Профессор Врагов с незапамятных времен заведовал кафедрой философии в глухом сибирском городке. Его любимым предметом всегда был «научный атеизм», который с некоторых пор стали называть расплывчатым словом «религиоведение». Свою диссертацию, защищенную еще при Сталине, профессор посвятил Джордано Бруно. Правда в те времена именитого еретика не публиковали и даже не переводили, латынь же профессор знал слабо, да и где в Сибири было достать его манускрипты. Пришлось ссылаться на Ярославского и Шахновича. К концу века книги Бруно перевела и напечатала одна влиятельная секта; старику принесли в подарок подписанный издателем экземпляр, однако он бросил его на полку, так как совсем к тому времени потерял зрение. Да и некогда казалось читать, время оставалось лишь на то, чтобы диктовать свои мысли дочери, которая печатала их слепым методом на машинке.
Кроме профессора в штате кафедры провинциального пединститута числилась лишь ассистент Клара Ивановна. Выпускница МГУ, в семидесятых годах она приехала сюда вслед за мужем, БАМовским инженером, да так и осталась навсегда. Клара Ивановна очень боялась строгого шефа и его дочери – начальницы местного районо. Но для многих студентов она была настоящим спасением. Ведь экзаменуя студента, Врагов всякий раз начинал с вопроса: «Верите ли вы в Бога?» Если студент дерзал ответить «да», профессор немедленно рисовал в ведомости неуд и презрительно поучал: «Запомните, молодой человек, обучение в вузе и религия несовместимы!» Клара Ивановна также обходилась ровно одним вопросом: «Есть ли у вас реферат?» И если реферат был, студент получал не менее четырех баллов.
«Как наследник великих гуманистов, я не могу верить верить ни в Бога, ни в человека, – начинал Врагов лекции, – Я не верю в человеческую душу, но преклоняюсь перед его разумом». Дальше в прежние времена он говорил о строительстве коммунизма, но теперь, когда нынешние юнцы перестали понимать это слово, он заменил его на «вечную молодость», которую вот-вот должна была принести человечеству современная генетика. При упоминании о вечной молодости, студентки застенчиво хихикали и прятали тонкие ножки под партами.
Дочь профессора никогда не выходила замуж. С самого детства Врагова, что ее главное призвание – посвятить жизнь гениальным трудам своего отца. Но от материнского инстинкта не спрячешься. Когда ей исполнилось 35, Врагова решила родить ребенка «для себя». К сожалению репродуктивная медицина до сибирской тайги доходить не собиралась, и дочери профессора пришлось прибегнуть к естественному пути: на конференции в Москве, после банкета с ней познакомился методист-весельчак, обитавший к тому же в соседнем номере гостиницы.
В следующем году у Враговой родилась белокурая дочка. Через месяц она понесла крестить девочку в единственный открытый в том городе храм. Кстати, она шапочно была знакома и со священником. Отец Валерий – кандидат педагогических наук также преподавал в местном пединституте – по светской своей специальности органическую химию и факультатив по основам православной культуры.
Послушница в окне храмовой регистратуры денег не приняла, а сначала велела спросить благословения на таинство у батюшки.
Врагова шагнула в прохладную полутьму храма. Потрескивающие свечи только подчеркивали тишину. В первое мгновение человеку казалось, что вокруг никого: только ты и Бог. Но нет: старушка чистила от воска подсвечник, бородач в рубахе навыпуск бубнил по какой-то церковнославянской книге «радуйся-радуйся», а сам отец Валерий бережно протирал от пыли старинные киоты.
– А верите ли вы в то, что Христос – Бог и человек? – спросил священник Врагову. – Молитесь ли вы ему?
– Да что вы говорите, батюшка, двадцать первый век на дворе. Какие могут быть молитвы.
– Тогда что же вы от меня хотите? Какую же молитву над вашим чадом я должен совершить?
