…Я открываю глаза… Мама, улыбаясь, стоит на пороге моей комнаты. Она одета в летнее розовое платье, которое так идёт ей. Не отрывая глаз от меня, Аурора ждёт, когда я скину с себя одеяло. Я не в силах пошевелиться, но облегчённый вздох срывается с моих губ. Всё в порядке. Долгий сон, видение; такое со мной часто бывает.
— Ма-ам… — всё ещё не веря своему счастью, протягиваю я. Принцесса наклоняет голову вбок, словно умиляется моему виду, и прикрывает глаза. При этом очаровательная, такая нежная улыбка не исчезает с её румяного лица. Она тянет изящную руку ко мне, словно ждёт, когда я встану и протяну ладонь к ладони матери.
— Мне… снился такой сон, — вздрагивая, вспоминаю я и меня всю пробирают мурашки; но теперь мама со мной, и прогулка по городу и пара пирогов со сливками и мёдом развеют все воспоминания о кошмарном сне.
— Какой же? — спрашивает мама, и её розовое платье окрашивается в красный: кровавое пятно на груди разрастается, и мне хватает секунды, чтобы понять всё (или не понять?) и расплакаться. Но я по-прежнему не могу пошевелиться. А голова будто свинцом налилась или титаном…
— Расскажешь мне? …Милая. — Кровь капает с потолка, кровь течёт из маминых глаз, рта и носа; она тянет ко мне руки и улыбается, и её рот становится всё шире; её зубы окрашены кровью. Кровь, везде кровь. Комната становится красной, кругом какие-то надписи на голых стенах чёрной краской. Передо мной стоит уже не мама, а красное существо: как моя галлюцинация, только теперь этот силуэт приобрёл чёткие формы. Существо упирается головой в потолок. Его тело вытянуто и худощаво, как у кузнечика или мертвеца, и оно тянет ко мне руки, завывая страшным многоголосным ором.
— Ты оставила меня, ты променяла меня на… него! — надрывается существо, и я боюсь, что оно разорвёт меня на части, если приблизится. — Оставила семью, стала убийцей. Ты сходишь с ума от желания мстить! Нэ-эт… лие-эн! — Я плачу так, что поток слёз позволяет мне не видеть ни комнаты, ни иероглифов на стенах, ни существа с протянутыми ко мне руками. Но по-прежнему слышу голос, который внезапно меняется на более тонкий и разборчивый, но всё такой же металлический:
— Отомсти за то, что тебе пришлось пережить! За то, что тебе пришлось уйти из семьи! Твоя мать убивала, и ты будешь убивать! Ты должна убивать! — Наконец я освобождаю от паралича руки и затыкаю ими уши; но как остановить плач? Огромная рука существа ложится мне на плечо, и я надрываюсь так, что ору без перебоя; ору с диким отчаянием и воплями, потому что никто, кроме меня, не может их слышать.
— Ха-ру-ло…
— Хватит спать, держись крепче! — каркает Крэгелин, и я понимаю, что нахожусь на спине у гигантской птицы высоко над землёй.
Красное пятно исчезло, а вместе с ним и смех в голове, когда я зашла в таверну. Внутри было абсолютно тихо; Крэгелин уменьшилась и взмыла к потолку, а затем исчезла, полетев на второй этаж. Теперь в моей голове было так пусто, что я не могла думать ни о чём вообще. Наверное, я разучилась мыслить после нескольких дней постоянных галлюцинаций, отсутствия сна и пищи.
Я села на стул, такой жёсткий, но невероятно удобный по сравнению со спиной птицы; сделала глубокий вдох, обвела глазами таверну…
— Ты всё-таки пришла. — Голос Хаглэса раздался с лестницы. Я повернула голову и увидела Ворона, беззвучно спускающегося по лестнице и не отрывающего взгляда от меня.
— Хочешь доказать, что сильная? — улыбнулся мужчина и я вздрогнула. «Я сильная, я сильная, я сильная…» «Я докажу, я докажу, я докажу…» — Молчать — не очень вежливо, если с тобой разговаривают. Тебя не учили?
