Дежпом погасил в спальне свет и скомандовал:
– Отбой! У кого под одеялом будет светиться телефон или ноутбук, считаю за рукоблудие!
– Но, отец Феодор, – раздался бас с угловой койки. – Я хотел Исаака Сирина с экрана почитать.
– Тебе, Викентий, персонально повторить? – грозно спросил дежпом. Не дожидаясь ответа, он развернулся и ушел ворча: «Двадцать пять лет работаю в семинарии, будто я не знаю, что парни по ночам смотрят только порнуху...»
Спальня притихла, и только полная луна безмолвно заглядывала в окно. Было слышно, как дежпом шаркает тапками по коридору, скрип ключа в замочной скважине. Еще через пару минут из его кельи раздался стандартный рингтон Windows.
– Сам-то комп включает, – раздался в темноте завистливый шепоток. – Де-е-евочек будет смотреть.
– Ври, Санька. Нужны Феодору девочки.
– А что?.. Он же у нас... не того...
– Ему ни того не надо, ни этого, – со знанием заявил Павлик. – Газету «Русский орден» он читает, онлайн.
Помолчали еще немного. Из кельи дежурного раздался храп.
– Я же говорил, «Русский орден», – подтвердил Павлик. – Лучшее снотворное для патриота.
– Зачем вообще печатают эту херню, – проснулся Викентий. – А мне, человеку с высшим образованием, святых отцов не дают открыть.
Викентий был старше остальных, до поступления в семинарию закончил биофак университета. Пацанва побаивалась его, однако никогда не упускала случая подколоть.
– Нету тебе, Викентий, от высшего образования никакого проку!
– Нет, говоришь? – усмехнулся тот, и через несколько секунд над его койкой замерцал экран ноутбука. В гнездо были предусмотрительно вставлены наушники, чтобы стандартное виндовское «та-да-да-дам» не выдало нарушителя.
Сон уже одолевал семинаристов, как вдруг Викентий довольным шепотом сообщил:
– Слушайте, парни! Читаю...
ЗАБЫТЫЙ ГОЛОС РУССКОГО ГЕНИЯ
Все больше умов сегодня порабощается лжеучением Дарвина об эволюции видов... Дальше идет хвала и хула, не очень интересно, я у Буфеева скопипастил.
«Американцы подбросили нам генетику как дохлую собаку!» – эти золотые слова принадлежат затравленному и незаслуженно забытому русскому ученому-самородку Трофиму Денисовичу Лысенко. Открытый им когда-то под идеологическим руководством Сталина сорт ветвистой пшеницы фактически спас страну от голода после Великой Отечественной войны.
Дальше идет базар о том, что никаких хромосом не существует, а все, что видно в американские микроскопы – вражеская фальсификация. Растения надо воспитывать, как людей! Читать им лекции, взывать к совести! Когда они все поймут, то сами перестанут бояться мороза и спорыньи.
Теория Лысенко позволяет объяснить многие библейские православные чудеса. Скажем, древо пророка Ионы. Оно прониклось тем, что ценный работник должен отдыхать в надлежащих условиях, собралось с природными силами и выросло в одночасье.
– А кит не выделял желудочный сок, пока пророк находился у него во чреве, – подсказал обжора Санька.
– Это пример из животного мира. Но тоже пойдет.
Викентий прочел еще и о подлой когорте вейсманистов-морганистов, сделавших все для того, чтобы скрыть подлинно русскую биологию. Не забыл он помянуть и о том, что Мендель был католическим монахом, а следовательно действовал по указке Римского папы и мирового правительства.
– Ай да, башка, у тебя Викентий! – восхитился кто-то, когда автор замолк. – Между волком и собакой отправим с его адреса!
«Между волком и собакой» означало за час до рассвета. Ровно в это время каждую полнолунную ночь с отцом Феодором случался приступ сомнабулизма. Не открывая глаз, он поднимался, нащупывал в прикроватной тумбочке зажигалку, сигареты Bond и топал в сторону туалета. Заперев щеколду, он распахивал окно и смачно затягивался табачным дымом.
Тем же путем он возвращался назад, падал на постель, а наутро не помнил ничего. Вместо подъема отец Феодор будил семинаристов громогласным: «Кто курил?!»
Тембр не снижался и дальше. «Кто ночью курил в туалете?! – размахивал дежпом найденными на подоконнике зажигалкой и смятой пачкой. – Я выведу вас, паршивцев, на чистую воду!»
Никто не сознавался. Дежпом возвращался к себе в келью и прятал сигареты в тумбочку, чтобы потом предъявить ректору как вещественное доказательство. Месяц все шло как обычно, но когда наступала ночь полнолуния, история повторялась снова.
