Как-то дядя мой рассказал мне историю, произошедшую с ним в блокадном Ленинграде. Отец ушёл добровольцем на Невский пятачок, а в умирающем от холода и голода городе оставалась его семья: жена, сын и младшая дочь.
В первую, самую страшную зиму 1941 года город постоянно обстреливали и бомбили. Пайки (125 грамм хлеба со жмыхом на иждивенца) постоянно урезались, а иногда даже на карточки нечего было купить.
И вот, как-то морозным утром мой дядя, а тогда десятилетний мальчик, пошёл в магазин за пайками хлеба. Отстояв длинную очередь, он получил 375 грамм и поспешил домой, спрятав паёк за пазуху. Хлеб был свежий, и одуряющий запах еды сводил с ума.
- Я отщипну только малюсенький кусочек – и всё!
Хлеб был с опилками, но такой тёплый, что рука невольно потянулась ещё за одним кусочком, и ещё, и ещё…
Из Петергофа ударила немецкая пушка! Завыла сирена, и люди прижались к стенам домов. Снаряд упал на Невском проспекте. Пронеслись пожарные машины, чёрная гарь заволокла небо. С крейсера на Неве ответили залпами!
- У фрицы! Папа вам всем отомстит!
Но надо было где-то укрыться, и дядя юркнул в какой-то заброшенный подвал. Он решил посчитать сколько карточек у него, но карточек не было. От ужаса дядя решил заесть горе последней, ма-аленькой крошечкой хлеба, но за пазухой осталась только обглоданная горбушка…
- Я не должен жить! С чем я вернусь домой?
Дядя увидел на полу бечёвку, схватил её и привязал к крюку под низким потолком, подкатил чушку, и сунул голову в петлю! И вдруг он услышал голос:
- Не делай этого!
Среди пыльных вещей стоял красноармеец в накинутой на белый халат шинели. Был он какой-то удивительно чистый и красивый.
- Вот здесь – еда! Твой папа прислал. Там и письмо его есть. А карточки твои за дверью – ты уронил их, когда по лестнице вниз сбегал. Никогда больше не балуйся с верёвкой! У тебя ещё должны родиться дети, – а так они не родятся никогда. Посмотри, как через двери светит солнышко! И ты не хочешь его видеть?
Дядя взглянул в щель – и правда, в синем небе сияло золотое солнышко! А когда он обернулся – красноармейца уже не было, но за дверями лежали выпавшие карточки, а на запылённом столе стоял армейский рюкзак, покрытый инеем…
Нужно сказать ещё, что дядя стал художником, и особенно живыми у него получались ангелы…