, про массаж забыла. Спасибо вам, выслушали, и на душе полегчало. Я думаю, у всех свое… и у вас, наверно, есть, что вспоминать не хочется?
***
В последнюю субботу моего санаторного безделья приехал Виталий, мы с ним провели весь день, гуляли по лесу, вечером выпили красного вина и уснули с открытым балконом – день выдался на удивление теплый.
Утром я проснулась рано и ощутила себя действительно отдохнувшей. Виталий спал, и, посмотрев на его глуповатое, как у всех спящих, лицо, я поняла, что соскучилась по нему. Вышла на балкон, посмотрела на стоявшую внизу нашу машину, покрытую крупными каплями росы, и вернулась в комнату:
- Виталька, вставай, собираемся домой!