— А что мне отвечать? — хрипло спросила я. — Я хочу отомстить и показать, что способна сражаться, это да… А вот насчёт всего остального я не знаю, ничего не знаю.
— То есть ты не знаешь, как будешь достигать цели? — с ехидством спросил Ворон и я, вздохнув, кивнула. Черноволосый изящным движением уселся прямо на столе передо мной и заглянул мне в глаза — с недоверием и свысока. После длительной игры в гляделки, когда мои глаза сами закрылись от боли, он засмеялся странным смехом.
— Ладно. Когда будешь воевать, тогда и решишь, как будешь выживать. — Собеседник снова сдавленно засмеялся как-то злобно. — Нескольких недель хватит, чтобы научить тебя бороться. А то ты… какая-то вялая. — Нахмурившись, Хаглэс двумя чёрными когтистыми пальцами взял меня за подбородок, и я сжала зубы от неприятной боли. Затем Чеширский сосредоточенно рассматривал моё лицо. Я позволила ему это сделать, потому что пребывала в лёгкой апатии, если так можно назвать чувство, которое испытываешь после смерти двух родственников, добровольного поступления в армию какого-то безумца и ухода от семьи без объяснений. А об этом безумце было известно только то, что он подозрительно себя ведёт и у него есть кучка каркающих существ.
— …Странно, но в тебе есть что-то… Сила? Это она заставила тебя сюда идти? — уже без насмешки спросил Ворон, и сердце ёкнуло: откуда он знает о какой-то «силе»? Я не стала спрашивать вслух, но помотала головой, потому что моя начинавшаяся шизофрения вряд ли походила на силу. Она только мешала мне. Эти голоса сбивали с толку.
— То есть ты… добровольно пошла на смерть?! — заржал (именно заржал!) истерическим смехом собеседник и закинул ногу на ногу. — Ты серьёзно сама пришла сюда?
— Да, — мрачно буркнула я, злясь на собеседника: он сам меня сюда пригласил, а теперь удивляется, что я, видите ли, пришла!
— Оставила семью, — Хаглэс соскочил на пол и стал ходить вокруг меня, загибая пальцы, — ничего им не объяснила, связалась с психопатом, решила, что можешь чем-то помочь умирающему миру, не умеешь держать в руках оружие… Не знаешь, что чувствуешь… — Голос мужчины становился громче, и я начинала подрагивать от его тона. — …Думаешь, что сможешь не сдохнуть в первом же бою… Думаешь, что я выбрал тебя, потому что ты сильная! Думаешь, что будешь такой, какой была мать! — В конце этой пугающей тирады Хаглэс опять засмеялся и поглядел на меня и загнул последний палец: — И после всего этого ты считаешь безумцем меня.
— Откуда ты знаешь? — не теряя спокойствия, спросила я. — Откуда ты всё это знаешь?
— Я… всё о тебе знаю… Не думай, что я беру в свою армию кого попало. Я… беру только безумцев, — заключил изумрудноглазый и улыбнулся, причём вполне приветливо. После этого он внезапно сорвался с места, схватил меня за руку так, что наверняка оставил на запястье синяк (перед этим он удовлетворённо посмотрел на мои когти), и потащил меня наверх. Я уронила стул, еле-еле смогла восстановить равновесие и начать перебирать ногами, чтобы успеть за быстрым шагом спутника. Как только мы поднялись по деревянной лестнице и почти достигли второго этажа — причём я за десяток крутых ступенек уже успела заработать ссадин из-за спешки, — свет за нами погас. Я оглянулась: сзади была лишь тьма и пробивавшийся из-за входной двери луч восходящего солнца. А потом посмотрела вперёд…
Перед нами была поляна: широкая, с высокой серебряно-синей травой, окружённая со всех сторон высочайшими деревьями. На этой поляне были расставлены шатры, палатки, кругом были места для костров и люди, которых я не разглядывала внимательно, занятая изучением серого неба, частично скрытого ветвями деревьев. Наконец, коснувшись земли, Ворон отпустил мою руку, но я этого даже не почувствовала.
