Обнаженная душой и телом. Не достаточно сильная

Марина Чейз
Было холодное осеннее утро.

Серые облака тяжело висели над только что проснувшимся городом, несколько капель дождя ударили по асфальту. Шум приезжающих машин, топот торопившихся людей на работу. И я влилась в серую бесформенную массу рабочего дня.

Слабый прохладный ветер обдувал спину, заставляя кожу покрыться мурашками.

Люблю это время года: печальное, но прекрасное. Загадочное. Осень имеет множество палитр — от синих, прохладных красок до красных тонов, передающие страсть.

Подходя к небоскребу в Бостоне, стеклянные двери автоматически раскрылись, пропуская вперед. Каблуками цокая по кафелю, что эхом отдается в здании, захожу в лифт. И понимаю, что это стало моей ошибкой.

— Доброе утро, Китнисс, — говорит мужчина, растягивая мое имя на слоги. Как же звучит оно в его устах! Так протяжно, словно тягучий мед, так красиво, словно это самое великолепное слово во всем мире.

— Доброе утро, мистер Мелларк.

Заметив мою реакцию, он тихонько усмехнулся. Смотрю на кнопки в лифте, пока движемся наверх. В отличие от меня мужчина вовсе не рассматривал лифт, а разглядывал мое тело, хищно улыбаясь, отчего мне показалось, что атмосфера в лифте стала накаливаться. Одна его рука находилась в кармане черных облегающих брюк, подчеркивающие его стройные ноги, другая приглаживала не уложенные светлые локоны. В такой позе он выглядел чертовски сексуально. Через белоснежную, расстегнутую на две пуговицы рубашку выступал рельеф мускулистой груди. Есть одно «НО». Он мой генеральный директор, создатель этой корпорации, а я его подчиненная, секретарша, да и еще замужняя. Возможно, и у него есть девушка… жена? Об этом я ни разу не задумывалась.

— Ваш этаж, Китнисс, — его голос возвращает на землю из раздумий. Поблагодарив, выпархиваю из лифта. — До скорой встречи.

Долго смотрю на снисходительную улыбку и лазурные глаза, пока дверцы лифта не закрываются, прервав наш зрительный контакт.

На этом и все. Видимся в корпорации редко — он часто уезжает заграницу по делам, связанным с компанией. Сеть компаний расположена большей частью в Нью-Йорке, Бостоне и Атланте.

Уже на моем месте свалена куча бумаг, с которыми нужно разобраться. Счета, отчеты, лицевые чеки. Голова вскипела, готова взорваться на мелкие кусочки, как бомба замедленного действия. Разобравшись, наконец, с бумагами, устало откидываюсь на спинку стула, указательными пальцами потирая виски. От напряженной зрительной работы начали слезиться глаза.

— Чашечку кофе принесите, мисс Эвердин, — подобный тон начальника меня ничуть не удивил. Вечно он не в духе.

Приглаживаю образовавшиеся складки на юбке и иду на каблуках в кабинет, держа в руках чашку кофе. Постучавшись, немного подождала и только тогда зашла внутрь.

Мистер «жирная рожа» вальяжно расселся на кресле. Завидев меня начал бесстыдно разглядывать меня, остановив свой взгляд на моей груди, облизнув при этом свои губы. Меня сейчас стошнит. Поэтому как можно скорее ставлю чашку кофе.

— Вот ваш кофе, — мило щебечу и уже разворачиваюсь, собираясь уйти, как вдруг его рука ложится на мою ягодицу. Вздрагиваю от неожиданности. Не знаю как вести себя в этой ситуации.

Мистер Болл в отличие от Мелларка не вызывает никаких чувств, кроме отвращения. Да и пахнет от него очень неприятно.

— Может, составишь мне компанию, — шепчет он, но выходит не эротически, а пафосно, противно.

Его жирная, потная рука сжимает меня сзади, но пока терплю. Но все же и моему терпению приходит конец. Как только рука забирается под юбку, по внутренней стороне бедра ползет выше, я поворачиваюсь к нему всем корпусом и, не отдавая себе отчета, награждаю пощечиной его смазливую рожу.

Он мгновенно звереет. Лицо приобретает багровый оттенок. Рукой хватает за шею, приподнимая на полом, шипит:

— Оборзела, сучка. Еще раз повторится, будешь уволена к чертовой матери. Поняла?

Пальцы сильнее сжимают шею, несомненно останутся синяки. Пытаюсь издать звук, но не выходит.

— Я еще раз спрашиваю: ТЫ. МЕНЯ. ПОНЯЛА?!

Интенсивнее трясу головой, пальцы разжимаются, и я падаю на пол. Ртом глотаю воздух, потрясено глядя на начальника, но его это забавляет. Встаю с пола, и чуть ли не бегом ухожу из кабинета.
Все оставшееся время я упорно работаю, чтобы закрыться от всего.

К концу рабочего дня, поймала такси и уехала домой.

Уже заходя в дом, на полу вижу раскиданную одежду Гейла. Из его комнаты слышатся громкие стоны девушки. Раньше может быть и ревновала его, устроила бы истерику, но сейчас я иду на кухню, захлопываю дверь и сажусь за стол.

— Как рабочий день прошел, Кис-кис?

Только не это!

Он стоит, облокотившись об дверной косяк, не намереваясь подойти ближе. Не поворачиваюсь к нему, и так знаю, что он в одних трусах. Тогда он одним шагом оказывается возле меня. И в следующую минуту я лежу на полу, пытаясь понять, что произошло. Осознание того, что он меня ударил, снова, приходит не сразу. Его взгляд безумен, руки сжаты в кулаки, а плечи приподняты. Восемь лет в браке дают о себе знать. Отползаю назад, пока спиной не упираюсь в батарею.

Гейл идет в наступление, я прикрываю лицо ладонями, шепча, чтобы меня не трогал. Он естественно этого не слышит, заламывает мои руки за голову одной рукой. Вторую руку подносит к лицу и ведет ей к шее, большим и указательным пальцами больно надавливая на синяки.

— Ну, и с кем успела развлечься? — Щеку обжигает от удара его руки

— Отвечай! — Его трясет от злости. — Сука.

Тут Гейл рвет на мне колготки и приподнимает юбку, затем снимает свои трусы, показывая свое достоинство.

— Нет, прошу, — тихо молю его. Слезы градом текут по моему лицу, всхлипы вырываются из горла, — Гейл, пожалуйста, не надо, не надо…

На последнем слове кричу, Гейл резко входит и начинает двигаться. Пытаюсь оттолкнуть его, но он сильнее прижимает меня к батарее. Ничего не чувствую кроме адской боли внизу живота.

Вот он выходит из меня, кончая мне на живот, и, не удосужившись взглянуть на меня, уходит, оставив меня одну, опустошенную, глотать свои слезы.

Для меня прошла вечность, для Гейла — считанные минуты.

Свернувшись в клубочек, взахлеб глотая слезы, который раз спрашиваю себя: за что?

И еще один ужасный день прошел, оставшись навечно у меня в памяти.