Эдвард Вашгерд (Э2рd)
- А что, бабка, так и нет Бога? Одна сплошная химия?
- Что, ты, милок, окстись... не в каженном камне есть огонь Божий…
Диалог на переправе.
В Ы Л А З К А
Приключенческо-краеведческое ретроспективное повествование.
Зелёный патруль
В конце девяностого года было совсем уж неважно. Стало откровенно плохо. Просыпался «бумажный тигр», разбуженный негодяем и предателем горбачёвым. Стране, самой Величайшей в истории, оставалось жить совсем уж недолго. «Экологи» подняли свои грязно-зелёные, драконовы головы и останавливали из корысти ненасытной своёй даже то, что ещё работало неплохо, - артели старателей. И деньги американские они на вертолёты патрульные они находили для этого легко. Работать стало просто негде. Не стало земли работной, сплошные заказники и заповедники, а если и оставался какой клочок тайги, или тундры, то попасть туда можно было, либо через зад автогеном, либо по-браконьерски, по заповедным землям, со всеми вытекающими. Штрафами драконовскими бюджет гибнущей страны было не насытить, вот и гонял этот «умник», голубями «мира» меченый, с новым своим мышленьем по всей стране, шахтёров успокаивать… с бабой своей наглухо прилипшей.
УАЗ песочного цвета с тремя бродягами, инженером, геологом и водилой, вышел в тёмнохвойную тайгу уже в начале октября. Самое-самое было время для рекогносцировки в «поле»: тайга прозрачна насквозь, как тайна вклада в сбербанке, - всё насквозь видно; снег ещё совсем небольшой, тропы чистые, земля талая, вода жидкая, - мыть, пробовать золото на зуб, можно. Бензин был по талонам, а мысли без предрассудков. Касса, какая никакая, у малой экспедиции была, даже в это пустое и голодное время. На подъезде к Восточному Саяну, в Степном Баджее, чудом удалось затариться водкой, что во времена горбачёвской сухой головоломки было совсем не лишним, страна и тайга жили всё ещё старыми, кондовыми понятиями.
До крайней точки грунтовой дороги в Манское белогорье – посёлка Кутурчин, добрались ближе к ночи. Крайний дом Сани Николаева разыскали сразу. Саня был старый, матёрый таёжник и привык к непересыхающим полуночным гостям, а его жене этого было и не объяснить, хотя к соболям и другим дарам горной уймы она относилась вполне благосклонно. Потому-то Хозяин и расположил своих гостей на ночлег прямо в автобусной остановке. Там, в бревенчатой избе, было чисто вымыто, жарко натоплена к утру, к рейсовому автобусу, печь, и лежали сухие дрова. Что ещё надо было скитальцам- путешественникам? По стакану принять и, спать. Завтра ж пахать! Засиделись по-обычаю далеко за полночь за грандиозными своими планами и светлыми мечтами. Со времени свёртывания всех работ на золото в этом районе былые подвиги старых старателей обросли сказками, небылицами, преданиями и откровенным вздором, - золото слово магическое, оно кипятит мозг, особенно тем, кто его и в глаза не видел.