Правда, знающие ребята говорили, что двадцать полнолуний спустя пачка должна неминуемо заканчиваться. Но в двадцать первый месяц она опять была полна. Семинаристы установили в честь этого особый праздник Обновления пачки, и даже сочинили тропарь: «Иже во соглядатаех-шпионех во Америце прославленный, Джеймсе Бонде, курительного зелия тезоименитый подателю...»
«Тихо!» – цыкнул Санька. В коридоре послышались шаги дежпома, затем брякнула щеколда уборной. Викентий и Павлик, как человек сведущий в компьютерах, ринулись в келью отца Феодора...
* * *
Наутро отец Феодор не выяснял, кто курил. Откровенно говоря, он сам проспал подъем. Проснулся от диньканья мэйл-агента – в ящик упало письмо от «Русского ордена». Забыв сунуть ноги в шлепанцы, дежпом поспешил к экрану.
«Дорогой батюшка! – сообщал главный редактор, дворянин Орест Платанов-Сметанов. – Мы всегда рады сотрудничать с Вами. Благословите напечатать эту статью в несколько отредактированном виде».
«Какую статью? – тер виски отец Феодор. – А, наверное кто-то написал им статью, и они просят меня отрецензировать, дать пастырский совет и благословение...»
Статья дежпому очень понравилась. Сотрудники Платанова-Сметанова дополнили ее еще и словами об угрозе однополых браков, без упоминания которых публиковаться в «Русском ордене» было нельзя.
Отец Феодор нажал кнопку ответа и начертал благословляющие слова.
* * *
...Пару недель спустя, когда семинаристы собрались в комнату для вечерних занятий, на пороге показался отец Феодор. В руках он держал бандероль из оберточной бумаги, в каких обычно «Русский орден» рассылается читателям.
– Вот, Викентий, читай, – сказал он с миролюбивой улыбкой. – А ты кичился своим дарвинизмом! Во что не верил? В буквальность Шестоднева! В Священное Писание!
Статья была напечатана без указания автора зато «по благословению старца Феодора». Верстальщик что-то напутал, или ответственный секретарь...
– Какой интересно Феодор? – размышлял вслух дежпом. – Из Санаксарского старец или из Оптиной?
Он принялся излагать другим семинаристам содержание статьи, о том, что растения надо не травить гербицидами, а воспитывать пастырским словом, наставительным, но добрым, откуда и значение «удобрять».
– Так я знал это, – оторвался от газеты Викентий. – В Талмуде написано, что около каждого цветка стоит ангел и повелевает ему расти. Я у Кураева вычитал.
Но отец Феодор не рассердился ни на Талмуд, ни на упоминание Кураева. Он был озабочен тем, как бы внедрить новое учение на практике.
– Договорюсь с отцом-экономом... И все, братие, с завтрашнего дня встаем на полчаса раньше и сразу после правила идем в теплицу, петь акафист «Спорительнице хлебов», чтобы перцы лучше росли и прочее.
– Благословите, батюшка, – снова вмешался Викентий. – Молитва это хорошо. Но надо же и к самим растениям обратиться... Наставить, воспитывать.
– А на уроках гомилетики вас чему учат?
– Проповедь – жанр слишком привычный, да и поймут ли его растения. Они же не умнее людей, а и люди иногда на проповеди зевают. Вот если бы сочинить что-то нараспев, вроде акафиста...
Викентий готов был зажать себе ладонью рот, испугавшись, что батюшка узнает «акафист кукурузе» из творчества Лескова. Но дежпом классику читал давно, а точнее не читал...
– Акафист? А кто канонизировал кукурузу по-вашему?
– Так ведь келейно можно и неканонизированным акафисты читать!
– Хм, келейно говоришь? Непрославленным святым – старцы благословляют. Но чтобы кукурузе или томатам? А ты, Викентий, раз башковитый, посмотри в интернете, может и правда так делается...
* * *
Месяц спустя ранний подъем вошел в привычку. Семинаристы спросонья одевались и плелись на огород. Пели текст, почти совпадавший с тем, что описан у Лескова, но дополненный и приспособленный к местным реалиям: «Радуйся, кукуруза, пище презельная и пресладкая, радуйся, семя ядомое и николиже изъядаемое, радуйся отцом-инспектором пресладко восхваляемая, радуйся отцом-экономом прегорько поперченная...»
Искусство хорового пения не может оставаться без внимания. По утрам у забора семинарии начали собираться постоянные зрители. Правда аплодисментов от них никто не дождался, ибо люди эти оказались пикетчиками, а потому руки у них были заняты.
Лысеющий доцент биофака местного университета держал в руках плакат: «Долой лысенковское мракобесие!» При виде его, Викентий довольно усмехался: ведь если Иван Иванович здесь, следовательно его нет на первой паре, и студенты универа могут спокойно выспаться.
