Слушая Бетховена

Екатерина Бедулина
Высоко-высоко над полем парил белокрылый аист, олицетворяя собой символ благополучия, силы, семьи. Пролетая над ним, он, словно бы пытался крикнуть ему: «Я здесь! Посмотри!». Но только… Он не мог видеть. Это были его мечты.

Они были как светлые облака – нежные, прозрачные, чистые, светлые… Но никак не грустные. Да он и не хотел грустить. Ему казалось, что то, что он лишен зрения – это особое испытание Бога, и что это – особый Дар, который нужно принять.

Говорят, когда Господь чего-то тебя лишает, отбирает что-то, ни в коем случае нельзя грустить, злиться и обижаться… Взамен на это Всевышний наделяет тебя особенным даром, особым талантом и открывает для тебя то, что было бы невозможно, если бы ты имел зрение, слух…

Алексей с самого раннего детства знал, что он – особенный мальчик. Он поначалу не понимал, почему он не видит маму, папу и все, что его окружает. Предметы он узнавал на ощупь, благодаря своим крошечным, ещё не до конца сформировавшимся ручонкам. И чему-то ещё. Какое-то непонятное чувство помогало ему понимать то, что происходит вокруг него. Хотя да, это было сложно.

Например, ты не мог знать, как выглядит эта девочка, которая сейчас играет с тобой. Какого цвета у нее глаза, волосы и какая у неё улыбка… И какого цвета мячик у нее в руках. Но зато мальчик всегда узнавал её по запаху. По динамике дыхания, и, наверное, по стуку сердца.

Когда она была рядом, от неё словно бы исходила странная мелодия. Наверное, именно так выглядела искренность, теплота и душевность. Это было то, чем была наполнена её детская душа.

А мама… Как же хотелось, наконец, взглянуть в глаза этой женщины с чарующим голосом и мягкими, вкусно пахнущими карамелью и чем-то ещё сладким, волосами. Как хотелось словить твёрдый взгляд отца и сказать: «Да, папа!», а не слышать его, зачастую, повышенный голос и понимать, что нужно поступить в этой ситуации как-то по-другому.

Но он не мог видеть…

Яркие краски жизни он видел лишь сердцем. Сердцем, которое таило в себе невероятно красивую мелодию.

Она была схожа с каплями дождя, которые едва-едва касались кожи, она была подобна звуку криницы, игриво протекающей из-под стальных, пропахших сероватым дымом камней.

Она напоминала трели прекрасных птиц. Казалось, будто в его душе – рай. Свой небольшой, но уютный, прекрасный мир.

Высоко-высоко над полем парил белокрылый аист. Пролетая над ним, он, словно бы пытался крикнуть ему: «Я здесь! Посмотри!». Но только…

– Алексей! Лёша!

Парень поднялся с травы, на которой лежал и повернул голову в сторону звука.

– Что, мам? Что случилось?

Он узнал её по лёгким шагам. Она словно бы парила, приближаясь к нему.

В нос ударил приятный запах свежеиспеченных булочек. Его любимых.

– Мама…

Мальчик улыбнулся.

«Наверное; она очень красивая…» – подумал Алексей.

«Да! Да! Красивая!» – кричали сверху птицы, кружась над ним.


– Мам, – неожиданно спросил он, – а если бы тебя спросили, какая музыка у тебя играет в душе, на сердце, что бы ты ответила.

Женщина помолчала минут пять. Затем ласково сказала.

– Бетховен. Когда я смотрю на тебя, я всегда слушаю Бетховена.