С утра, через Мину, вернулись в Ивановку смотреть последнюю остановленную в крае гидравлику. Её остановили на всём скаку в 1973 году и больше в этом районе золота не добывали, но приискивать уже начали: в деревне стояли геологи из Канска, занимавшиеся разведкой окрестностей Хабайдака. Серьёзного золота, неизвестного дедам, не было. Переночевав в сроднившейся им уже остановке, выдвинулись в верховья Маны, на заброшенный ещё в войну ещё прииск Юльевский. Раньше ведь у Сибирских золотопромышленников было за правило дочерям в приданое прииски оставлять. А Юлия была младшей, любимой дочерью Гадалова, - самого именитого приискателя и мецената в этих краях. Кто же своёй любимой дочери негодное приданое оставит? Тем более у прииска была всей округе известная «Милионная яма», обросшая невероятными байками о крутом приискательском Фарте, как собака репьями. Вот туда-то и устремились приискатели, ведомые охотниками этих мест. У всех был свой интерес: кому металл, кому соболя, - каждому на свой вкус… кому красный арбуз, кому синий картуз. В верховья Маны пошли её притоком – Миной. Причиной такой метаморфозы был страшный, неодолимый Верх-Манский порог, который ни обойти, ни объехать…
Во всепролаз набились плотно: в собачатнике рюкзаки и вещи, в салоне охотники до рыжего золота и соболей седых, всего пятеро. Николаев прихватил с собой верного своего напарника Саньку, мало ли что… По лесниковским «усам», с грехом пополам прошли километров тридцать. УАЗ в умелых руках бывшего ментовского водилы Колчина показывал чудеса проходимости. Границы между наземным и водным транспортом со скрежетом стирались. Наконец всё кончилось – сели в лывине, в Ураловской колее, по самое не могу. Урал отдыхал в соседней яме. Чуть поодаль отсвечивал под трёхсотлетним кедром трелёвочный трактор, - только он мог двигаться дальше по узкой, валунистой долине Мины, или Мамии, кому, как больше нравится.
В два приклада перетаскали всё барахло, облепили трактор, словно десант Т-34, и двинули к перевалу. Прелести передвижения на броне можно опустить, дабы не пропагандировать таёжного садо-мазохизма слабонервным. Крепкая советская техника держала удар. Полпути ползли прямо по руслу реки, переваливаясь через валуны и курумы. У самого перевала в Манскую покать спешились, попили чаю, передохнули и двинулись в гору по ветхозаветной тропе. В тайге и тундре тропы, или путики проложены зверем с допотопных времён и используются людьми, как наследство Матушки Природы. Другим путём просто не пройти. Иногда на тропах ставят тросовые петли на крупного зверя, - это варварство презлое,, негодяйское, - дорога для всех. Закон Тайга! Медведь – Хозяин.
Местные шли в гору споро. Кроме оружия у них были крошечные солдатские «сидорки» - вещмешки с нехитрым охотничьим скарбом и шариком мурцовки: всеми крошками за долгие годы таёжной жизни. Крошки сухарей, мяса, сала, чая и табака, прогорклые от времени скатываются в шарик и, иногда, в лихую годину позволяют выжить в тайге, протянуть до людей. Это святое, заповедное. Если мурцовки не хватило, питайся собственным отрезанным ухом, - может и дотянешь…
Старатели в неподъёмных рюкзаках пёрли в гору ценный пьющийся груз и своё геологическое снаряжение: сапёрную лопатку, лоток, молоток, горный компас и магнит. Ревнаганы на ремнях были нужны на всякий пожарный случай. Водка для сплачивания команды и плавности таёжных рассказов о былом, а снаряжение хитрое, для удовлетворения собственного любопытства. Перевалив в Первую Синечагу носильщикам, словно индейцам на Юконе, стало не в пример легче. В гору бегом, под уклон кувырком. Перешли через меженный уже в эту пору ручей в избу на левом борту, вытарчивающую лишь наполовину из сплошь метровых мхов. По мху и сотни метров не пройдёшь, заморишься, потому тропа это большак, шоссе в тайге, держаться её надо. Отдохнув и попив чаю, принялись осматриваться по сторонам, вкруг избушки. До темноты оставалось часа два, не больше…
Миллионная яма не была ещё в то время до конца замыта паводками, так её хорошо вычистили деды в прежние времена, вручную, почти дочиста обобрали, золота ради. На борту провала валялась беспризорная кованая бадья с коушем - дюймовой петлёй для троса подъёмного воротка, ёмкостью в ендову. На краю бадьи был намертво приклёпан кусок свинца, фунтов на семь. При ударе бадейки о дно ямы, на глубине нескольких десятков метров от поверхности, эта свинчатка опрокидывала ендовку и можно было таким самым нехитрым способом поднять пригоршню золотоносных песков, промыв которую мужику вполне хватало на хлеб и водку, такие в той хавине были содержания металла.
