Этюд (*)
Этот тихий вкрадчивый голос бормочет в нас от самого рождения, и мы долго его не замечаем, как не замечаем воздух, которым дышим. Потом появляется повод – и мы слышим отдельные фразы, но это слова взрослых, которые он, этот повод, напомнил; и мы не спрашиваем, что пробудило эти слова в памяти. Постоянно возрастающая тревога, которую мы испытываем как фон этих строгих слов, кажется нам страхом наказания. Идут годы, голос совести возвышается до окрика, до крика, до грохота… И, наконец, мы замечаем, что никакие слова на этом фоне не звучат, слова надо придумывать самому. И никакого другого страха нет, кроме страха перед этим окриком. И надо находить не только слова, но и поступок, чтобы крик утих, успокоился до вкрадчивого шепота, невнятного бормотания... А потом мы начинаем вслушиваться в это бормотание.
«Жить в согласии с собой», «жить по совести» означает быстро находить правильные слова для окрика, подбирать текст к той музыке, которую наигрывает совесть. Означает быстро и решительно совершать поступки, которые следуют из найденных слов. Иммануил Кант называл этот текст «категорическим императивом», то есть руководством к действию, приказом. Такую грамматическую форму мы придаем ему сами, потому что только поступок позволяет успокоить свою совесть. Слова нужны для действия.
Совесть мучит нас и за уже совершенные поступки, за наши маленькие и большенькие подлости, браня и стыдя… (Стыд! Мы бы не знали, что такое стыд, если бы не совесть. Перед другими нам бы не было стыдно, только боязно.) Но выговоры совести за совершенные – даже невольно – плохие дела, эти выговоры тоже можно обуздать только действием. Иногда это не удается, и тогда ее непрерывное бормотание становится громче и злее, и в нем уже звучат отдельные слова и обрывки фраз – те самые слова тех самых фраз, которые мы не воплотили в поступок. Сущее не желает быть плохо управляемым.
Казалось бы, для того, чтобы избежать ее окриков, не обязательно всегда делать моральный выбор. Достаточно научиться избегать ситуаций, такого выбора требующих. Так и живет всякий заурядный обыватель, это его modus operandi – избегать нештатных ситуаций. Но это значит – ограничивать свою свободу, свободу действий. «Свобода» – тоже моральное понятие, и совесть не молчит, если ты бежишь от ответственности. Шторм, постоянно звучащий в душе обывателя – это и есть тот шум, который мешает ему полноценно мыслить.
– Итак, ты не хочешь, чтобы тебя мучила совесть, – сказал Хань Юй, – но не в силах этого избежать. Чем прийти к такому выводу, лучше не размышлять вовсе.
Обыватель стоит у кромки прибоя и выкрикивает заклинания – все свои расхожие истины, все соображения практического смысла, но это дает ему только одно: возможность перекричать штормующую совесть. Вот что оно такое на самом деле, «равнодушие обывателя». Когда совесть требует от тебя ответа, самое худшее решение – промолчать. Another brick in the wall. С совестью можно бороться, но это борьба с самим собой. Вероятно, есть множество способов этой борьбы, но все они сводятся к возникновению в душе человека того или иного комплекса. Все, кроме одного: подчиниться. Человек, принявший такое решение называется свободным.
– Нельзя жить в обществе и быть свободным от этого общества, – говаривал, бывало, Карл Маркс. Это правильно. Но быть рабом этого общества тоже нельзя. Я согласен со словами Маркса только в том смысле, что нельзя жить в обществе и избежать морального выбора. Но этот выбор и есть свобода, согласно тому же Марксу. Надо только ее осознать.
Совесть существует независимо от нашего сознания; в этом – и только в этом – смысле она «материальна». Она говорит независимо от нашей воли и нашего желания и даже, как правило, против них. Нельзя заставить ее замолчать, нельзя переспорить. От нее можно отгородиться стеной, но это стена в самом себе. Механизм возведения этой стены описал еще Конфуций: «Ничего не поделаешь! Я не видел, чтобы человек мог, заметив свои ошибки, осудить себя в душе». – «Считать свои желания правильными и стремиться удовлетворить их – таков непременный путь размышления даже мудрого человека», – дополняет картину Сюнь-цзы. Но как ему оправдаться, этому человеку? Только отделив себя от осуждающего голоса совести. Словами, только словами, лишенными души безличными символами, пришедшими извне, из общества как камни для этой стены. У нас у всех под шкурой по бронежилету. Большинство людей не считает свидригайловские сны чрезмерной платой за богатство, роскошь, успех, почет, славу, власть – что там еще? Не торопитесь с выводами. Пусть о цене судит тот, кто видит эти сны, сны наяву, сводящие с ума – и притом очень быстро. За все надо платить. Но в отличие от деловых соглашений, заключенных деловыми людьми и заверенных нотариально, за подлость приходится расплачиваться: неизвестно с кем, неизвестно чем и – самое главное – неизвестно когда.
