Ты соскребёшь меня, с пальцев – бумажным
письмом, розовым лаком, буковкой
в слове /нет/. Перекладными
вагонами, треснутым
траком –
тем, что теряет след – не оглянувшись назад,
в зева пейзажа с мраморной мостовой,
сдавленный голос – застынет
под нёбом адажио и
предвещая
покой, с телом сольётся. С северной стороны,
каждого звука виден казенный пробел –
потухшее солнце. От наготы
недописанных букв,
руки наследуют больше чем прочее тело – но
уступают словам – чаще похожим на
патину на канделябре. Чашей
к весам – будет
девятая буковка, время – зима. Если сожмешь
в руках голос – не разжимай. Губы –
найдут оправдание в статуях,
в линиях век, и
вычитая из полного имени собственный грех,
я становлюсь недвижимым – точкой в
строке – тем, что ладонь, по
ночам прижимает,
к влажной
---
щеке.