Над ямой виднелись рядком, по второй надпойменной террасе, развалы устьев старинных добычных штолен конной откатки. Работы на Синечаге проводились серьёзные, на протяжённости ручья, что был воробью по-колено, всего в шестьсот метров, по дореволюционным данным, до Первой Мировой войны ещё, было добыто десять пудов учтённого казной золота, - сколько золота «заиграли» не знает никто... Названия троп по ручьям к знаменитому «приску» говорили сами за себя: Могильный, Спиртоносный… Спиртоносы к убогим приискам не ходили. Себе дороже ноги по тайге бить – сами приползут, мученики. Юльевский и Верх-Манская россыпь стояли своим богатством наособицу. Шутка в деле! Работать это место начали в 1833 годе, ещё при казённых приисках, со всей их косолапостью, когда вольным приискателям было строго-настрого запрещено переходить на правый берег Енисея в приискание охального тамошнего золота.
Стало смеркаться, нужно было срочно домой ворочаться. В местах подземных горных работ на золото ходить нужно с большой опаской, что и подтвердил тотчас же старинный добычной шурф, закреплённый без разбежки, всплошную, на века тёсаной кедровой крепью. Медведь, пролаз, вытащил совсем недавно из него марала, загудевшего на его полки по неосторожности. Косолапый лазутчик оставил от благородного оленя только рожки да ножки: девятиростковые рога самца марала он погрыз со скуки так, что в трофеи они уже явно не годились. Встреча с не залёгшим ещё в берлогу топтыгиным в кромешной темноте в репертуар экспедиции никак не входила. В избушке было темно.
Таёжная приснопамятная привычка охотников и геологов, оставлять в ещё тёплой печке-буржуйке растопку на будущий раз, сработала чётко. Одна спичка и, через пять минут, чайник уже затянул свою песню, приглашая бывалых за стол. Наскирдовать нехитрую снедь на стол было делом нехитрым. Солёное сало, сухари, тушёнка и водка, что может быть проще и добротнее для наломавшихся за целый день по привольной тайге мужиков. Молодой Санёк удивил видавших виды старателей донельзя: Он отказался пить вкусную канскую водку наотрез… Достал своё, привычное – этиловый эфир для наркоза. Пил его по столовой ложке, запивая, словно неразведённый спирт водой, редко, но ему хватало. Ложка эфира, по его объяснению, вполне сносно заменяла граммов триста-четыреста водки, а таскать по тайге это зелье не в пример было легче. И никакого похмелья. Резон, конечно, был, но соображать «»на троих» было вернее, тем паче, что бегать в магазин было не нужно – все было под рабочей шконкой.
Разговоров за столом было почище, чем у деипнософистов, кои одно да потому что: от охотничье-промысловых баек, до узкоспециального выяснения всех подробностей устройства изыскиваемой приискателями территории. Сведений на целый проект набралось всего за одну ночь.
Главному инженеру артели «Южная» спалось на вольном воздухе после трудного перехода и принятого «на грудь» неважно. Он угадал как раз на рабочую охотничью шконку, обустроенную по всем правилам таёжной жизни. «Лежанка» была устроена так, что на ней и не полежишь: две, довольно узкие, неструганные доски гораздо разной толщины… Одна «двадцатка», другая «пятидесятка». Так и крутился до рассвета вертолётом с авторотацией, - то на один, то на другой бок. Для охотника всё вполне объяснимо, - ему пахать надо, спать можно только самую физиологическую малость, - охотничий сезон это святое. Для горняка на выезде, другое дело, ему размышлять, запоминать всё надо. Но, как говорится, - «На войне, как на войне». С утра мыли геологические пробы, отгоняя от промывочного лотка примерзающий к буторке лёд. Остались весьма довольны увиденным в уголке лоточка: два жучка, при значка, пыли нет. Охотники с большим интересом внимали всему происходящему. Они в первый раз в жизни видели промышленное золото родной им с детства верхней Маны. Кто бы мог подумать? По золоту всю жизнь они ходили...