— Это Суэрдор? — спросила я в изумлении.
— Это так называемая Долина Феникса, — небрежно бросил Хаглэс и улыбнулся. — Примерно за сто тридцать огненных путей* от Крыла Орла.
— Ого, — выговорила я, всё ещё не понимая, как мы из «Чёрного крыла» перенеслись сюда. — А как... — Хаглэс не дал мне договорить и снова схватил меня за руку и потянул в сторону ярко-зелёных шатров. Вблизи я уже начала рассматривать людей, хотя из-за бешеной скорости ходьбы мне не удавалось приглядеться к деталям. В основном здесь у людей были чёрные волосы и сероватая кожа, а также когти на руках и чёрно-зелёные мешковатые балахоны.
— Здравствуй, Ворон! — приветствовали Хаглэса и он, никак не отвечая, но улыбаясь во все тридцать шесть (хотя сомневаюсь, что не семьдесят девять или вовсе сто два) мелких острых клыков шёл дальше, почти пританцовывая. Я удивлялась, какой гул стоял здесь и как фамильярно обращались к своему предводителю эти воины, если их вообще можно так назвать, потому что я представляла себе армию как-то по-другому.
— Посмотрите-ка, кого я вам привёл! — растягивая слова и с поддельной торжественностью, произнёс Хаглэс, когда мы вышли на свободное от шатров место, где на большом участке сидели у костра шесть человек. Вот у них внешность была самая разная. Мой проводник жестом приказал мне сесть рядом с этими людьми, и я стала изучать их взглядом. Я уже видела этих людей в таверне.
Эти люди, даже не поздоровавшись с Хаглэсом (только кивнув, улыбнувшись или помахав рукой), стали ждать, когда он скажет что-нибудь.
Теперь у меня было время рассмотреть приятелей (или кто они?) Ворона в подробностях. Во время образовавшейся паузы я рассмотрела людей и их наряды: на розововолосой девушке был серебристо-белый балахон, бежевые джинсы и изумрудные высокие сапоги. Её волосы изящными персиково-розовыми локонами ниспадали на плечи; её уши были чуть больше обычных, а кожа была розового оттенка. Рыже-сероволосый парень был укутан в длиннющий оранжевый шарф; на нём были чёрная куртка и бежевые обтягивающие штаны. Что меня в нём удивило, так это то, что у него не было обуви — вместо человеческих ступней у него были лапы с серым мехом. Его руки тоже были покрыты серой шелковистой шерстью и имели остро заточенные когти. Здесь был трёхрогий мужчина с фиолетово-чёрными волосами, на вид примерно одного возраста с Хаглэсом и мужчина с тёмно-синими волосами и с синеватой кожей. Этот тип был почти полностью скрыт плащом и смотрел на меня с недоверием и мрачным презрением. Как только я разглядела этих людей, Хаглэс начал представлять их в том порядке, в котором они сидели:
— Это Туманная, — сказал он и показал на розововолосую. — Это Бешеный Лис, — указал Ворон на сероволосого парня, — это Трёхрогий. — Я поняла, что это клички, а не имена, и имена я вряд ли узнаю. — Это Кукловод, — показал рукой Хаглэс на мрачного синеволосого парня.
—…Это Синица. — Девушка с мальчишеским лицом, но, как я уже говорила, чертовски красивая, с коротко остриженными белыми волосами задорно улыбнулась, и я поняла, что мы поладим. Меня нисколько не спугнули её глаза — с жёлтыми белками и кошачьими зрачками, не смутило отсутствие ушей. Она всё равно была прекрасна. — А это Лазурный, — уже чуть более равнодушно представил Хаглэс мне следующую личность: покрытого ярко-синими пятнами, как ожогами, парня лет пятнадцати. Лазурный фыркнул и отвёл взгляд, когда я попыталась улыбнуться ему.