Тридцатилетняя филологическая дева Гликерия, недавно защитившая диссертацию по творчеству Лескова, держала в руках раскрытый том любимого автора. Аккуратно накрашенным ноготком она указывала на то место, где был напечатан акафист кукурузе и предлагала ознакомиться с контекстом. Наивная! Как будто она не слышала официального заявления пресс-службы епархии, в котором этот абзац был объявлен подлогом и фальшивкой, ибо Лесков был православным писателем, а следовательно ничего плохого говорить не мог.
Третий пикетчик имел окладистую бороду и прикованную веригами икону Григория Распутина на груди. Он вообще считал, что кукурузу растить не следует, ибо растение это запятнано Хрущевым, а Хрущев был гонителем христианства. С чем же тут спорить? Вот епархия и не спорила. Кстати, бородач оказался постоянным автором «Русского ордена».
* * *
Однажды утром Викентий пришел на огород на двадцать минут раньше всех. И обнаружил там Гликерию.
– А вы почему раньше всех, Викентий? – спросила она, хлопая ресницами. – Вам же надо высыпаться.
– Я надеялся увидеть вас..., – смутился Викентий.
– А я вас, – покраснела Гликерия кончиками ушей.
Викентий набрался храбрости, наклонился к уху филологической девы и как пароль прошептал:
– Сунтара пуруша, моя дева Луша!
– Вы настолько хорошо знаете русскую классику, что цитируете Мельникова-Печерского наизусть?! – воскликнула Луша. – Впервые встречаю такого мужчину!
– Вы встретили его навсегда, – схватил ее за руку Викентий. – Отныне только смерть разлучит нас!
Остальные семинаристы уже собирались у грядок.
Внезапно к забору подкатил фургон с эмблемой местного телеканала. Оттуда выскочила пухленькая, румяная, только что позавтракавшая барышня – звезда выпуска новостей.
– Так, ребятки, причесались, вы встаньте туда, вы ближе к камере. Сейчас будем снимать сюжет о вашем опыте воспитания кукурузы!
Оператор тем временем выгружал из фургона свои принадлежности.
– Санька! – крикнул он. – Помоги со штативом.
Семинарист-обжора Санька ринулся к машине и через мгновение уже, пыхтя, тащил нужную деталь.
– Вообще-то Санька это я, – поблагодарила его звезда новостей. – Меня Александра зовут. А вас, видимо, Александр! – и поцеловала семинариста липкими губами в горящую щеку.
Сюжет о молитвенном удобрении имел потрясающий успех среди садоводов. На следующее утро в студии телевидения, в епархии, в самой семинарии телефоны раскалились от звонков. Люди требовали напечатать текст в брошюрах и регулярно транслировать его в средствах массовой информации.
* * *
По окончании семинарии Викентию удалось избежать рукоположения. Вместе с супругой Лушей они уехали в Москву, где основали православное издательство. Сам талант сочиняет благочестивые книги «Куда ставить свечку?», «Первые шаги в паломничестве», «Урожай растим по нотам». Луша работает с типографией и распространяет продукцию по епархиальным складам.
Санька женился на Саньке и сделался отцом Александром, а его Александра – постоянной ведущей программы «Батюшкин сад». Полтора часа в прямом эфире священник отвечает на вопросы, а затем полчаса хор семинаристов поет знаменитый акафист. Благочестивые дачники распахивают окна в сад и ставят телевизор на подоконник, чтобы и яблони, и георгины, и капуста слушали да внимали.
Павлика рукоположили целибатом и отправили в глухую деревню, бывший колхоз «Горная целина». Благочинный, понимая, что на приходе у него лишь три сельские старушки, тем не менее требовал уплаты регулярного взноса и советовал зарабатывать деньги выращиванием кукурузы. Тем более, «Русский орден» пишет, что от пения акафиста она дает небывалые урожаи, а информационно-издательский отдел епархии даже методичку об этом для православных домохозяев выпустил...
Но у отца Павла кукуруза не растет. Наверное потому, что он, ползая по полю и извлекая корни сорняков, акафиста не поет, а ругается многоэтажно и нецензурно.
Впрочем, по вечерам, на веранде, когда вокруг лампы вьется мошкара, он утешает себя чтением книг знаменитого тезки по фамилии Флоренский. У сельской жизни есть свои прелести.
Отец Феодор по-прежнему работает дежпомом, а семинаристы сочиняют про него фольклор. Говорят, что в связи с санкциями, больше не будут продавать сигареты «Бонд». Таланты размышляют, как бы, не нарушая мелодии гласа, заменить это слово на «Беломор».