На запах золота к ним подтянулись ещё три Кутурчинских соболятника. Кутурчинское Белогорье на Мане велико. Ну, золото, и золото! Что ж с того? Кто чего в тайге добывает. Кто шишку кедровую, кто ягоду царскую, кто корень золотой и маралий, кто самого марала, а кто и оленя северного, неизвестно какими тропами в Саяны попавшего. Медвежатники, маралятники и соболятники наособицу держатся. У каждого ведь своё понятие о работе и богатстве. А вообще, по-правде сказать, выходить из тайги с пустыми руками дурно, хоть чаги домой, в хозяйство набери, а с «пустым ведром» не ходи! – Плохая это в Сибири примета. Саня оценивающе посмотрел на сидор Сапеги, больно уж он был полон. Рядом с вещмешком крутился внук его профессора, суки. Вот уж сука была! Всем учёным собакам – профессор. С нею Саня и горя не знал, завсягда при мягком золоте, рухляди был. Весь Кутурчин ему завидовал и водил своих собак к суке на выучку. Она молодёжь не шибко жаловала, но терпела и учила тупиц по своему: гавкнет особо в сторону, свора туда и рванёт, вроде соболь там. А сука на соседнее дерево, для хозяина уже лает, старается.
- Одно слово ПРОФЕССОР! – Вздохнул про себя Николаев и с ненавистью глянул на своего молодого балбеса, который уж женился, а прокормить себя в тайге так и не научился. Так и сидел всю дорогу у стола пуская слюни до полу, подачки выпрашивая.
В избе Сапега вытряхнул из общего своего сидора десяток соболей и ребята занялись ими. С золотом то ничего не будет, оно верно и в огне и в грязи, а с соболями дело другое… Проквасишь – бросишь.
К ночи, разобравшись по-хозяйству, сели за братину, за общий стол. В тесноте, да не в обиде. Иногда диву даёшься, как умудряются люди расширять пространство. И не тесно им в братнем кругу за бутылкой! Как, например, в кабину «БелАЗа» натолкать семь человек, или в «Запорожец» горбатый девять? Воланд с нехорошей квартиркой отдыхает. Сидели крепко, степенно, с чувством хорошо исполненного долга. Каких только охотничьих местных баек старатели не наслушались, не передать всего. Как уместились за столом, так же разобрались и с ночлегом.
Спозаранку Саня Николаев стал призывно реветь в накрученный ещё с вечера берестяной рог, - марала звать на обед. Марал поорал немного в ответ и смолк, видно навоевался и наженился уже вдоволь, на год вперёд. Решили они с Саньком хоть рыбы к столу добыть. Ушли на Ману. Через четверть часа долину реки потряс мощный взрыв. Откуда у них была взрывчатка, неясно, но добыли они своими военными действиями лишь одного хайруза, граммов на семьсот. Из пушки по воробьям было б, пожалуй, сподручнее. Для такой оравы этот хвост был, что слону дробина. Дёрнули по последней, под малосолку. Хоть и по кусочку, но закусить хватило. Похлёбка из соболей и белок не выручала. Выдвинулись на перевал.