– Молитва, обряд, не все ли равно... Это полезные для здоровья энергии, которые называли благодатью в Киевской Руси. Опять же в святую воду вы опускаете серебряный крест, а значит в ней остаются целительные ионы. И вообще, я готова заплатить, что вы имеете против!
– Не надо... не надо платить, – почему-то разволновался отец Валерий. – Я не могу крестить вашу дочь. Ей необходимы ионы? Купите серебряную ложку, эффект будет тот же самый!
Но и Врагова в запальчивости уже не могла остановиться. Очнулась она лишь услышав собственные слова:
– А еще вы сожгли Джордано Бруно.
– Я?! – улыбнулся батюшка. – Нет только прошлогоднюю листву в церковном дворе. Спросите у сторожа дяди Саши.
Улыбнулась и Врагова. Но когда она вернулась домой, отцовскому гневу не было предела.
– Я подниму журналистов! – кричал профессор. – Дойду до президента, до патриарха! Конечно, я презираю этих церковников и плевать хотел бы на их обряды. Но я как Иван Карамазов не могу допустить слезинки ребенка! Как они посмели отказать ребенку!
Девочка и правда надрывалась плачем оттого, что страшный дедушка метался по квартире и швырял попадавшиеся под руку предметы.
Месяц спустя отца Валерия вызвали в областной центр на прием к епископу. На просьбу благословить владыка лишь небрежно махнул рукой, он был явно недоволен.
«Читайте!» – протянул он батюшке местную «Вечерку». С первой полосы в глаза бросился крупный заголовок «Насилие над свободой совести», а под ним растерянное лицо отца Валерия (корреспондент, не спросясь, щелкал вспышкой во время пасхальной службы).
– Владыка, я все понимаю, – поднял взгляд отец Валерий. – Но я не могу принять крещальные обеты от неверующей матери. Это противоречит моей пастырской совести.
– Ваш пастырский долг беречься от скандалов! И не ронять репутацию епархии! – вскричал владыка и снова стал что-то искать в ящике письменного стола. – Вот, читайте, – протянул он отцу Валерию бумагу с гербовой печатью и логотипом местного районо.
«Ваше высокопреосвященство! Сим извещаем, что учащиеся школ нашего района более не нуждаются в преподавании основ православной культуры. Сто процентов родителей написали заявления о переводе детей на курс светской этики».
– А сколько было за ОПК в начале года? – спросил владыка.
– Восемьдесят процентов... – выдохнул отец Валерий.
– Теперь вы понимаете, чего стоит ваше дон-кихотство? В нормальных условиях бы отправил вас под запрет. Не-мед-лен-но! Я так и сделаю, если летом, после выпуска из семинарии, к нам пришлют новых кандидатов на рукоположение. А пока служить некому. Поэтому идите. Но сделайте наконец выводы!
Но прошли лето и осень, а отец Валерий по-прежнему продолжал служить. А в Покров, когда выпал первый снег, после праздничной службы к нему подошла женщина с младенцем на руках. Дочь профессора Врагова робко смотрела и не решалась произнести свою просьбу.
– Я задам вам тот же вопрос, – строго посмотрел отец Валерий. – Веруете ли вы в Бога, в Христа?
– Я? Наверное да. То есть точно верую, – ответила мать. – Но главное, что она верует. Девочка. Я все думала, какое первое слово она скажет. «Мама», как все дети, или может быть «ляля». А она вдруг говорит «Бог». Откуда слово узнала? В нашем доме никогда не было икон, так она показывает то на дверь, то на книгу, то на солнце за окном, то на прохожих и все спрашивает «Бог?»
– Правильно, – согласился священник. – Господь вездесущ. Конечно, Он не в дереве и не в солнце, но маленькая душа ищет Его, тоскует по Нему.
Отец Валерий окликнул алтарника и велел ему готовить чан – сейчас состоится крещение.
– Только отцу, пожалуйста, не говорите, – прошептала новообращенная прихожанка. – Если он узнает...
– Не узнает. А если даже и узнает, не нужно ничего бояться тому, кто под защитой Отца Небесного.