— А вот и капитан твоего отряда, Чернильник. — Мой взгляд пал на одетого во всё чёрное, увешанного кольцами (на каждом из двенадцати пальцев на руках было по два кольца) и цепями мужчину.. Он смотрел на меня, не отрываясь и тоже рассматривая мой внешний вид. Мы узнали друг друга и улыбнулись друг другу, но не слишком дружелюбно. Он сидел как раз по правую сторону от меня, совсем близко, и мне было немного неуютно от взгляда его кристальных глаз. Почему-то я покраснела.
— Привет, — без злобы поздоровался Чернильник. Я мысленно выдохнула и порадовалась, что не попала в отряд к пятнадцатилетнему Лазурному, которому я явно не понравилась, или мрачному Кукловоду. Я кивнула в ответ, не найдя в себе силы сказать что-либо.
— А как её зовут? — спросила Синица, попутно дожёвывая здоровенный кусок мяса.
— Пока не придумал ещё, — усмехнулся Ворон и сообщил: — Пусть каждый называет пока что по-своему, а имя мы ей потом дадим. — Все остались довольны этим решением и продолжили есть. Синица передала мне немного мяса; непривычно было есть жирное, только что снятое с огня мясо, но я старалась не испортить впечатление и есть аккуратно, обдумывая при этом происходящее и всё больше сомневаясь.
Мне вполне нравилась эта компания, я ничего не имела против этих людей, но меня смущало то, что среди них был мой ровесник. То есть он уже — командир отряда? Либо он очень старался, либо армия Хаглэса состоит преимущественно из… из кого попало. Где он набирал всех этих воинов?
Второй вопрос, который меня мучил больше всего: сколько человек в армии Ворона? Его я и решила задать в первую очередь. А затем поинтересоваться стратегией, планами и прочим, что мне надо было узнать, чтобы убедиться в правильности своего решения: ведь не зря же я покинула родной дом? А если это просто сброд, состоящий из, как сказал недавно Хаглэс, безумцев, то…
— А… э… сколько человек в твоей армии? — дожевав, спросила я у Ворона. Все посмотрели на меня с неодобрением, и я поёжилась.
— Человек? — Хаглэс усмехнулся и вытер рот рукой, а потом с самой непринуждённой улыбкой выдал: — Сто двадцать человек в каждом отряде. — Меня как током шарахнуло. Если командуют отрядами семь человек, то получается… Восемьсот сорок человек?! На огромную армию?!
— Вы сдурели? — ошарашено спросила я и услышала лишь гогот в ответ или презрительные смешки.
— Твоё дело — подчиняться приказам командира и сражаться. Ты ж этого хотела? — Хаглэс встал, отряхнул руки и поднял меня за шкирку; я поморщилась и стала брыкаться, но от этого командиры отрядов стали ещё громче хихикать и подшучивать надо мной. Только Синица нахмурилась, стараясь подавить улыбку, и сочувственно покачала головой, словно пытаясь сказать мне: «Ну и попала же ты, бедняжка»
Рывком бросив меня на траву, дабы освободить руки, Хаглэс бросил мне: «За мной», и я, кое-как поднявшись и скрывая обиду, поплелась за Вороном. Опять начало пульсировать в голове… Чёрт, а вот и мой воображаемый красный друг, которого я после сегодняшнего сна возненавидела.
***
— Сильнее. Сильнее, демон тебя побери! — заорал Хаглэс и почему-то улыбнулся, видимо, удивлённый моим энтузиазмом. Только сейчас я окончательно осознала, что я стою, сжав кулаки, посреди небольшой тренировочной площадки. Красное пятно покрыло мои руки и словно направляло их туда, куда надо. А я всё это время просто следила за пятном и старалась бить как можно точнее и быстрее, чтобы показать Хаглэсу, что я не упущу ни одного шанса научиться драться.
Я чувствовала мощь. Неужели только благодаря красной галлюцинации? Не-е-ет, уверяла себя я, это просто какая-то болезнь. Из-за стресса.