На броне разместились всей толпой и двинули обратно, выручать влипшего по рулевое колесо Урала. Верный старательский УАЗ, на удивление, вышел сам. В районе, как в маралухе, зачиналась новая жизнь…
Голубой патруль
Откуда туповездесущие «зелёные» - крокодилы продажные проведали о планах старателей зайти на Верх-Манскую россыпь было «неизвестно», но полтонны остаточных запасов золота поднялись плавно и зависли в воздухе уже в конце этого года, вместе с нужной охотному народу дорогой в эти глухие места. В газетёнках типа Вечернего Красноярска вышел ряд ангажированных статеек о «негодяях» старателях, жаждавших, во что бы то ни стало, погубить туристическую мекку страны – Ману, двухсутошную от Берети. Писали журфаки, как пили, - запоем. К новому промывочному сезону общественность была нездорово взбудоражена. Власть государева также выдвинула свои требования о проведении кучи нужных и не очень экспертиз и согласований. Золота не взяли с речки ещё ни грамма, а цена его уже взлетала стараниями доброхотов до предела. Мало кто понимает фразу: «Золото, дороже золота», а это явление бывает на месторождениях довольно часто, когда тратится в добычу гораздо больше, нежели выручается. Кто наработался, хоть разок «за пот и усталость», - годик - два задарма отмантулил, по-стахановски, тот только и поймёт, откуда в хлебе дырочки…
Голубые «зелёные» решили бить старальщиков через рыбу белую, что, по их «компетентному» мнению должна была бы издохнуть ещё при проектировании горных работ на Ману. Отвечать горлопанам, конечно, себе дороже, но пришлось – очень научно. Институт «ВостсибрыбНИИпроект» был самой, что ни на есть, крутой в Красноярске рыбной организацией. Дороговаты были его услуги, но не дороже денег, - ИСТИНА - дороже! Договорились провести экспедицию в верховья реки в самую-самую межень, в июле, когда и земляная, - коренная вода, скатилась в Енисей. Счастливые люди ихтиологи! Если уж экспедиция на воды, то летом, без мошки и гнуса, по-светлу, в тепле и добре… Не то, что старателям чумазым, в грязи, по льду и ветру. Да и с транспортом высококомфортным пришлось главному инженеру расстараться: Вертолётом! В места заповедные. В экологический пояс Планеты нашей…
План рыбопознавательной вылазки был по-военному прост и ясен, как в Красной армии: подьём в шесть, - вылет в полдень. Двойкой до Верх-Манского озера, а потом с опробованием всех рыбных мест реки, надувной лодкой 800-й до Верх-Манского страшного порога. Перед порогом встать лагерем и ждать вертолёта. Чего ещё может быть проще? В ПОРОГ НИ-НИ!!! Бойся-бойся и, упаси их Господи, чад неразумных своих, от смерти в пороге неминучей. Лодку и снасти опытные, бывалые во многих экспедициях ихтиологи подготовили тщательно, скрупулёзно, с учётом всего накопленного ими и их предшественниками, в том числе покойными, бесценного багажа знаний.
С аэропорта Северный, славного города Красноярска, в лето того военного года ещё долётывали свои последние деньки и крайние рейсы вертолёты. Всё остальное уже переместилось в Емельяниху и Черемшанку на постоянное место дислоцирования.
Пилот «Двоечки» выделывался по предельной, в такую-то жарищу, загрузке:
- Нет, нет, и нет! – Заявил он заказчику рыбного рейса. – Только триста килограммов… И всё! Сказал он, вытирая маслянистые после завтрака губы, большим и указательным пальцами. Как видно, ему, монополисту «личного» вертака, за счёт оплаченного старателями наперёд рейса нужно было порешать свои многошкурные вопросы в тайге.
Старатель торговаться и выторговывать, вымучивать (от старинного слова мучить, а не от нынешнего жаргонизма - мутить) умел мастерски:
- Да, Ты, что?! Командир… Совесть имей! Какая это ж ЭКСПЕДИЦИЯ в неполном Составе? – Убалтывал виртуозно винтокрылого серафима Главный фигурант будущих дел, имевший много уже бесценного опыта в Авиации. – Бери-ка всех, не бери греха на душу… Пацаны-то у меня – шплинты бесплотные! – Дейл Карнеги поди плакал…
- Шплинты, говоришь… Ладно, чёрт с тобой, валяй…
Горняк отсемафорил рыболовам на край лётного поля и машина со снаряжением и «шплинтами» двинулась на абордаж летучего красноярца.
