Попал!

Остап Давыдов Давид Ост
Попал! Всю неделю, пока длилась забава, Вовка завидовал другим пацанам, потому что сам всегда промахивался. А теперь попал так попал.
37-й микрорайон заканчивался уходившей за город шумной магистралью. Дворовые ребята повадились караулить машины у светофора и забрасывать их снежками. Уж и не вспомнить, кому это первому в голову пришло: говорили о компьютерной игре, где надо было забрасывать демонов огненными колобками, как кто-то крикнул: «Айда! Живьем брать демонов!» – и пацаны наперегонки помчались к перекрестку. Поначалу пуляли в фуры и камазы, им-то что сделается! Но постепенно не стали пропускать и легковушек, так даже адреналина больше.
Проходящая женщина в енотовой шубе попробовала пристыдить их, и почему-то потребовала школьные дневники, учительница наверное. Но бегать быстро она не умела. Мальчишки кинулись врассыпную, и потом кто из-за подъезда, кто из-за дерева дразнили ее.
Подошли сумерки. У светофора затормозила серебристая тойота, и на нее посыпался целый град снежков. Из машины выскочил молодой смуглый, похожий на чеченца бородач в спортивной куртке. Он не пытался поймать всех, а моментально настиг Вовку, словно клещами, взял его за плечо, и повел к машине. Его попутчик, бритый толстяк профессорского вида, автомобиля не покидал.
На дверце автомобиля, под ручкой от снежка образовалась заметная вмятина.
«Имя, фамилия!» – пробасил бородач. Он вроде и не пытался причинить мальчику боль, но держал крепко, и настроен был явно решительно.
«Я жду! Имя, фамилия!» – грозно повторил он.
«Потапов Вова».
«Адрес?!»
«Заречная, дом 4, квартира 7».
«Отец-то есть у тебя?»
«В командировке он», – хмуро пробормотал Вова.
«Ага, в командировке… Значит он наверняка хорошо зарабатывает, – ухмыльнулся бородач и указал на вмятину. – Видишь, что ты сделал? За это твой отец должен заплатить мне сто… нет триста тысяч! Ставлю на счетчик. А не то наведаюсь к вам в гости, сам понимаешь…»
Он толкнул мальчишку в сугроб, сел на место водителя и захлопнул дверцу машины. Ни жив, ни мертв Вовка поплелся домой.
«Отец диакон, у меня просто нет слов, – подал голос попутчик. – Вы действительно собираетесь получить с него эти деньги?»
«Сергей Сергеевич, хоть вы меня не добивайте, – вздохнул бородач. – Какие деньги, видите, я не записал его адреса. Разве я похож на вымогателя?»
«Очень похож. А это все-таки ребенок! Может лучше, было сдать его в полицию?»
«Да какой там ребенок! – взорвался диакон. – Это же маленький бандит. Вы видели его разбойничьи глазенки?! Вырастет и будет грабить, воровать. Так он хотя бы испугается и призадумается. А в детскую комнату полиции его наверное не раз приводили».
Не выпуская руля, он инстинктивно попытался сжать кулаки, но вспомнил, что это не подобает духовному лицу. Диакон сделал несколько глубоких вдохов.
«Сергей Сергеевич, мы с матушкой в шоке от того, что владыка сразу после рукоположения отправил меня служить в эту глухомань, – немного погодя признался он. – На приходе полторы старушки, мне самому приходится плотничать. Район бандитский. Супруга соберется рожать первенца, а вокруг ни поликлиники, ни детских садов. Теперь вот юнцы взялись терроризировать. Они не слушают человеческого языка. Целую неделю думал, как с ними сладить, как вдруг пришло…»
«Дорогой отец диакон, не волнуйтесь, я вполне вас понимаю, – откликнулся Сергей Сергеевич. – Но согласитесь, вы молоды, не сдержанны, и поступок ваш не педагогичен. Вы и сами, я вижу, сожалеете. Но продолжим нашу научную дискуссию. О чем мы говорили?»
«О Паламе», – совсем уже успокоился диакон.