«Зло» может быть определено как основание душевного дискомфорта. А «добро»?.. Мы еще не все сказали о том, что такое «жить по совести». Совесть требует от нас исправления дурных поступков, вольных или невольных. Совесть предостерегает нас от их совершения. Но это не все: совесть требует также осознания необходимости морального поступка – и его совершения; требует свободы. Выше мы описали (все возрастающий) дискомфорт в душе человека, отягощенного злом своих поступков. Добрые дела также не остаются без последствий; и я уверен, что каждый из нас понимает, что такое «моральный катарсис», сродный вдохновению творца. «Как ярко светит после бури солнце!» Не буду тратить собственного вдохновения зря, лучше ведь не скажешь: «Его прекрасный свет все озаряет и к новой жизни землю пробуждает. Как ярко светит после бури солнце!»
Императивы совести Кант называл «категорическими» не потому, что они строги, неуступчивы и агрессивны – все это правильно, но не потому. Категорией называют основание всего или источник всего. Не только стыд порожден совестью, но и все наши понятия и представления о морали; например, «справедливость». Или – еще более общее представление о «добре и зле», которое в свою очередь порождает целую вселенную моральных ценностей. Что есть добро и зло совесть объясняет нам не словами, а на примерах, возвышая свой голос после злого поступка или перед добрым, успокаиваясь, когда перед нами не стоит никакого (существенного) морального выбора.
А теперь скажите: что я поведал вам такого, чего вы не знаете? Я не смогу рассказать вам всего, что вы знаете о вашей совести, да и зачем? Потрудитесь сами. А я теперь скажу то, что, возможно, будет открытием для большинства читателей. Судя по тому, что мне известно, Кант был первым, кто ясно, прямо и недвусмысленно указал на универсальный характер совести. Да, говорит Кант, совестью обладает каждый из нас в отдельности, но совесть – на всех одна. Моральные оценки разных людей всегда идентичны. Одно и то же обстоятельство все мы оцениваем одинаково – независимо от того, что при этом говорим. Вот именно: «Мысль изреченная есть ложь». Универсальность совести именно поэтому не была замечена до Канта – из-за дистанции между словами и внутренним убеждением. Вовсе не обязательно человек умышленно кривит душой. Слово – общественный феномен, а в обществе мораль подменяется нравственностью, и ее оценки – другие. Но дома, но в тиши…
Для многих эта кантовская идея покажется сомнительной. Эти многие – те, кто не ощутил подлинной дистанции между нравственностью и моралью (почему не ощутил?) Каждому духовному понятию противопоставлен некий симулякр (подделка, эрзац), лишенный духовного содержания, но широко практикуемый в обществе: морали – нравственность, культуре – попса, любви – секс, вере – религия… Вкусы, например, у всех разные, но вкус на всех один. Шведский профессор и колумбийский крестьянин, канадский клерк и бирманский таксист – у всех у них разные вкусы, и нравственность тоже разная. Но вкус и мораль одинаковые у всех. Нравственность – это то, что может нравиться или не нравиться, а мораль мы выслушиваем, почтительно склонив голову и вытянув руки по швам.
Кроме всего прочего, Кант своей максимой универсальности дает нам возможность видеть в душе ближнего, как в раскрытой книге. Достаточно судить по себе, по своим собственным категорическим оценкам – и твердо знать, что ближние все эти оценки необходимо разделяют. Кроме всего прочего, максима универсальности дает нам возможность… (управлять? не то слово) влиять на людей. Если ты озвучиваешь императивы совести, есть полное основание ожидать, что ближние последуют этим императивам. Сделают так, как ты предлагаешь, проще говоря. Потому что в душе каждого из них есть твой союзник, твой адвокат. (Стена между человеческим Я и его совестью бывает очень прочной, но не бывает непроницаемой.) Но только тогда, когда ты сам – адвокат совести; это взаимно.
Так что же такое совесть?
Говорят, что человек обладает пятью органами чувств (на самом деле их четыре, но не будем придираться). Шестым чувством называют интуицию, и это особенное чувство: в отличие от первых пяти интуиция дает нам не ощущения материальных предметов, но ощущение истины. Дает идеи, которые приходят «неизвестно откуда». Абсолютная идея («эйдос» по Платону), которую мы воспринимаем своим седьмым чувством, называется «моралью». Только не спрашивайте меня, где они находятся, эти эйдосы – Истина и Мораль… Я рассказал вам о совести только то, что знаю.
2013
(*) Это редактированный раздел из эссе «Феномен совести»
Источники скрытых цитат:
Конфуций. Беседы и высказывания. («Лунь юй»).
«Сюнь-цзы».
А. Лазарчук. «Солдаты Вавилона».
А. Лазарчук, М. Успенский. «Посмотри в глаза чудовищ»,