У видавшего виды пилота малой авиации от увиденного открылся и долго не закрывался его золотозубый рот. Но, живое слово, дороже мёртвой буквы свода лётных правил. Ми-2 потому, наверное, имеет такой номер, что держит перегруз вдвое и не жужжит… Из четырёх «шплинтов» только один пятипудовый мог претендовать на это студенческое звание, трое же других были крупнее. Старатель, со слезами на глазах, проводил винтокрылую машину, ушедшую в горы на еле-еле несущем винте схожим с распускающимся тюльпаном. Шплинты были довольны. На Верх-Манское озеро, прямо к Богу в райский сад, они попали по прямой, никуда не сворачивая, на бреющем, где-то уже через час…
Верх-Манское озеро, безусловно, по исключительности своей, заслуживает того, чтобы о нём рассказать поподробнее:
Расположилось это наикрасивейшее озеро в альпийских лугах Манского белогорья на высоте 1400 метров. Новой катушки ниток не хватает, чтобы достать его дна… Чистейшая снеговая, талая и живая вода в ясный день не шелохнётся, отражая в Космос красоту вокруг него. Вкруг озера летом цветёт всё. Разом. Акониты - Борцы, Чемерица, и Жарки, видимо чтобы разбавить страшные яды первых. Одноцветы и незабудки, черемша, - всего не перечесть. Ещё из-под снега тающего, рано по-Весне, в конце июня, начинают пробиваться первоцветы. Северный олень спускается со снежников полюбоваться этой красотой.
Нынче на озере установили знак из нержавеющей стали: кольцо с памятной надписью «Экологический пояс…». От полноты чувств-с-с… Можно было и простой, железный поставить, - не ржавеет простая сталь там, в принципе! На Юльевском пачка труб многие десятки лет провалялась и, хоть бы хны ей, как столбу железному в Индии. Мистика.
К озеру, по тропе, пешкодралом, с невообразимыми по размеру станковыми рюкзаками поспешают группы иногородних и, даже иноземных туристов. Ихтиологи этого бума дожидаться не стали, и обловив начальную точку своих изысканий, выдвинулись от первоистока Маны – озера первозданного, вниз по долине на лодочке резиновой, 800 килограммовой грузоподъёмности. Лодку для надёжности они ещё в Кырске подшили снизу чехлом их толстенного пожарного брезента и тащили её по практически сухому руслу до воды несколько километров. Куда ж в такой экспедиции без «шплинтов»? Так, с работой, дошли до конечной точки исследований и встали биваком подскока на стрёме, вертолёта ждать, - караулить…
Точно по графику Главный инженер обеспечения, спозаранку был уже в вертолётном отряде первейшим кандидатом на вылет. Погода в городе стояла ужасная: с самого утра жара и смог невозможный, - Солнца не видно. Заводы Советского Союза выходных не ведали. Просидев на карауле до обеда, до отбоя вылета на сегодня, он был вынужден ретироваться не солоно хлебавши. В горах Восточного Саяна встал стеной дождь и, только один Бог знал на сколько дней. Для верховых болот, с которых берут начало и питание практически все наши речки, это благо. Кубометр мха четверть куба воды держит спокойно, и возвращает её потихоньку, не давая речкам пересыхать. От мха этого и вода живая и воздух чистейший – только и пить их. Для работы – напасть. Ну да на людей не угодишь… Пытка ожиданием и телефонными звонками жён ихтиологов длилась четверо суток. Телефон не выдержал, - поменяли на шахтовый, - он железный. В голове грохотал Верх-Манский порог из которого по преданию два крепко-накрепко связанных тросом бревна, выходили строго по-одному… А «шплинты» были молоды и горячи. Дома их ждала работа и молодые жёны. Работы у них, стараниями доброхотов, было хоть отбавляй. И всё за шальные деньги. Рынок! Слабым на деньги и передок завсегда голову сносит…