—…Так. — Взгляд чистых изумрудных глаз изучил темнеющее небо, на котором вообще не появлялись звёзды. Я до сих пор не могла понять, почему в Эндесе нет звёзд. Пока Хаглэс рассматривал небо без особого удивления, я решила задать вопрос относительно этого:
— А почему здесь так… — Жестом Ворон приказал мне замолчать и снова бросился в атаку. Всё тело уже ныло от побоев, хотя бой — если это вообще походило на бой — длился несколько минут. Пот уже пропитал мою одежду, и я задыхалась от усталости.
Вмиг я оказалась лежащей спиной на траве — причём я даже не поняла, как это произошло. Хаглэс с победным кличем поставил ногу мне на грудь и надавил так, что весь воздух с шумом вырвался у меня изо рта.
— Прекрати! — взмолилась я.
— А теперь расскажи мне, какого Ящера здесь только что произошло, — проигнорировав просьбу и всё ещё держа сапог на моём изнывающем от боли теле, заявил Ворон. Я спихнула рукой ногу нахала с себя и встала, кряхтя и хныча.
— О чём ты?
— Как тебе сказать! Ты в первую же минуту тренировки накинулась на меня и начала колотить, маленькое исчадье тьмы! — с иронией объяснил Ворон. Я замялась. — Ну, я жду объяснений такой ярости!
— …Ну… Я очень хотела показать, что я…
— «Очень хотела», — передразнил зеленоглазый. — В тебе определённо есть что-то, о чём ты не говоришь.
— Знаешь, кто ты? Ты адский ребёнок. И бьёшь, между прочим, вполне себе больно. Могла бы и сжалиться надо мной, — посмеивался Хаглэс, в то время как я боролась с новой волной галлюцинаций.
— Ха-ру-ло… — произнёс голос в голове, и я содрогнулась от ужаса.
Эта тренировка принесла мне десяток новых царапин от когтей и синяков, но она была такой славной... И хорошо, что короткой, ведь сегодня Ворон просто хотел убедиться в моей готовности бороться.
— Ладно, пошли. — Хаглэс повёл меня к большому зелёному шатру и остановился около входа.
— Может, ты скажешь мне, как ты собираешься сражаться с огромной армией чужеземцев? — не выдержала я.
— Эй, ты же не говоришь мне всего о себе, а значит и я тоже имею право на свои секреты, — загоготал Хаглэс и впихнул меня в шатёр. — Твоё дело — молча убивать, можешь ты это или нет.
«Я совсем слетела с катушек и нахожусь среди таких же поехавших!» — сокрушалась я, заходя в своё новое жилище. Несколько спальных мест — и все прямо на полу. Около десяти человек сидели на своих местах и перешёптывались, изредка показывая пальцами на меня. Все они были черноволосыми, все они были моего возраста. «Вот кого набирал Хаглэс, — ужаснулась я. — Да мы же все погибнем в первой же битве! Как, как мне найти выход из этого кошмара!»
— Э-э, привет, — поздоровалась я, с большим трудом пробравшись к моему месту, куда кто-то уже отнёс мои вещи.
— Прости, но Ворон запретил с тобой разговаривать, — вздохнула девочка, сидящая рядом со мной. Остальные зашикали на неё, испуганно оборачиваясь: нет ли поблизости вездесущего Хаглэса?
— Почему? — искренне удивилась я.
— Ворон, он… с приветом, — хихикнула девочка и я мрачно подумала, что они здесь все с приветом. — Принял тебя в наши ряды, но всё ещё не доверяет. Да и... сказал, чтобы мы тебя не сбивали своей болтовнёй. Как-то так. — Девочку кто-то пихнул в бок, и та умолкла.
— А вы, эм, не боитесь умереть? — поинтересовалась я, улегшись на неудобную, по сравнению с моей старой кроватью, подстилку.
— Зачем бояться неизбежного? — зевнул кто-то, кого я не могла видеть, лёжа на спине.
Понятно. Армия поехавших. Мы все здесь сдохнем. Но я защищу Эндес. Я выдержу и я останусь смелой до самого конца. Главное — я не вернусь домой, не увижу осуждающих лиц… Армия таких же, как и я.