«Ах да. Видите ли, святитель Григорий понимает моноэнергийность принципиально иначе, чем западные еретики…»
Открыв своим ключом входную дверь, Вовка сел в прихожей на полку для обуви, не включая свет. Мысли лихорадочно метались: «Что делать? Как рассказать маме? Она конечно не станет звонить отцу в Ямбург и беспокоить его, но тогда… Тогда придется продать ее любимую золотую брошь, которую папа подарил ей на прошлый новый год. Но даже если прибавить к этому новый Вовкин компьютер триста тысяч никак не наберется».
Мать вышла, погладила сына по голове и молча встала рядом. Когда Вовка рассказал все как есть, она не стала плакать. В темноте мальчик не видел, но вполне представлял, каким грустным сделалось ее лицо.
«Завтра мы сходим в церковь, и попросим у батюшки совета, как поступить», – вдруг решила она.
Не то чтобы мама и Вова были образцовыми верующими и ходили в храм каждое воскресенье. Мама нечасто, по настроению, заходила поставить свечку. Храм в честь Рождества Христова был построен одновременно с микрорайоном, но находился не среди массива многоэтажек, а в березовой роще, по сути за городом. Там служил старенький батюшка, отец Владимир, и все соседи говорили о том, что он какой-то особенный, прозорливый старец или чудотворец. Впрочем, говорили, что сам он строго запрещает так о себе отзываться.
На следующее утро, когда Вова с мамой пришли в храм, причастие уже закончилось, и отец Владимир произносил проповедь. «Наш храм не напрасно находится далеко от центра, за городом. Он носит имя Рождества Христова. Спаситель тоже родился за городом, в пещере, предназначенной для скота, но каким святым сделалось это место. Вот и наш храм свят, ибо здесь рождаются заново, или оживают человеческие души!»
После службы отец Владимир беседовал с мамой, утешал ее. «Если что, соберем деньги всем приходом, поможем, – улавливал Вовка обрывки фраз. – И полицию подключим, начальник РОВД мне знаком».
Затем батюшка подозвал Володю. Перед ним на подставке лежали крест и Евангелие.
«Смотри, – сказал отец Владимир. – Здесь не только я, но и Христос невидимо присутствует, Он видит нас и слышит всегда. Перед Ним я хочу поговорить с тобой о случившемся».
Вовка не знал, куда деваться от стыда. «Мы играли», – промямли он.
«Играли? Верю, – строго отозвался отец Владимир. – Знаешь, я работал когда-то врачом на скорой и много всякого видал. Например, играя, можно убить человека. Сделать инвалидом. Или по неосторожности погибнуть самому. Вот чем может обернуться детская игра».
«Но что делать теперь?» – спросил мальчик.
«Скажу, что делать. Пообещать Богу, что больше ты так поступать не будешь. Молиться. Думать о своей душе. Заботиться о маме, ведь пока отец в командировке, ты единственный мужчина в доме. Согласен?»
«Согласен. Только деньги…»
«Думать о деньгах не твоя забота. Господь все уладит. Исповедь творит чудеса».
Батюшка накрыл голову Володи золотистой лентой – епитрахилью и прочел разрешительную молитву.
«Отец диакон, – громко позвал он. – Пойдем молебен служить о призывании помощи Божией».
Из алтаря выглянул тот самый смуглый бородач, одетый в золотистую парчовую одежду. Увидев Вову, оторопел.
«Погодите с молебном, отец Владимир, – сказал он, придя в себя. – И крест с Евангелием не убирайте. Мне срочно нужно исповедоваться».
Молебен все-таки был отслужен – благодарственный. А после мать и сына позвали в трапезную.
«Ты накладывай варенья побольше, разбойник, – сидя за столом, подтрунивал батюшка над диаконом. – Видишь, не только отроку, а и тебе наука. Все тайное становится явным. Радуйся, что твои фокусы не сделались явными для архиерея. И вообще, знаешь, что по канонам тебе полагается…»
На прощание мама подошла к диакону: «Все-таки мы виноваты в той вмятине и могли бы как-нибудь помочь с ремонтом вашей машины».
«Снова и снова прошу у вас прощения, – в который раз покраснел тот. – Это действительно идиотская шутка… хотя и шуткой-то не назовешь. Никогда в жизни не подумал бы, что окажусь способен на такое».
«Это уж как тезка мой, захочет ли тебя простить», – подошел отец Владимир и положил руку мальчишке на плечо.
«А мы уже давно друг друга простили. Как мужчина мужчину», – подмигнул Вовка.