В пятницу к вечеру вертолётчики сжалились над горняком-страстотерпцем и решились, наконец-то, лететь в горы рейсом 5-й группы сложности, через горы, в условленное место перед самым порогом: прижимом скальным, этой трубой адовой, непроходимой. По трассе полёта погромыхивало и откровенно гремело кругом не по-детски. Для вертушки соседство атмосферного электричества недоброе явление. Удар молнии и всё, - Аминь и, ве-е-е-чная па-а-а-мять! В рот компот и Мать - переимать!!! Летели с опаской, осторожничали. Присаживались по несколько раз, когда невмоготу становилось, глушили двигатели и ждали, когда грозу стороной пронесёт. Отклонились в Канскую покать, в Агинское, на вертолётную площадку тамошнего лесопожарного поста на дозаправку. По кривым дорожкам игр в салочки с грозовым фронтом умудрились сжечь всю горючку досуха. Общались по рации со многими, хотели было уже взад вертаться, но, вдруг, чудом поразъяснело, поразогнало «тучки золотые» в копеечку выливавшиеся. Рейс уже превышал всё мыслимое запланированное время и деньги, но ребят с порога надо было забирать кровь из носу. Уже темнело, когда нашли их крайнюю, последнюю на Мане стоянку. Костровище было ещё тёплым. Ребят не было…
Сколько туристов сплавлявшихся вниз даже на тросовых плотах сгинуло в Мане, под заломами и при более благоприятных условиях не перечесть. Причём туристы те «Манским порогом» называют, на полном серьёзе, перекатик у горки Масленки, где мумиё, масло горное промышляют. А тут-то, - ВЕРХ-МАНСКИЙ ПОРОГ! Не хухры-мухры, какие ни будь…
На вертолётку аэропорта поисковики-спасатели заходили уже с прожектором. Было пасмурно на душе, также, как и в насквозь тревожном, грозовом, тёмном небе. На базе артели в половину двенадцатого ночи раздался тревожный набат телефонного звонка. А чего было старателям ещё ждать?! Чуда? Чудес не бывает! Это усвоили нынче даже школьницы «случайно» забеременевшие. А прошедшим огонь и воду людям сие правило не понаслышке известно. Звонили со станции «Мана», железной дороги Абакан-Тайшет:
- Аллё, - Аллё, - Аллё?! Это картэль старателей «Южный», - Затараторила телефонная «барышня» с коммутатора станции.
- Да… - Устало отвечал вымотанный за прошедшие нелёгкие сутки до последней степени «спасатель». Он ждал самого худшего…
- Не вешайте трубку! Сейчас с вами будут говорить. Передаю трубку доктору…
«Ну, вот и всё. Раз передают трубку доктору ночью, - то дело швах, всё кончено! Надежды нет. Теперь хлопот до конца сезона хватит». – Пронеслось в голове убитого звонком инженера, но трубки он не бросил, а продолжал, по инерции, машинально слушать.
- Анатольич! Мы на станции. Забирай! – Раздались сквозь треск и шум далёкой сталинской связи радостные вопли доктора зоологии, - старшего ихтиолога Рыбкина.
- ??? - !!! - ??? – «А ещё, говорят, ЧУДУ в жизни места нет!!!». – Подумал Старатель и вспомнил Иисуса, по воде в тельняшке рваной ходившего…
- Лечу!!! – Только и нашёлся чего ответить Анатольич, и вылетел из конторы в ночь-полночь, даже без помощи малой свинтопрульной авиации.