— Ты клянёшься… клянёшься защищать Эндес, даже ценой своей жизни? — Мы с мамой сидим на крыше дома, не боясь упасть, и смотрим на скопление розовых, золотых, зелёных, оранжевых звёздных шаров в небе. Эти огни, окутанные небесным туманом, приветливо мерцают, словно подают нам сигналы из далёких миров.
— Воевать? — вспыхиваю я.
— Нет, — мама гладит меня по голове и бросает задумчивый взор на веселящихся людей: фестиваль Великих Лун. Ночью начинается самое веселье. — Защищать Эндес, жертвуя своими принципами, интересами, своими… близкими…
— Нет, не клянусь, — испуганно мотаю головой. Аурора смеётся и треплет мои волосы, которые в темноте и под светом звёзд приобретают огненные блики в красно-бордовых прядях. Мамины волосы сияют ещё ярче, словно они сами излучают свет.
— А ради меня? Ты пожертвуешь жизнью? — Я смотрю на неё с недоумением:
— Ну конечно! Прям сейчас? — Мама целует меня в лоб.
— Нет. Не сейчас. — Она снова поднимает взгляд на звёзды, и я вслушиваюсь в весёлые ритмы песен, играющих среди улиц и на площадях. Весь город мерцает, словно одна огромная звезда…
— Я — это Эндес. Эндес — это я. Это я и ты. Это люди, живущие в нём. Это природа, это тайны, это древние руины, сквозь которые прорастают розовые цветы… — вдохновенно перечисляет мама, и прекрасные картины в моём воображении возникают мгновенно.
— Эндес, как и меня, можно почувствовать: зажми в руке горсть пыли и земли, — я посмеиваюсь, — и Эндес сам отзовётся в твоей душе. — Принцесса обнимает меня тонкой, но сильной рукой, и я чувствую себя так хорошо, как ещё никогда не чувствовала.
— Сражайся не только на поле боя, сражайся за Эндес, — говорит мама, и меня поражает то, как она говорит. Она говорит сильным, мужественным голосом, полным решимости; и мои глаза загораются этим огнём, который дарит мне мама своей верой и своей внутренней мощью.
— Но обещай мне быть милосердной.
— А если начнётся война? — Мама смотрит на меня с грустью.
— Надеюсь, что её не будет.
— Если она начнётся, то я убью всех, кто её начнёт, — чуть ли не выкрикиваю я задорно и мама нервно сжимает мою руку в своей. Глаза мамы светятся красным, и…
— Правильно, — говорит Харуло. Я понимаю, что это реальность. Не воспоминания.
— Твоей реальности не существует. Это — один затянутый сон, — улыбается мне Харуло. На глаза наворачиваются слёзы. «Верни мою маму, тупая тварь!» — реву я про себя, потому что я всё ещё в теле маленькой, глупой, счастливой Нэтлиен и не могу сказать ничего.
— Глупышка, — мама, обняв меня, смотрит на меня уже нормальным взглядом. Это опять воспоминания, до которых не добрался мой воспалённый разум.
— Беги из Эндеса, только так ты можешь его защитить. — Что за… Теперь в глазах мамы — синий свет, и это выглядит так же страшно, как и красное свечение. Я плачу, хотя не чувствую на лице слёз. — Глупая, глупая Нэтлиен… Пожертвуй своими принципами… ради меня…
— Ты не знаешь, о чём говоришь, — произносит шёпотом моя настоящая мама и закрывает глаза. — Но всё же… — И тут она смотрит на меня с таким уважением, как будто бы тайно меня одобряет. Это то, чего я искала. Мама одобряет меня? Или она просто рада моей смелости и самоотверженности? …Нет, она всегда меня одобряла. Мама, знай: я, даже находясь в тупике, фактически предав свою семью, уйдя из неё и присоединившись к компании безумцев, отдаю жизнь за тебя и за твой Эндес. За Эндес, каким он был при тебе.
— Ха-ру-ло. Красная тень, — шепчу я, вспомнив старый эндесийский. И снова проваливаюсь в безумие…
**Огненный путь — эндесийская единица измерения расстояния. 1 огненный путь равен примерно 2,16 километра.