Голому собраться, - только подпоясаться. Через четверть часа старательская «хозяйка» - бортовой автомобиль ЗИЛ-130, уже мчал его в Саянские горы за учёными вольной жизнью ихтиологами. Три часа в дороге пролетели быстро. Ихтиологи на шум артельного ЗИЛка вышли из предрассветного тумана, как зомби. Обнялись, пошли к столу. У догорающего костра был готов чай и рыба: местный эндемичный хариус с красными пятнами по бокам. Ихтиологи выяснили его полное биологическое отличие от речного, Манского, - они были разными, как небо и земля, и не перекрещивались. Старатель начислил всем по полкружки и предложил тост:
- Со счастливым возвращением, мужики…
Выпили, крякнули, старатели навалились на некрупного, но очень нежного и вкусного озёрного хайруза, выгодно отличавшегося по вкусу от своих речных собратьев. Рыбоведы на предмет своих изысканий, почему то, смотрели с ненавистью: последнюю неделю они питались одной только рыбой, даже без хлеба… Поняв что к чему, встречающая сторона приволокла из машины «НЗ» - тушёнку, сгущёнку, ржаной хлеб. Учёные оттаяли душой и рассказали наперебой историю своих злоключений:
«Намучились без воды они порядком. Еле-еле допёрли титаническими усилиями, по самое не могу гружёную «восьмисотку» до хоть какого-то потока. Валуны, шивера, стремнины и перекаты, - всё было представлено в верховьях речки в избытке, но дело своё они туго знали и могли. Пройдя исследуемый на составление проекта участок – старинную, прямую, как стрела, дедовскую руслоотводную канаву, они по-графику, как и условились, встали на стоянку у Верх-Манского порога. И тут началось светопреставление: вначале была ГРОЗА. Гроза в тайге дело весьма опасное на открытом месте, а обосновались они на открытой под встречу вертолёта поляне. Мало того, что «капельки» дождя насквозь прошивали брезент палатки, так ещё и страху от Перуна натерпелись вселенского. Когда гроза улеглась – начался потоп. О том, чтобы согреться, или устроить пожёг, не могло быть и речи, всё отсырело напрочь. Так и колотились трое суток под дождём, как мёрзлый хрен об дорогу, вчетвером, в палаточке трёхместной. Бока расположения меняли по команде, отлежали себе всё не хуже паралитиков. На червёртые сутки немного разъяснилось, но вертушки не было. Подумали: «Уж не случилось ли чего у вас?». На пятые сутки решили дойти на лодке до самого-самого порога, перетащить барахло и лодку верхами и идти водой до самой станции…».
- Распределились по штормовому расписанию и двинулись. – Начал свою страшилку Доктор. – Река вспухла до невозможности, скорость течения, как у локомотива. Летим в мыле. Двое по бортам с вёслами, один на шесте, а я, с полугребью какой-то сиротской, на носу, - вперёдсмотрящим. Прём, и свету Божьего не видим. Обломали о стены и шурики вёсла, шест. Совсем худо стало. Ох, выноси нелёгкая. И тут… Вроде бы как стихать поток стал. Так перед порогом всегда бывает, перед самой стремниной лютой. - Главрыба тяжело вздохнул, видимо заново пережив эту увеселительную речную «прогулку», и продолжал:
- Смотрю, мужик, какой-то, в брезентовом дождевике в пол, на берегу стоит с удочкой… Подгребаю и ору ему во всю глотку: «Мужик, где порог этот ваш, мать его, Верх-Манский?!».
- Ребята! Дык, вы ж его проскочили!!! – отвечает рыбак, не переставая таращить на вновьвыплывших, словно на утопленников, большие глаза.
Вот так и кончилась наша вылазка… Непроходимый, непроходимый… Я на Ниагаре рыбу ловил! Подытожил пережитое Рыба.
Свой отчёт «ВостСибрыбНииПроект» выдал вовремя. Не взирая на все трудности: «В Мане рыбы нет!!!» - гласил их учёный вердикт. Так-то!
Голубые-зелёные ажно зашлись своим лаем. Брызгали слюной до умопомрачения. Поразмыслить им было явно не чем. Откуда в руслоотводной канаве может взяться рыба?!! Её там сразу же смоет! Рыбе нужно всё попроще: плёсы, перекаты, валуны и ямы для зимовки. На эти обстоятельства и был сделан расчёт при составлении проекта. За основу проекта было взято восстановление Маны в верхнем течении, как рыбного объекта. Проект был согласован без замечаний…
«Рыбопродуктивность водного объекта прямо пропорциональна величине донного субстрата» - основная идея восстановления малых рек, и это вполне под силу людям нормального цвета, а голубых и зелёных влёчёт «доллар акбар», вот и вся их идея, - двоечников позорных. Берегите Природу, - Мать вашу!!!
Город Норильск. Полдень 26 июля 2016г.
Ясно. Газ сдуло.Миллион на миллион. 17оС